Шекли наклонил голову и в упор взглянул в глаза Волину. Волин выдержал колючий взгляд старого океанолога, не опустил глаз. Наступившая пауза показалась Волину чуть затянувшейся.
- Во всяком случае, он говорил что-то такое... - продолжал Шекли, откидываясь в кресле. - Так вот, господин Павел Дымов, конструктор и начальник "Тускароры", кажется, считает, что рано идти всерьез на большую глубину. Он даже бросил фразу о рекордах... Понимаете - рекорд и все. А я не знаю, нужны ли в науке рекорды... А господин Дымов сказал: "Когда вы - это значит мы, американцы, - догоните нас, мы уйдем еще глубже". Я попытался представить ему нашу точку зрения, но он совершенно парализовал мою оборону цитатами. О, он блестящий эрудит... И дипломат... Да...
- Дымов много знает, - подтвердил Брайтон. - В Мельбурне мы поражались... Он в курсе всех старых и новых работ. Все помнит в деталях. Цитировал с одинаковой легкостью последние статьи наших молодых океанологов, довоенные работы японцев, филиппинцев... Даже Тунга...
- Тунга теперь уже редко кто и вспоминает, - задумчиво заговорил Шекли, не вынимая изо рта трубки. - Да он почти и не оставил печатных работ. Так, несколько заметок на японском языке. Он писал по-японски, хотя родился в Индонезии. Это был удивительно талантливый человек. Я-то знаю... Он стажировался у меня перед войной, кажется, в тридцать шестом году... И вот, представьте себе, коллега, еще тогда он предсказал существование гигантских горных хребтов на дне Тихого и Индийского океанов. Предсказал по отдельным замерам глубины, по косвенным признакам... И как предсказал... Многое из того, что тут нарисовано, - Шекли похлопал ладонью по лежащей на столе карте, - было на его рукописных схемах. А карту-то мы сейчас составляем... И еще - он развивал идею глубинных течений - глубинной циркуляции океанических вод, о которой мы и сейчас почти ничего не можем сказать... Знаем, что она существует, что нельзя валить в океаны радиоактивные отбросы. Но как направлены глубинные течения? А ведь он начал их расчеты... И одновременно был талантливым конструктором...
- Что с ним произошло потом? - поинтересовался Волин. - Его послевоенные статьи мне уже не попадались.
- Он вообще писал мало. Копил материал для какого-то всеобъемлющего труда. И не успел написать... Исчез он при довольно загадочных обстоятельствах в конце войны. Попал к японцам, когда они захватили Индонезию... Тунг был смешанной крови: отец - яванец, мать - японка. Японцы, видимо, посчитали его своим, хотели заставить работать. Что произошло потом, точно не известно... Я во время войны служил на флоте. Мне довелось участвовать в знаменитой филиппинской операции в конце сорок четвертого года. При разгроме Южной японской группировки в проливе Суригао наши огнем и торпедами уничтожили несколько кораблей. С одного японского линкора, выбросившегося на рифы, были взяты полуобгорелые папки со штабными документами. Среди прочих бумаг оказался приговор военного суда. Документ был сильно поврежден, однако удалось прочитать имя человека, приговоренного японцами к смерти: Канатаран Тунг "бывший доктор философии и профессор океанографии", как сказано в приговоре. Приговор датирован концом сентября сорок четвертого года. Вот и все... За что японцы расправились с Тунгом, установить так и не удалось. Да никто особенно и не интересовался подробностями. Часть документа была испорчена, офицеры, подписавшие приговор, погибли в сражении при Суригао. Когда я приехал на Филиппины после войны, о Тунге уже не вспоминали... Если он участвовал в движении Сопротивления и погиб как герой, значит, он принадлежит к числу неизвестных героев. Таких в каждой войне немало...
Косые лучи вечернего солнца заглянули в окно, осветили карту, лежавшую на столе. Волин посмотрел на часы и сказал, что ему пора собираться. Самолет через три часа, а надо еще заехать в гостиницу...
Шекли объявил, что необходимо выпить на дорогу и отправил Тома к экономке за каким-то старым испанским вином. В кабинете наступила тишина. Волин листал записную книжку; хотел еще раз убедиться, не забыл ли о чем-нибудь важном... В конце записей, относящихся к беседе с Шекли, прочитал слово "монета". Волин покачал головой и смущенно улыбнулся.
- Дорогой профессор, - сказал он, доставая из портфеля маленький конвертик, - простите мою забывчивость. Зная, что вы коллекционер, привез вам, в память нашей встречи, небольшой сувенир. Вот он... Найден при раскопках Херсонеса в Крыму. Кажется, третий век...
И он передал Шекли маленькую серебряную монетку.
- О-о, - растроганно произнес старый океанолог, - вдвойне одаривает тот, кто знает, чем одарить! Спасибо... Смотрите-ка, Том, - закричал он, увидев Брайтона, торжественно несущего большой серебряный поднос с бутылкой и высокими бокалами. - Смотрите, что мне подарил наш русский коллега. Это большая редкость... У меня не было такой. Коллега Волин полагает, что это третий век, но мне кажется, монета древнее. Наверное, древнее... Да-да...
И Шекли, позабыв обо всем, принялся рассматривать монету сквозь очки и лупу.
Том налил в бокалы густое вино. Осторожно пододвинул бокал Шекли.
- Да-да, - сказал тот, со вздохом отрываясь от созерцания монеты. Изумительно... Она станет одним из украшений моей коллекции... Однако позвольте! Прежде чем поднимем бокалы, я должен что-то подарить нашему гостю... Что же подарить?
- Помилуйте, профессор, это совсем не обязательно... - начал Волин, почувствовав себя очень неловко.
- Нет-нет, никаких разговоров, - закричал Шекли. - Молчите! Сувенирами всегда обмениваются... О, я уже знаю, что...
Шекли схватил со стола фотографию загадочного крестообразного следа, написал на обратной стороне несколько слов и протянул Волину.
- Благодарю, - сказал Волин, пожимая руку старому океанологу. - Честно говоря, мне хотелось иметь эту фотографию.
- Ну вот, значит, и я угадал, - снова закричал Шекли. - Такие сувениры всегда приносят счастье... - Он вдруг умолк и очень серьезно посмотрел на своих собеседников. - А далеко не все монеты приносят счастье обладателям, продолжал он после минутного молчания. - Чаще они даже приносят несчастье, особенно золотые... У меня есть одна такая монета... Я должен обязательно показать ее вам, коллега Волин, и вам, Том. Вы ее тоже не видели. Выдвиньте крайний нижний ящик секретера, Том, и передайте мне.
Том выполнил просьбу. Шекли открыл ящик, и Волин увидел ряды старинных монет, лежащих в углублениях на черном бархате.
- Вот она, - сказал Шекли, осторожно извлекая из ящика маленькую желтую монетку. - Это тоже большая редкость и, откровенно говоря, нумизматическая загадка. Да-да... Это таинственная монета, господа. В нумизматике тоже есть свои тайны. Это золотая индонезийская рупия середины восемнадцатого столетия. Монета, казалось бы, не очень старая и довольно распространенная... Но... Шекли многозначительно поднял палец, - этот вид рупий чрезвычайно редок. Они чеканились на протяжении всего нескольких лет в султанате Матарам на Яве. У частных коллекционеров и в крупнейших музеях мира имеется лишь несколько таких монет. Все дошедшие до наших дней экземпляры потерты и просверлены - они использовались как украшения. Все, кроме этой. Эта выглядит настолько новой, что вначале я посчитал ее искусной подделкой. Однако это подлинник...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});