Майерс потер пальцем под красным испещренном прожилками носом и тихо захихикал в бороду.
— Бобл сказал, что он не верит в это и думает, что она просто хотела напугать его ножом. Но Джейми Рой наклонился к нему и сказал на ухо, что он сам бы так думал, если бы не знал, что фрау МакДжилливрей широко известна как изготовительница колбас и сосисок, и сегодня утром он имел счастье попробовать кусочек ее колбасы на завтрак. При этом Бобл стал белее мела, а когда Джейми Рой вытащил колбасу, чтобы показать ему…
— О, Боже, — произнесла я, вспомнив ее запах. Я купила ее вчера у продавца на горе и обнаружила, что она была плохо изготовлена. Разрезанная, колбаса пахла, словно загнивающая кровь, так что есть ее было невозможно. Джейми завернул остатки в носовой платок и положил в спорран, намереваясь или получить возмещение, или запихнуть ее в глотку продавцу. — Понятно.
Майерс кинул головой, повернувшись а Утте.
— А ваш муж, мэм, благослови его душу, Роб МакДжилливрей, настоящий прирожденный враль, очень серьезно все подтверждал, кивая головой и говоря, что ему приходится оставлять свою работу, чтобы настрелять мяса для вас.
Девочки захихикали.
— Па никого не может убить, — тихо сказала мне Инга. — Он даже цыпленку голову не может свернуть.
Майерс добродушно пожал плечами, глядя, как Джейми и Роб пробирались к нам через мокрую траву.
— Таким образом, Джейми дал слово джентльмена защитить Бобла от вас, а Бобл дал слово… э, ну, он сказал, что оставит юного Манфреда в покое.
— Хм, — сказала Утта, выглядя довольно расстроенной. Она нисколько не возражала, если ее посчитают убийцей, и была весьма рада, что Манфред был в безопасности, но была очень расстроена тем, что была подпорчена ее репутация, как изготовительницы колбас.
— Как будто я когда-нибудь делала такую дрянь, — сказала она, презрительно морща нос при виде благоухающего куска колбасы, который Джейми предложил ей для осмотра. — Фу. Ratz Fleisch. [27]
Она отстранила кусок брезгливым жестом и повернулась к мужу, что-то тихо говоря по-немецки.
Потом она глубоко вздохнула и стала собирать своих детей, как курица, квохчущая над своими цыплятами, убеждая их поблагодарить Джейми должным образом. Он немного покраснел от хора благодарственных голосов и поклонился ей.
— Gern geschehen, — сказал он. — Euer ergebener Diener, [28]фрау Утта.
Она засияла ему улыбкой, и он повернулся, чтобы сказать Робу что-то на прощание.
— Какой красивый большой мужчина, — пробормотала она, покачивая головой, когда осматривала его с головы до ног. Потом она повернулась и уловила мой взгляд, который я переводила с Джейми на Роба. Хотя оружейник был красивым мужчиной с коротко стриженными темными кудрями и точеным лицом, он был также тонкокостным, как воробей, и на несколько дюймов короче своей жены, достигая ей только до мощного плеча. Я не могла сдержать удивление, учитывая ее восхищение большими мужчинами.
— О, хорошо, — сказала она и смущенно пожала плечами. — Любофь, знаете ли.
Звучало так, словно любовь была несчастным, но неизбежным обстоятельством.
Я посмотрела на Джейми, который тщательно заворачивал колбасу, прежде чем уложить ее в спорран.
— Да, — сказала я. — Я знаю.
К тому времени, когда мы вернулись к нашему лагерю, Чизхолмы уходили, хорошо накормленные девочками. К счастью, Джейми принес довольно много продуктов от Джокасты, и я, наконец, уселась за еду: картофельные оладьи, намазанные маслом лепешки, поджаренная ветчина и — ура! — кофе, задаваясь вопросом, что еще может произойти сегодня. Времени было достаточно, солнце только что поднялось над деревьями, еле видимое за бегущими темными облаками.
Немного погодя приятно наполненная завтраком с третьей чашкой кофе в руке, я пошла и откинула холст, покрывающий то, что я называла свалкой медицинских запасов. Пришло время готовиться к утреннему приему, нужно просмотреть запасы кетгута, пополнить банки с травами в сундучке, наполнить большую бутыль спиртом и сделать свежие отвары.
Несколько поредевший запас трав, который я взяла с собой, был хорошо пополнен редкими и полезными вещами, которые Маейрс привез из индейских деревень с севера, и взаимообменом с Мюрреем МакЛеодом, молодым честолюбивым аптекарем, который открыл медицинскую лавку в Кросс-Крик.
Я прикусила щеку, подумав о молодом Мюррее. Он разделял отвратительные понятия, обычные для медицины этого времени, и не стеснялся утверждать, что такие научные методы, как пускание крови и прижигание, превосходят устаревшее траволечение, которое практикуют невежественные старухи вроде меня.
Однако он был шотландцем и, следовательно, большим прагматиком. Он кинул лишь один взгляд на мощное тело Джейми и торопливо проглотил более оскорбительные замечания. У меня было шесть унций полыни и банка с имбирным корнем, которые ему были нужны. И он был достаточно наблюдателен, чтобы заметить, что большинство заболевших на горе людей обращались ко мне, а не к нему, и что здоровье обратившихся ко мне улучшалось быстрее. Если у меня были секреты, он хотел их выведать, и я была счастлива поделиться ими.
Хорошо, что у меня оставалось много ивовой коры. Я помедлила над маленьким набором бутылок на верхней полке сундучка. Здесь было несколько очень сильных средств, для воздействия на менструацию: голубой кохош, [29]спорынья и болотная мята — но вместо них я взяла более мягкие пижму и руту, засыпала горсть травы в кувшин и залила горячей водой. Кроме ослабления менструальных недомоганий пижма успокаивала нервы, а более нервную персону, чем Лиззи Вемисс трудно было вообразить.
Я оглянулась на костер, где Лиззи намазывала остатки земляничного джема на тост рядового Огилви, который делил свое внимание между нею, Джейми и тостом, причем большая часть его внимания предназначалась тосту.
Рута была хорошим глистогонным средством. Я не знала, были ли глисты у Лиззи, но многие в горах страдали от них, и небольшая доза этого средства ей не повредит.
Я исподтишка следила за Абелем МакЛеннаном, раздумывая о возможности подлить и в его кофе настой трав. Несмотря на коренастую фигуру мужчины, если судить по его анемичному виду, у него были кишечные паразиты. Хотя, быть может, его бледный вид был связан с присутствием поблизости сыщиков.
Джоан, проголодавшись, снова заплакала. Марсали села и приподняла арисэд, расстегивая лифчик, потом поднесла ребенка к груди, закусив губы. Она вздрогнула и невольно охнула от боли, потом расслабилась, когда потекло молоко.