Читать интересную книгу "Правый руль - Василий Авченко"

У Дёмочки, безусловно, имеется тот главный орган, которым чувствует творческий человек. А технике можно научиться. Я смотрел «Спеца» с наслаждением. Наконец-то, думал я, у современного Приморья появился голос. Дёмочкой даже заинтересовались столичные продюсеры, предложили снять профессиональный римейк «Спеца» в Подольске. Потом всё заглохло. Говорят, Виталий сейчас в Москве. Не сварив каши с московскими кинематографистами, пишет остросюжетные автобиографические романы. Я хочу, чтобы у него получился роман с большим кино. В нашем кино не хватает мяса жизни.

Назову ещё один фильм (вернее — даже два), который тоже воспевает праворульные автомобили, хотя и не имеет никакого отношения к Японии. Это «Золотой телёнок». «Антилопа-Гну», фигурировавшая и в фильме 1968 года Михаила Швейцера, и в наскоро сколоченном сериале Ульяны Шилкиной 2005 года, была праворульной. Внимательно изучив ильфо-петровский первоисточник, я не обнаружил никаких указаний на расположение руля у легендарной машины. Более того, не факт даже, что это был действительно «Лорен-дитрих». Сие следовало лишь из утверждения Козлевича, тогда как на самом деле, чётко указывают авторы, «порода машины была неизвестна». Упорное желание режиссёров представить «Антилопу» праворульной навело наиболее ортодоксальных защитников правого руля (как раз в период показа шилкинского «Телёнка» героически отражавших очередную атаку Москвы) на тревожные мысли. Они решили, что таким тонким образом в фильме непонятно с чьей подачи даётся явный намёк на скорое незавидное будущее праворульного транспорта в России. Ведь судьба «Антилопы-Гну» трагична: «Медные кишочки блестели под луной. Развалившийся кузов съехал в канаву и лежал рядом с очнувшимся Балагановым. Цепь сползала в колею, как гадюка». Удручает даже не сам факт аварии, а то, что Бендер, получив от Корейко миллион, так и не смог приобрести Козлевичу новый автомобиль и лишь привёз ему подержанный маслопроводный шланг.

Если в вышеупомянутых «Риске без контракта» или «Прикованном» правый руль по крайней мере нёс определённую смысловую нагрузку, то в последнее время я начал замечать своим намётанным глазом «наши» машины в самых случайных фильмах, включая вполне бездарные коммерческие продукты. Наугад вспоминаю недавнюю картину «Частник», где в московском кадре зачем-то мелькает такси-«Краун». Железнодорожный сериал «Путейцы», где квадратный «Эскудик», такой был у меня раньше, гонится за поездом. Никакой концептуальности в выборе автомобиля для соответствующих эпизодов здесь не просматривалось и близко. Думаю, это свидетельствует об увеличении доли праворульных машин, пусть она и остаётся небольшой, в автопарке так называемой центральной России. Они стали чаще попадать в кадр просто в силу теории вероятности.

Наряду с кинорежиссёрами внимание столь замечательному явлению оказали и другие мастера культуры. Сатирик Михаил Задорнов (сын певца Дальнего Востока — автора романа «Амур-батюшка», которому установлен памятник в центре Хабаровска) со всем своим сколь искромётным, столь и однообразным талантом красочно расписывал ужасы, якобы случавшиеся с ним в праворульном Приморье. Он доказывал неприморским аудиториям (но мы всё видели по телевизору), что у приморцев от неправильного руля мозги тоже сдвинулись не в ту сторону. Светлейший гений современности телеведущий Владимир Соловьёв сделал ещё более смелое умозаключение о том, что праворульные автомобили покупают люди, поражённые «комплексом Хлестакова». То есть желающие казаться состоятельнее и круче, чем на самом деле.

Году в 2005 к животрепещущей дискуссии стали присоединяться и музыканты. Каждый из них, приезжая во Владивосток, считал своим непременным долгом высказаться по этому первостепенному вопросу. Вячеслав «Танцы минус» Петкун заигрывать с местным населением не стал: «С вашим рулём однозначно надо что-то делать, страшно ездить!» Уловивший главный нерв Приморья Вячеслав Бутусов повёл себя тоньше. На дежурный вопрос местного журналиста о том, как, с точки зрения Бутусова, меняется Владивосток от года к году — внешний облик, улицы там, архитектура, — живой классик русского рока, по своему обыкновению неспешно поразмыслив, ответил: «Вопрос, как я понимаю, не об архитектуре. А о том, с какой стороны должен быть руль». Помолчав ещё, закончил по-наутилусовски загадочно: «Это уже не имеет никакого значения».

