опасно. В декабре 1907 года Владимир Ильич по льду переправился в Швецию. Во время перехода через Финский залив он чуть не погиб, едва не угодив в полынью. Через несколько дней в Стокгольме к нему присоединилась Надежда Константиновна. Она добиралась более безопасным путём, по железной дороге, поскольку полиция не искала её столь тщательно, как вождя большевиков, и риск при пересечении границы по чужим документам не был слишком большим.
Супруги прожили в Стокгольме недолго. В начале января 1908 года Ленин и Крупская перебрались в хорошо знакомую им Женеву. Здесь всё уже было привычно и, в отличие от Швеции, не было проблем с языковым барьером: и немецким, и французским оба владели, по крайней мере, на уровне, достаточном для повседневного общения.
Большевик В.В. Адоратский вспоминал, как он в Женеве в 1908 году спросил у Ленина, как бы тот стал действовать, если бы оказался в роли Робеспьера: «…Речь зашла о будущей революции. Уже по опыту 1905 г. было ясно, что ближайшая революция неизбежно даст власть в руки нашей партии. Возникал вопрос, как быть со слугами старого режима. Таким образом, снова, и уже в присутствии самого Владимира Ильича, ставился вопрос о том, каков будет Владимир Ильич в роли «Робеспьера». Владимир Ильич полушутя наметил такой план действий: «Будем спрашивать: ты за кого? За революцию или против? Если против – к стенке, если за – иди к нам и работай». Надежда Константиновна, присутствовавшая при разговоре (мы сидели втроем в комнате), заметила скептически: «Ну вот и перестреляешь как раз тех, которые лучше, которые будут иметь мужество открыто заявить о своих взглядах». Замечание это было, может быть, отчасти, и справедливо, но, тем не менее, Владимир Ильич всё-таки был прав. Так, приблизительно, происходило и в действительной революции, и как же иначе было действовать?»[83]
По свидетельству М.И. Ульяновой, «жизнь в эмиграции с ее сутолокой, дрязгами, нервностью и далеко не обеспеченным материальным положением не могла не сказаться на здоровье Владимира Ильича. Временами у него бывала бессонница и головные боли; нервы приходили в плохое состояние, и порой он чувствовал себя из-за этого совершенно неработоспособным…»[84]
В той же «Иллюстрированной России» другой мемуарист, укрывшийся под псевдонимом «Летописец», в 1933 году в статье «Ленин у власти» (мы к ней ещё вернёмся) утверждал: «Как всякий доктринёр, Ленин больше думал о будущем, чем о настоящем. Но будучи доктринёром, и в этом было отличие Ленина от большинства других доктринёров, Ленин не переставал быть и величайшим оппортунистом, а оппортунизм его сторонниками принимался и выдавался за реализм. Ленин никогда не брезговал никакими средствами для достижения своих целей».[85] В справедливости этого последнего вывода Елизавете К. в дальнейшем пришлось убедиться на собственном опыте, что и привело её к окончательному разрыву с Лениным.
Ленин пытался заинтересовать Лизу входившим в моду в ту пору новым международным языком эсперанто. В начале 1909 года он предлагал выслать ей специальные брошюры об этом языке, отмечая, что на нём говорит уже до 1 млн. человек. Владимир Ильич считал, что эсперанто очень удобно использовать на международных конгрессах. Он отмечал, что язык «благозвучен» и прост – «грамматику можно изучить в несколько часов».[86] Ленин, очевидно, надеялся использовать эсперанто на международных социалистических конференциях, где было бы немало делегатов, особенно из России, не владеющих основными европейскими языками. Он стремился к упрощению сложного, чтобы сделать сложное, в том числе и марксизм, доступным массе. Но Лизе, похоже, это стремление не очень нравилось.
Следующая встреча Виллиама Фрея и Елизаветы К. произошла в Швейцарии уже во второй половине 1909 года. К тому времени произошло знакомство Ленина с Инессой, и чувства вождя большевиков в какой-то момент оказались разделены уже между тремя женщинами: Надеждой Крупской, Елизаветой К. и Инессой Арманд.
Сохранился рассказ большевички Елены Власовой о встрече Ленина с Инессой Арманд. Власова, знавшая Инессу по совместной работе в Москве, была поражена происшедшей в ней перемене: «В мае 1909 года я её снова встретила уже в Париже, в эмигрантской среде. Первое, что у меня вырвалось при встрече, это возглас: “Что с вами случилось, Инесса Фёдоровна?” Инесса грустно ответила: “У меня большое горе, я только что похоронила в Швейцарии очень близкого мне человека, умершего от туберкулёза”. Глаза Инессы были печальны, она очень осунулась и была бледна. Я поняла, что об этом больше говорить не следует, – Инесса страдает… Встреча эта произошла в одном из парижских “кафэ”, где собиралась наша группа. Началось собрание. Владимир Ильич делал доклад. Инесса уже всей душой была здесь».[87] Вероятно, в тот момент и зародилось её чувство к Ленину. Но долго встречаться им в тот раз не пришлось – осенью Инесса уехала в Брюссель, где поступила в университет. Через год она получила диплом лиценциата экономических наук – что-то близкое нашей нынешней степени кандидата наук. Вернувшись из Брюсселя в Париж, Инесса посещала Сорбонну, а в Берне, в первые месяцы после начала Первой мировой войны, у неё даже возникла мысль написать докторскую диссертацию. Однако занятость революционной работой заставила её забыть о научной карьере.
Когда в ноябре 1909 года в Брюссель на заседание Международного Социалистического Бюро прибыл Ленин, их знакомство с Инессой получило продолжение. По его рекомендации летом 1910 года Арманд переехала в Париж. Они вместе с Лениным преподавали в партийной школе в Лонжюмо летом 1911 года, и между ними постепенно возникла любовь.
Судя по донесениям полицейской агентуры, обильно представленной среди слушателей школы, лекции Инессы в Лонжюмо на тему «История социалистического движения в Бельгии» не пользовались популярностью, так как она была слабым лектором.
А вот какое описание внешности Арманд оставила полицейская агентура: «Инесса (партийный псевдоним, специально присвоенный на время преподавания в школе) – интеллигентка с высшим, полученным за границей, образованием; хотя и говорит хорошо по-русски, но, должно думать, по национальности еврейка; свободно владеет европейскими языками; её приметы: около 26–28 лет от роду, среднего роста, худощавая, продолговатое, чистое и белое лицо; тёмно-русая с рыжеватым оттенком; очень пышная растительность на голове, хотя коса и производит впечатление привязанной; замужняя, имеет сына 7 лет, жила в Лонжюмо в том же доме, где помещалась и школа; обладает весьма интересной наружностью».[88]
Здесь перепутано очень многое. Инесса, как мы знаем, – это паспортное имя нашей героини, а не партийный псевдоним. Другое дело, что товарищи по партии Инессу (при рождении она была крещена в англиканство как Инесса Елизавета, но в России ее называли по первому имени) Фёдоровну Арманд