— Ваши документы, деньги, все, что вам нужно, с вами? — спросил Рамон. Я пошарил по карманам. Давняя привычка носить авиабилеты, паспорт и кредитку с собой, когда я оказывался в чужой стране, не подвела меня и тем утром. Все было на месте.
— Да.
— Что осталось в вашем гостиничном номере?
— Ничего важного. Только чемодан с одеждой и кое-какие заметки. Еще пара книг.
— Ноутбук?
— Я не брал его с собой, — ответил я, вытаскивая из кармана смартфон. — Этого вполне достаточно.
— Это хорошо, что не таскаете с собой лишнего. Мне с вами повезло, — сказал Рамон, одобрительно оглядывая меня так, словно я был ребенком, с которым его оставили посидеть на выходные.
— Саттон… Он мертв? — спросил я.
— Да. Я проверил. Мертвее мертвых.
— Кто его убил? И зачем?
— Случайность, — сказал Рамон, беря меня за рукав и направляясь на одну из небольших улиц. Мы спокойно шли по городу, словно с нами ничего не произошло. Кот слез с плеча Рамона и следовал за нашими ногами.
— Ничего себе случайность, — удивился я. — Как это так, случайность? Целились в кого-то другого и промахнулись?
— Целились в вас, Кассе, — невозмутимо сказал Рамон. — Они думали, что Саттон сидит за рулем, а там сидел я. Они думали, что человек на месте пассажира — это вы. Насчет меня у них никаких инструкций не было. А вас на заднем диване они попросту не заметили. Задние стекла-то у пикапа тонированные. Вот и вышла ошибочка.
— Откуда вы все это знаете? — спросил я. — И зачем им убивать меня? И кому это вообще нужно?
— А это уж вы знаете лучше меня, — ответил Рамон, в очередной раз сворачивая на какую-то улицу. Я давно потерял направление и не пытался понять, где мы находимся.
— Но в любом случае, — продолжал он, — вам надо быстро убраться из этого города. Хотя бы на время. И мне вместе с вами тоже. Потому что вы, во-первых, один здесь не справитесь. А во-вторых, мне самому давно уже пора отсюда. И вы поедете со мной. В Мексику.
— В Мексику? — переспросил я.
— Да. По дороге что-нибудь решим. Других вариантов уберечь вашу жизнь я не вижу. Скоро они узнают, что промахнулись, и начнут охоту всерьез. И хотя Второй Магистр уже наверняка знает, что произошло, и скоро узнает, кто это сделал, но если и вас пристрелят, никому от этого легче не станет. И возвращаться в ваш номер я вам не советую. Наверняка там уже все перевернули вверх дном. Или сожгли. Или сидят в засаде. Или и то, и другое, и третье.
Спустя два часа мы с Рамоном ехали рядом с водителем в огромном американском грузовике. Грузовик направлялся на юг, в Аризону. Нам предстояло проехать всю страну с севера на юг. «Хорошо, что не за рулем», — только и мог порадоваться я. Фура шла по дороге быстро и ровно. Флажки и брелоки, висящие на лобовом стекле, колыхались на выбоинах. Фигурка мулатки в тростниковой юбке покачивала бедрами и руками на шарнирах. Время от времени Рамон переговаривался о чем-то с водителем по-испански. Водитель посматривал на меня с одобрением. Кот спал на приборной панели и смотрелся плюшевой игрушкой, которой дети оторвали ухо.
— Он почти не говорит по-английски, — сказал Рамон. — И я сказал ему, что вы из наших. Так что в его преданности можете быть уверены. Я этого парня десять лет знаю.
— Из «наших» — это из кого? — спросил я на всякий случай. Думаю, в данной ситуации я предпочитал быть «нашим». Хотя нервы у меня были напряжены, да и вообще все это несколько смахивало на похищение.
— Из компаньеро, — улыбнулся Рамон. При слове «компаньеро» водитель посмотрел на меня и показал оттопыренный вверх большой палец правой руки.
— Си, сеньор, — сказал он. — Сой компаньеро.[7]
— Вы делаете революцию на Кубе? — попытался пошутить я.
— И не только, — серьезно сказал Рамон. — Не только на Кубе. Во всей Латинской Америке. Собственно, это то, о чем я с вами хотел поговорить. И времени впереди у нас навалом.
Кот проснулся и, потянувшись, слез с приборной панели прямо мне на колени. Там он деловито потоптался и лег с таким видом, что я, наверное, должен был умереть от счастья, раз удостоился такой чести.
— Это Хорхе Луис Игнасио-старший, — кивнул на кота Рамон. — Настоящий мексиканский бойцовый кот. Породистый до жути, хотя я давно потерял все его документы и родословную. Мы с ним бродяжничаем вместе уже лет пятнадцать. Цены ему нет.
— Коту? — удивился я.
— А то! Однажды пол-Аргентины прошел за мной, когда меня там поймали и в тюрьму упекли. Лет шесть назад это было. Если бы не он, меня бы так там и удавили, в этой тюрьме.
Кот дернул своим целым ухом, как будто отмахиваясь: пустяки это были, дескать, не стоит благодарности.
— Так, а что вы делаете сейчас? — спросил я. — Предположим, революцию. А причем тут Второй Магистр и «менеджеры»?
— «Предположим, революцию», — беззлобно передразнил меня Рамон. — Все-таки вы, европейцы, никогда не поймете ни мексиканцев, ни кубинцев, ни даже аргентинцев. Даже французы, — кивнул он на меня, — хотя в свое время сами понаделали революций. И весь мир научили делать революции.
— У нас одно дело, — продолжал Рамон. — И у нас, и у «менеджеров». Лучше делать его вместе. Чем больше нас, тем хуже им. Они продают и покупают все и не знают самого банального. То есть они, конечно, слышали, но смеются над этим. Говорят, что продается и покупается все. Сегодня так и есть, но далеко не у всех. Мне сорок три года, компаньеро Кассе, — улыбнулся Рамон. Водитель снова одобрительно показал мне кулак с оттопыренным большим пальцем. — Я пешком и на попутках исколесил всю Мексику, Кубу, Бразилию, Аргентину, Чили и Штаты. Я убивал и еще буду убивать. Я не сентиментальный сопливый тинейджер, воспитанный на фильмах о равенстве, братстве и демократии. И не коммунистический активист, который брызжет слюной, крича с трибуны о единстве трудящихся всех стран. Я простой грязный солдат для черной работы. Сейчас двадцать первый век, но я видел собственными глазами тех людей, чьи дружба и верность не продаются ни за какие деньги. Они существуют, такие люди. Я их знаю. И до тех пор, пока они будут существовать, никаким денежным мешкам нас не одолеть.
— И где эти честные, замечательные люди? — спросил я с недоверием. — Уж, наверное, не в большой политике и наверняка не на тех постах, где они что-то могут сделать.
— Они повсюду. Команданте Чавес, например, — сказал Рамон.
— Президент Уго Чавес? — уточнил я.
— А для вас это недостаточно большая политика? — удивился Рамон. — Вы знаете, Кассе, что такое Венесуэла сегодня? Пороховая бочка. Горячая точка политики. Больное место Штатов.