По-настоящему поразил меня Михаил Жванецкий, которого я раньше как-то не воспринимал всерьёз. В 2006 году на записи одной из своих передач «Дежурный по стране» он произнёс удивительные слова: «Первые свободные люди в нашей стране появились во Владивостоке. Когда им дали автомобиль — качественный, свободный японский автомобиль. Они заразились свободой от этого автомобиля».

До Жванецкого праворульное сообщество защищали в основном лишь рядовые автолюбители.

Им противостояли бойцы других весовых категорий — от тех же музыкантов и сатириков-пропагандистов до федеральных чиновников, облечённых запретительными полномочиями. Из речей последних следовало, что дальневосточники — какие-то варвары, из упрямства или тупости не желающие приобщаться к благам мировой цивилизации. Например, к новому и современному автомобилю — «Ладе» десятой модели.

Спасибо, Михал Михалыч. Вы увидели, один из немногих с той стороны уральской баррикады, что для постперестроечных дальневосточников правый руль стал категорией философской. До Жванецкого единственным, пожалуй, защитником дальневосточного автомобилизма «с именем» был артист Леонид Ярмольник. Он горячо отстаивал в передаче якобы демократичного и якобы очень умного телеведущего Познера правду приморцев. Наверное, потому, что сам родился в Приморье — на пограничной станции Гродеково.

Глава четвертая

Драгоценный металл

Случайно только то, что этот кофе — растворимый.

Андрей Битов, Владивосток, 20011

— Ты просто слишком часто заглядываешь под капот. Люди на таких машинах годами ездят и не парятся.

Вячеслав, плотный серьёзный черноусый мужик в синем комбинезоне (типичный авторемонтник со знаком «плюс», хоть в рекламе снимайся), мягко, не бросая, защёлкнул капот и стал вытирать руки.

— Сколько я вам должен?

— Нисколько.

Он мог бы легко залечить меня и заработать денег на какой-нибудь ненужной или вовсе мнимой операции. Более того, я был бы искренне ему благодарен. Если человеку после мнимого лечения становится легче, то уже одним этим можно извинить небольшое шарлатанство. Но Вячеслав не стал так поступать — в силу порядочности или из-за нежелания заниматься ерундой.

Он был совершенно прав. С определённых пор я начал испытывать маниакальное беспокойство по поводу состояния моего автомобиля. С тревогой прислушивался к работе подвески, вынюхивал посторонние запахи, беспочвенно подозревал мотор в коварных намерениях подвести меня в самый неподходящий момент — прогоревшей ли прокладкой головки блока, внезапным ли перегревом, подъеденным ни с того ни с сего или попросту выбежавшим на землю маслом. Однажды обжегшись на приобретённом мною (легкомысленно до халатности) убитом в хлам автомобиле, я долго не мог избавиться от беспричинных тревог. Приходилось даже заниматься аутотренингом. «Ничего не случится. Машина в полном порядке. Ни с того ни с сего в ней ничего не может сломаться, — убеждал я себя. — Ты всё услышишь загодя».

Дело, конечно, было не в машине, а в моей мнительности.

Но есть ещё одно обстоятельство. Мне всегда нравилось самому откручивать на заправке пробку заливной горловины бензобака. Вставлять в неё пистолет, внимательно следить за бегущими цифрами литров и рублей на табло, тщательно вытряхивать в бак последние капли топлива, не доверяя этот интимный процесс грубому мужику в спецовке. Когда я дёргаю капот, проверяю уровень масла, прикасаюсь к агрегатам мотора (под своей железной бронёй автомобиль выглядит так беззащитно), мне просто доставляет удовольствие этот процесс общения с машиной. Вот в чём дело.

2

Я не застал сознательным человеком то время, когда во Владивостоке машины меняли на квартиры. Сейчас это кажется такой же легендой, как и рассказы о том, что когда-то квартиры людям давали бесплатно. Наверное, это красивая сказка, такая же, как ковры-самолёты, скатерти-самобранки и лягушки, превращающиеся в прекрасных царевен под извращенческими губами.

Меня нельзя назвать типичным жителем Владивостока. Долгое время автомобили были мне безразличны. Гуманитарий, почти «ботаник», я не дружил с реальным — начиная с дверных замков — и предпочитал ему идеальное. Именно поэтому после школы я попал на гуманитарный факультет вуза и позже пошёл работать в средства массовой информации и дезинформации. На вопрос «Какая у него машина?» я мог по-женски ответить «белая». О баталиях вокруг расположения руля что-то слышал, но навскидку не мог даже сказать точно, с какой стороны должен или не должен находиться этот самый руль. Более сложные вопросы ставили меня в безнадёжный тупик. Услышав про седан, я представлял себе только железнодорожную станцию Седанку в пригороде Владивостока, по легенде названную в честь какого-то допотопного китайца. По-марксистски сказалась и «среда»: в нашей семье машины никогда не было. Сдавать на права по достижении восемнадцати лет, как мои сверстники, я не пошёл.