– Я не обиделась. Я испугалась. Не говори больше о том, чего нельзя.
– Но как же я буду знать?
– Я тебе скажу: «Нельзя!» И ты перестанешь говорить. Иначе будет плохо.
– Мне?
– Нет. Мне.
Она выглядела крайне озабоченной и серьезной, и я поспешил поклясться, что не буду говорить о том, чего нельзя.
– Хорошо, – милостиво согласилась она. – А как ты попал сюда опять? Раньше никто так не делал. Никто не умел.
– А я умею, – скромно поведал я. – Это не очень трудно. Я думаю, я могу часто приходить. Каждый день.
– Это хорошо. Ну, пойдем играть?
И мы пошли играть. Проходя по коридору, я снова обратил внимание на странные царапины на стене, но спрашивать ничего не стал: вдруг это из разряда «нельзя»? И мы снова прыгали на батуте, а потом, когда мы сидели на его краешке, Суок спросила:
– А почему сегодня мы не целовались? Мне понравилось.
Я осторожно чмокнул ее в щеку.
– Я хочу вот сюда! – требовательно заявила она, подставляя губы.
Я поцеловал ее – по-детски, не раскрывая рта… Нет, мне все это очень нравилось, но я чувствовал себя неуютно. Все-таки довольно маленькая она – теперь мне казалось, что и пятнадцати нет, да и совращать девчонку из сна не очень-то удобно. Вернее, из сна как раз таки удобно, но я ведь лишь «чуточку» во сне. А это совсем другое дело. Хотя я в нее, наверное, влюбился.
Сегодня Суок казалась мне не только младше, но и еще красивее, чем вчера. Я хотел было сказать ей об этом, как вдруг в коридоре, за узкой дверью, что-то загрохотало, словно приближающийся поезд.
– Тихо! – зашипела Суок и прижалась ко мне, закрыв лицо ладонями.
Я обнял ее и стал гладить по худенькой спине, а шум за дверью нарастал, потом пронесся мимо и вроде бы затих в отдалении. На смену ему пришло странное шуршание, словно тысячи больших мотыльков бились в тесноте коридора. Что это? Те, кто царапает стены?
– Что это? – спросил я, приблизив губы к ее уху.
– Не спрашивай! – пискнула она и еще сильнее прижалась ко мне.
Шуршание проскребло по двери, потопталось – как мне показалось – немного возле нее и исчезло там же, куда удалился «поезд». Мы сидели в полной тишине, и я подумал, как, должно быть, страшно здесь Суок. В этом золотистом одиночестве.
– Что ты вообще здесь делаешь? – спросил я, когда Суок отняла руки от лица.
Она ничего не ответила, размазывая по щекам слезы. Поправив свой беретик, Суок спрыгнула вниз с батута и, повернувшись ко мне, сказала:
– Я здесь живу, Валера.
– Давно?
– Всегда.
– Слушай, сейчас я тебя буду спрашивать. Если ты можешь ответить – отвечай. Если нельзя – отвечай: «Нельзя!» Ясно?
Она кивнула. Я спрыгнул к ней и спросил:
– Что такое Золотистый Замок?
– Это… Золотистый Замок.
Кажется, вопрос она не поняла или не могла понять.
– Это здание? Дом?
– Это Замок. Я не знаю, что это такое. Так называется.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Термин, характеризующий чувственное восприятие середины жизни.
2
Весточка – русское слово, употребляемое автором вместо иноязычного «SMS».