Читать интересную книгу Измерение кинетического червя - Андрей Николаенко

— Так что твоя программа делает?

— Она разговаривает со мной. Отвечает на любые вопросы. И утверждает, что делает это случайно.

Входная дверь открылась, и вошел Мистер Кофеин с картонными коробками в руках.

— А-а, принес, — улыбнулся Чапаевич. Ну давай, будем готовиться.

Мистер Кофеин кивнул и прошел в подсобку.

— Так вот, — снова обратился к нему Чапаевич. — Где находится твоя программа?

— Эээ… — замялся от неожиданности Петя. — У меня в голове.

— Хитер, брат! — весело сощурился Чапаевич. — Начитался небось чего?

Петя пожал плечами.

— То есть программа — это часть окружающего тебя мира, верно?

— Да.

— И эта часть убеждает тебя своими действиями в том, что она работает правильно.

— Да.

— А весь остальной мир?

— Что весь остальной?

— Ну весь мир. Идет дождик, потом светит солнце, все это происходит случайно, но ровно постольку поскольку это происходит, ты принимаешь это как единственно правильный вариант существования мира.

— А как же мне еще его принимать? — удивился Петя.

— А никак не принимай.

— Ого! Может, объясните?

— Хорошо, объясню. Помнишь нашу матрицу? Так вот в каждый момент мир вокруг тебя и ты сам — всего лишь одно из состояний матрицы, а в следующий момент это будет другое состояние. Твое сознание служит терминирующим фактором хаоса, выбирая состояния матрицы, отвечающие наиболее вероятному — с точки зрения твоего сознания, а следовательно и с точки зрения данного состояния мира! — развитию событий. Хотя событий-то никаких нет. И вероятности никакой нет. Сознание продолжает цикл восприятия, основываясь на мире, где оно же и продолжает цикл восприятия. Как только ты прерываешь цикл, ты попадаешь в матрицу в чистом виде, в быту именуемую хаосом. Но только после этого ты исчезаешь, потому что исчезает твое сознание.

— Тогда какой в этом смысл? Или я что-то воспринимаю и привязан к этому, или меня нет.

— А ты не привязывайся. Если уж тебе суждено постоянно что-то воспринимать, воспринимай то, что хочешь ты, а не то, что тебе навязывается. Переключи канал. Выбери лучший из возможных миров. Будь не падающим шариком, так хотя бы птицей, сечешь?

— Сечь-то секу, — вздохнул Петя, — но только как мне быть птицей?

— Научить? — хитровато спросил Чапаевич.

— Научите, если можно, — пожал плечами Петя. Почему бы и нет.

— Хорошо, научу. Все, по коням. — Игонькин встал из-за стола и пошел в подсобку.

Петя отправился за ним. Виктор-Кофеин уже снорово собирался. Большая коробка с надписью «Dimension Computers» стояла открытой. Внутри нее тускло поблескивали бронежилеты, стволы автоматов и гранаты.

— Ничего себе! — воскликнул Петя. — Откуда это все и зачем?

— Я надеюсь, ты понимаешь, что не мы одни занимаемся статистическим моделированием, — ответил Чапаевич, облачаясь с помощью Виктора в бронежилет. — За твоей программой скоро начнется большая охота. Очень многие заинтересованные силы хотели бы ее заполучить, и тебя вместе с ней.

— А что же мне делать? И что вы собираетесь делать? — растерянно спросил Петя. Приготовления походили на начало настоящей войны.

— Ты пойдешь домой и позаботишься обо всем, а мы позаботимся обо всем здесь. Время у тебя еще есть, мы их задержим и отвлечем насколько возможно.

— Кого их?

— Заинтересованные силы, — ухмыльнулся Чапаевич и с громким клацаньем вогнал рожок в автомат. Виктор возился с коробками, из которых торчали разноцветные провода.

— Но постойте! — Петя ничего не понимал. — А для чего же я работал, и что мне теперь делать с этой программой?

— Ты работал для себя. А программу сотрешь, как только она станет тебе не нужна. Ты все поймешь сам… если сумеешь. Встретимся позже, — ответил Чапаевич, передергивая затвор.

— Где?

— Где надо. Потом сам узнаешь. Пошли.

Они дошли до самого выхода, когда Чапаевич внезапно вернулся в подсобку и принес свое черное пальто.

— На-ка, набрось вот это, чтоб не застудиться.

Петя послушался и надел пальто, хотя и не вполне понимая зачем. Оно оказалось длинноватым.

— А вы как же? — спросил Петя.

— Да мне и в бронике жарко, — махнул рукой Чапаевич. — Витька, заканчивай! Мы с мальцом сходим прогуляемся…

Они вышли из здания и направились к недавно закопанной траншее теплотрассы в Глоховском переулке. Глинистая земля была холодной, но мягкой и влажной. Чапаевич остановился у края траншеи и наскреб руками, не боясь испачкаться, комок глины размером с кулак. Разминая его пальцами, он начал неторопливо говорить, поглядывая на небо сощуренными глазами.

