из-за уверенности, что она продолжает дышать тем же воздухом, что и я. У меня задрожали руки, я не мог с собой справиться, дыхание стало прерывистым. Натан протянул мне полный стакан, я залпом выпил и вернул ему. Потом снова сел к роялю и ответил со всей прямотой. И со всем фатализмом.
– Это я умер для нее, Натан.
Глава четырнадцатая
На дороге
Мне пришлось уступить место за рулем. Я больше не могла вести машину, а Лиза не чувствовала себя достаточно опытной, чтобы взять это на себя. Зачем ей дополнительный стресс? Поэтому я согласилась, чтобы к нам присоединились сестры, предварительно заставив их пообещать, что они только довезут нас, а потом уедут. Я понимала, что у моего плана есть определенные ограничения: слишком поздно без посторонней помощи ввязываться в авантюру в компании дочери. Благоприятный момент я уже упустила, и его не вернешь, так что я смирилась. Разве у меня был выбор?
Для поездки нужны были две машины – одна пусть стоит у нас, на всякий случай. Анита выехала первой, чтобы заполнить холодильник и привести дачу, простоявшую больше полугода закрытой, в жилое состояние. Моему ослабевшему организму будет трудно вынести ледяную температуру, которая наверняка держится в доме. Вечер мы пробудем вместе, и хотя мне не терпелось остаться наедине с Лизой, я заранее радовалась четырем часам, которые мы проведем вчетвером. Наша память сохранит образы. А дальше поди угадай? Возможно, Лиза уже без меня вернется туда со своими тетками. Им всем будет полезно освоиться в доме, и пусть сестры введут свою племянницу во владения.
Я полулежала на заднем сиденье Сюзанниного автомобиля и заново переживала ситуацию отъезда, которая оказалась не такой, как я представляла. Ночь выдалась беспокойная, и я проснулась с предчувствием плохого дня, ожидающего меня. Надо воспользоваться дорогой, чтобы максимально восстановиться и, главное, перестать возвращаться мыслями к своему прощанию с Васко. Нам пришлось справляться с множеством противоречивых эмоций, более или менее успешно подавлять их. В его взгляде я прочла то, что ему пришло в голову: “Неужели я вижу ее в последний раз?” Я сразу предположила, что это может быть правдой, и меня объял ужас, я отказывалась мириться с этим. Чтобы нам обоим не погрузиться в пучину, я прижалась к Васко, и он долго не размыкал объятия.
– Желаю вам хорошо провести время, девочки, – прошептал он.
– И не сомневайся.
Он был готов отпустить меня, но я не дала ему высвободиться. Пришла моя очередь прошептать:
– Васко, если вдруг…
Его губы коснулись моих волос.
– Я знаю.
Чтобы больше не думать об этом, я стала смотреть в небо. В своей последней поездке к океану я любовалась облаками, сквозь которые пробивались робкие лучи зимнего солнца. В детстве я, самая младшая, всегда оказывалась зажатой с обеих сторон сестрами: меня сажали между ними. Пока они ссорились, я вертелась, едва не сворачивая шею, чтобы увидеть хоть кусочек небесной голубизны и погрузиться в мечты. Я придумывала разные истории, вслушивалась в звуки музыки, уносилась далекодалеко, в мир грез. Там я ощущала себя свободной, легкой, как перышко. Это было так сладко…
Сегодня у меня было достаточно места, чтобы дремать, убаюканной музыкой и едва слышным разговором Лизы с моей старшей сестрой. Я вновь почувствовала, что плыву, что я как бы не совсем здесь. Никогда не предполагала, что вернусь туда. Только приближение конца вынудило меня набраться смелости. Интересно, услышала бы я этот призыв сама, если бы сестры не стали вспоминать о наших каникулах, а Лиза не надавила на меня? Сейчас я начинала верить, что все-таки да, потому что при мысли, что я снова увижу наш благословенный пляж и удивительное море, на меня накатывала детская неописуемая радость. Я дала себе слово, что буду следить за собой, чтобы суметь еще раз прогуляться по песку в одиночестве, без посторонней помощи.
Пройти с запада на восток вдоль всей бухты, с ее домами и кедрами. Там мне было восхитительно хорошо, именно там я поверила в полное, всеобъемлющее счастье, а потом отказалась от него.
Всякому воспоминанию свое время, Мадлен.
Все последние двадцать лет я неосознанно тратила огромные запасы энергии на то, чтобы все произошедшее не вырвалось на волю из самых дальних уголков моей памяти. Но теперь-то зачем лишать себя воспоминаний? Конечно, возвратятся и сожаления, но я готова пролить немного слез, понервничать, сокрушить, что попадется под руку, но взамен пережить то, что составляло самую большую часть счастливых дней моей жизни. И неважно, что это относится к совсем давнему прошлому. От меня эти воспоминания перейдут к Лизе и обретут новый смысл. Все будет не напрасно.
На восточной стороне пляжа
– Мадлен?
– Мама? Просыпайся… – Лиза погладила меня по бедру.
– Скоро будем на месте, – тихо сообщила Сюзанна. – Мне пришло в голову, что ты не захочешь ничего пропустить.
Прошло несколько секунд, а потом я поняла, где я. Прилив адреналина заставил меня на мгновение забыть о жалком состоянии тела и помог выпрямиться. Уже почти стемнело, но я сразу узнала улочку, по которой мы двигались. Сюзанна притормозила, давая мне окончательно проснуться. Она сделала крюк, чтобы мы смогли подъехать с востока и проследовать к дому вдоль пляжа. Я ловила ее взгляд, чтобы удостовериться, что мы добрались до цели – мы вернулись, подумала я. Она кое-как заставила себя улыбнуться: впрочем, моя сестра невероятно сильная, и ей это удалось. Ее лицо излучало любовь. Чистая и сильная эмоция пронзила мое тело, набежали слезы. Сюзанна протянула руку, и я в нее вцепилась.
– Готова?
Не в силах выдавить ни слова, я ограничилась кивком. Она медленно подышала, чтобы успокоиться, и снова сосредоточилась на дороге, но не отпустила мою руку. Она сопровождала, несла меня. Лиза наблюдала за нами молча и взволнованно, я как будто слышала быстрые удары ее сердца, дочка догадывалась, что переживает важный момент, участвует в нем и разделяет его со мной. Автомобиль неторопливо спустился по улице, я видела все в замедленном темпе, некоторые дома были мне знакомы, другие были новыми или перестроенными старыми – семьи разрастались и здесь, в этих краях, которые, по моим представлениям, застыли во времени. А потом из полутьмы выступил пляж, белая пена освещала сгущающийся мрак, обрисовались скалы, каждый контур, каждый уголок которых был мне знаком. Я смогла бы с закрытыми глазами перепрыгивать с камня на камень.
Изменилось все, и не изменилось ничего.
Это было очень красиво,