в правильной передаче, свидетельствует о том, что парфянская разведка работала лучше римской{239}; дело тут не в отсутствии соответствующих возможностей у римлян, а в их высокомерии по отношению к парфянам. Послание произвело именно тот эффект, на который и рассчитывал Ород: Красс пришел в бешенство. Парфянским послам он заявил, что ответит их царю в Селевкии. На это глава посольства Вагиз поднял раскрытую ладонь и сказал: «Скорее тут вырастут волосы, Красс, чем ты увидишь Селевкию»{240}. Эти жест вкупе с резким ответом вошли в поговорку и до сих бытуют у современных арабов.
Так как Красс осенью оставил гарнизоны в захваченных городах, ему пришлось идти той же дорогой, что и год назад, ибо, по его собственным словам, он не мог пренебречь бывшими там хорошими солдатами. Из-за этого он отверг совет Артавазда II, который предлагал ему следовать через Армению, где холмистая местность не дала бы парфянам использовать все преимущества своей кавалерии. У Артавазда, разумеется, был свой интерес: при таком маршруте римляне неизбежно столкнулись бы с враждебной ему Атропатеной. Но армянский царь готов был щедро отплатить римлянам, поддержав их большим числом пеших и конных воинов{241}. Когда же Красс его совет отклонил, Артавазд предпочел устраниться и увел 6 тысяч всадников, которые были с ним, восвояси, оставив римлян с парфянами один на один.
У Красса, когда он переправился через Евфрат, было около 42 тысяч человек, включая 4000 кавалеристов{242}. Этому войску противостояли 10 тысяч парфянских всадников{243} (организованных в десять подразделений — «драконов»{244}) под командованием Сурены{245}, которому помогал сатрап Силак; тысяча верблюдов везли за всадниками запасы стрел. Ород же с основной частью парфянской пехоты ушел в Армению, поскольку был уверен, что римляне пойдут через нее, — это было бы во всех отношениях разумно. Но не с точки зрения самоуверенного Красса, который, казалось, совершенно не брал в расчет возможности парфян.
Гай Кассий Лонгин предложил ему идти на Селевкию вдоль Евфрата, но прежде выслать вперед разведчиков, чтобы узнать, каковы силы противника. Но тут в лагерь римлян прибыл царь Осроены Абгар с сообщением, что парфяне спешно отступают и увозят с собой все свое имущество. По сведениям Абгара, заслоны, которые они оставили на пути римлян, дабы прикрыть отступление, были крайне незначительны и командовали ими только два низших офицера. Все это еще более увеличило энтузиазм Красса, и он решил немедленно наступать на Селевкию кратчайшим путем — через равнины Месопотамии. Позднее Абгара обвинили в том, что он действовал по заданию парфян и сознательно толкнул римлян на гибельный путь, однако это позднейшие бездоказательные спекуляции{246}. Как бы то ни было, решение Красса подставило римлян под удар парфянской кавалерии, которой только и нужно было, чтобы противник позволил ей атаковать на равнинной местности.
Сурена, которому тогда еще не исполнилось и 30 лет, был, без сомнения, человеком величайших способностей. Его пребывание в действующей армии было обставлено с восточной пышностью: его личная охрана состояла из 1000 закованных в доспехи всадников, при нем состояло множество слуг и столько наложниц, что только для их перевозки требовалось 200 повозок. Все это было организовано таким образом, чтобы без труда преодолевать огромные расстояния вслед за конницей.
Территорию, по которой пошел Красс, римляне впоследствии в поисках оправдания сокрушительного поражения объявили непроходимой безводной пустыней — дескать, воины Красса были слишком измождены походом, когда им пришлось вступить в бой с парфянами. Но на самом деле на пути легионов было несколько деревень с колодцами. К тому же есть основания полагать, что к 6 мая, когда римляне достигли реки Балих ниже города Карры (Харрана), то есть места, где вскоре состоялось решающее сражение, там еще не успела выгореть пышная после недавних дождей трава.
При приближении к Каррам Красс получил донесение, что парфяне находятся где-то рядом. Его офицеры предлагали дать легионерам отдых и тем временем разведать обстановку, но римский военачальник, увлеченный азартом своего сына, пошел врагу навстречу, ограничившись тем, что дал своим изрядно уставшим людям время на то, чтобы утолить голод и жажду. Римляне двигались широким фронтом, имея небольшую глубину боевых порядков; кавалерия находилась на флангах. Сам Красс командовал центром, один фланг он поручил Кассию Лонгину, другой — сыну Публию.
При виде парфян римляне построились в каре. Они не имели представления о силе врага; во всяком случае, парфяне не показались им ни многочисленными, ни грозными. Сурена пошел на хитрость, приказав заслониться плащами и кожами, и, таким образом, римляне до самого последнего момента не видели тяжелого вооружения парфянских катафрактов. Когда армии сблизились, парфяне, по сигналу Сурены, сбросили кожаные покровы, и, представ перед римлянами под грохот многочисленных литавр в шлемах и латах из ослепительно сверкавшей стали, атаковали их.
Чтобы разобраться в причинах катастрофы, постигшей римлян в этом сражении, необходимо понять, что за силы сошлись в окрестностях Карр. Главной силой парфянской армии была кавалерия, которая подразделялась на два вида — легко- и тяжеловооруженных всадников. Легкая кавалерия вообще не имела доспехов; все ее вооружение сводилось к небольшому щиту овальной формы, мощному сложносоставному луку и колчану со стрелами. Стрелы, пущенные из парфянских луков, пробивали доспехи легионеров. Оружием катафрактов — тяжелой кавалерии парфян — служила длинная тяжелая пика, удар которой мог пробить человека насквозь, а одеты они и их кони были в чешуйчатые доспехи{247}. Чешуйчатый панцирь впервые появился в Иране и быстро распространился на восток, в Китай, но с опозданием проник на запад — он попал в римскую армию значительно позже описываемых событий (и кстати, попал через Парфию){248}.
У воинов Красса таких доспехов не было. Они вообще выглядели полной противоположностью парфянам — пешие солдаты были одеты в доспехи, которые могли защитить от удара меча, ибо предполагалось, что они будут действовать в ближнем бою; каждый имел щит, копье-дрот (пилум) и короткий меч, которым удобно было орудовать в свалке. Кавалерия же была экипирована слабо и к тому же немногочисленна, так как римляне в этом плане привыкли полагаться на союзников. Забегая вперед, скажем, что горький урок, полученный при Каррах, привел к тому, что они стали уделять значительно больше внимания формированию собственных конных отрядов.
Римская пехота была окружена парфянскими лучниками, которые обрушили на нее град стрел. Сообразив, что таким образом их всех рано или поздно перебьют, легионеры сделали попытку сблизиться с врагом, чтобы навязать ему рукопашный бой,