— Я много ездил по стране, Петя. Однажды я на несколько дней задержался в небольшом горном поселке. Там были ребятишки, играющие у дороги. Они лепили из глины вот такие лепешки — он показал Пете толстый плоский диск, который он успел размять пальцами, — и делали в центре углубление, вот такое, — большим пальцем он промял ямку, — так, чтобы дно этого углубления было совсем тонким. Потом они с силой бросали лепешку на землю, углублением вниз, и она громко хлопала. Они смеялись и говорили «ятафоч». Мне стало интересно, и я спросил, что означает это слово. Они засмеялись и сказали, что на их языке это значит «глиняное ружье». И тогда я сделал такой же диск и бросил его оземь…

Он помолчал, взвешивая глиняную лепешку на своей ладони и щурясь на выползшее из-за облаков болезненное солнце.

— И мир взорвался вокруг меня. Я видел его осколки…

— Неужели все так просто? — спросил Петя после минутного молчания. Чапаевич явно был пьян.

— Да, все очень просто. Проще, чем ты можешь себе представить. Попробуешь? — Чапаевич протянул «ятафоч» Пете.

— Попробую… — Петя взял это страшное оружие в руку. Несмотря на всю нелепость происходящего, он все же почувствовал легкое волнение — кто его знает…

— Бросай сильно и прямо, вертикально вниз, — посоветовал Чапаевич.

Петя размахнулся и бросил. Бросок оказался удачным. «Ятафоч» плашмя врезался в асфальт, издав громкий, почти оглушительный хлопок. И… ничего не произошло.

— Ну как? — спросил Чапаевич.

— Ну не знаю… что-то не очень…

— Может, попробуешь еще? — заботливо предложил Чапаевич.

— Нет, хватит, — ответил Петя.

— Тогда пора расходиться, — деловито сказал Чапаевич. — В общем так, ты лучше тут пока постой, никуда не шастай и подожди, мы там сейчас пошумим немного, а как все уляжется, ты сразу добирайся домой и действуй как договорились, понял?

— Понял, — кивнул Петя. — Но вы мне так ничего и не объяснили!

— Нет времени, Петр, нет времени! Я тебе все объяснил. — серьезно сказал Чапаевич. — Ну, бывай!

Он махнул рукой и быстро зашагал назад.

Петя остался один. Некоторое время он стоял, прислушиваясь, но вокруг было тихо. От нечего делать Петя решил попробовать сделать еще один «ятафоч». Он быстро размял комок глины в лепешку и сделал в центре углубление. Постояв немного в раздумии, он бросил лепешку на землю. Хлопок разрываемой глины потонул в гулком грохоте близкого взрыва, плотная волна воздуха из-за домов ударила в лицо, послышался звон разбитых стекол, визг шин уезжающего автомобиля, треск автоматных очередей и вой сирен. Ошарашенный, Петя застыл в неподвижности, прижав руки к ушам.

Вскоре последний звук сирены истаял вдали, и наступила обычная тишина. Петя вспомнил о своем задании. Им овладело то особенное легкое спокойствие, когда не о чем жалеть и нечего хранить. Он пошел по направлению к проспекту.

Подул резкий пронизывающий ветер, и Петя запахнул пальто. Что-то твердое и тяжелое ударилось о его грудь. Он сунул руку во внутренний карман, пальцы его наткнулись на холодную сталь. Петя потянул и вытащил на свет вороненый пистолет — самый настоящий. В обойме было 6 патронов.

Справившись с приступом паники, Петя положил пистолет обратно в карман. После этого он обыскал остальные карманы. Они были пусты, за исключением одного, в котором находился чистый листок синей бумаги и черный маркер.

* * *

Войдя в подземку, Петя немного замешкался. Вестибюль напомнил ему поцарапанный и вылинявший кадр из давно виденного старого кино: мраморные ступени, металлические перила, и неподвижно стоящие вдоль них люди с пачками пестрой бумаги в руках.

Он прошел мимо руки с объявлениями по найму, мимо руки с билетом «Белого Лотоса», мимо руки с картой магазинов, и встал следующим в этой шеренге. Решение было мгновенным и необъяснимым. Достав из кармана синий листок, он прижал его к холодной мраморной плитке стены и быстро написал маркером:

ИЗМЕРЕНИЕ КИНЕТИЧЕСКОГО ЧЕРВЯ

ясный пень д 84 кв 24

Закончив писать, он вытянул листок перед собой, отыскивая глазами в проходящей толпе Петю — того Петю, который должен был стать следующим.