совершенно белую мышь, которая цепко держалась лапками за ткань и даже не пыталась “свалить”.
Я всем корпусом повернулся к алкашу:
— Судя по Вашему виду, вчера Вы после водки пили портвейн… Это так?
Ответа не последовало, ибо наш алкаш, увидев грызуна, выкатил глаза и с удивлением воскликнул:
— О! Мышь!!!
(Должен отметить, что добрая половина зрителей со своих рядов фокуса с мышью увидеть просто не могла и поэтому после таких слов в нашем передвижном театре без занавеса наступила тишина, нарушаемая лишь гулом мотора).
— Где??? — спросил я, и повернулся к командиру так, что моя правая рука оказалась вне поля зрения алкаша.
Командир снял мышь, после чего я повернулся к нашему “бухарику” и повторил вопрос:
— Где мышь?
Алкаш посмотрел мне на руку и сконфуженно констатировал:
— Хмм… Нету мышЫ…
Я повернулся вправо, как бы ища мышь там, и она вновь оказалась на моём правом рукаве.
Снова поворот влево.
Восторженный возглас алкаша:
— Ха!!! Есть мышА!!!
Исходная позиция, уборка реквизита, поворот влево.
— Хм… Нету мышЫ… Хуня какая-то… — сделал вывод мужчина и, с опаской поглядывая туда, где была мышь, стал жадно поглощать пиво уже без остановок.
Тут у нас образовалась пауза, которую гармонично заполнили звуки струн — это стройотрядовец, сидевший на высоком “троне” кондуктора, расчехлил акустическую гитару с двумя белыми полосками на грифе, вывел вступительные аккорды «ЧАЙФ-овского» хита «Ой-Йо» и тоскливо пропел знакомые всем слова:
C G Am Fmaj
— От старых друзей весточки нет — грустно.
C G Am Fmaj G
Задние ряды дополнили: — А на душе от свежих газет пусто.
C G Am Fmaj
— И от несвежих — невелика потеха, — добавил солист.
C G Am Fmaj G Fmaj Am
— Правда, вот был армейский дружок — уехал… Уехал, уехал! — пропели вместе с ним задние ряды.
C G Am Fmaj
— Ой-йо, ой-йо, ой-йо! — негромко, но синхронно покатилось с разных сторон.
— Ой-йо, ой-йо, ой-йо, — согласился солист и добавил:
— Запил сосед — у них на фабрике стачка,
С чаем беда — осталась одна пачка.
На кухне записка: "Не жди, останусь у Гали".
По телеку рядятся, как дальше жить — достали.
Все хором: Ой-йо, ой-йо, ой-йо.
Ой-йо, ой-йо, ой-йо…
К этому моменту алкаш уже допил всё пиво, и громко, нескладным рэперским речитативом проговорил свою часть:
— Скорей бы лёд встал — пошёл бы тогда на рыбалку!
Тут снова запел гитарист и помог ему, поскольку дальше алкаш то ли не знал, то ли ему тупо “дыхалки” не хватило:
— Чего бы поймал — знакомым раздал, не жалко!
И дальше совсем громко, приятным, хорошо поставленным баритоном чуть ли не в одного пропел:
— Луна появилась и лезет настырно всё выше и выше.
Сейчас со всей мочи завою с тоски — никто не услышит!
(Слова “никто не услышит!” они спели вместе с алкашом).
Следующий куплет, активно работая с залом, солист исполнил уже без аккомпанемента гитары, которую положил в кофр:
— Ой-йо, ой-йо, ой-йо!
Никто не услышит! — раз так пять или даже более того.
К тому времени мы уже доехали до леса, стали осторожно пробираться сквозь плотные кордоны милиции, и тут с нашим пьяным другом произошла странная метаморфоза — он вдруг одичал — подскочил к окну и стал корчить в него настолько угарные рожи, что им позавидовали бы и мартышки в зоопарке…
— Айн-Цвай-Драй! — автобус резко остановился и, пискнув тормозами, с шипением открыл двери…
Бредём мы после этого с ихним командиром через лес к поляне, тащим рюкзаки, и тут он говорит:
— Как-то нехорошо у нас с ним получилось… Завезли в лес и бросили…
— В любом случае, — ответил я, — его состояние лучше, чем, если бы мы привезли его сюда в ноябре. Сейчас же лето, тепло — так что точно не замёрзнет. И с голоду не помрёт.
Должен уточнить и пояснить, что никаких предварительных договорённостей с командиром и отрядом у меня не было, номер этот мы не репетировали — полнейший экспромт.
Вместе с тем всё получилось настолько слаженно, гладко и без “накладок”, что создалось впечатление ровно обратного — как будто это у нас минимум третий прогон. Такой вот удался мне тогда концерт на ходу, а вот затея с «мышами-вытрезвителями» полностью провалилась — крашеная на самой «Знаменке» розовая мышь успешно пугала пьющий народ, но испуг этот продолжался всего несколько секунд, а затем происходил примерно такой вот диалог:
— Сань! Сань… Это…
ТЫ ЕЁ ВИДИШЬ?
— Каво? Мышь?
Розовую??
— Да…
— Конечно вижу!
— Вот и чудненько!!! Давай же выпьем за эту розовую мышь!
Причина провала в том, что на «Знаменке» люди сплошь с высшим образованием (пусть и не полным), а уж они-то в курсе, что две одинаковые “белочки” к двум разным людям не приходят никогда.
Добавлю, что мыши мои тогда стали настоящим украшением стола мероприятия, были они обжаренымканы и обсосаныласканы, а в конце его съедены разошлись по рукам в качестве живых сувениров.
Меня до сих пор ещё спрашивают там — привёз ли я мышей в этот раз?
PS Кадр после всего: Алкаш стоит на фоне зелёного автобуса перед милиционерами (уже без бутылки, руки по швам) и рассказывает им как только что в автобусе белая мышь то появлялась, то пропадала, появлялась и пропадала, как Владимир Шахрин там с ним песни пел, как бутылка водки упала и не разбилась…
— Ага! Мышь? В автобусе? Белая?
— Ну да… — осторожно отвечает алкаш и оглядывается влево.
Следующая сцена уже в психиатрической лечебнице: алкаш описывает вчерашние события врачу. Доктор (с острой бородкой, в белом халате) внимательно выслушал его и спрашивает:
— Скажите, а кто-нибудь ещё, кроме Вас, видел эту мышь?
_____________________________
Поскольку место в тетрадке осталось, то расскажу ещё об одном смешном случае на «Знаменке»:
Суть: в 2015-ом году бензопила у нас с самого начала плохо работать стала — не пилит толком ничего. Цепь затупилась, что ли? Решили заточить и смазать цепь (масло для цепи, кстати, не то же самое, что для двигателя), а затем натянуть её посильней, и так далее.
Заточили, смазали, натянули — вообще пилить перестала. Громко гудит, белым дымом пыхтит на все “пять”, но нам-то ведь не дымовая пушка нужна и не звуки пилы для антуража, а пила. Чтобы ею пилить.
Снова разобрали. Оказалось, что мимо звездочки цепь легла — рядом, на гладкий вал.
Естественно, что никакого движения цепи не происходило.
В третий раз собрали уже правильно и выпилили ею себе мебель, собрали-сбили “стол”, “стулья”.
Причём всё крепко получилось. На