Но отозвался внешне спокойно:
– Зачем вы меня оскорбляете?
– Нет, я не оскорбляю: я констатирую. Есть демократы, есть монархисты, есть фашисты. Если вы готовы отбраковывать людей в трехлетнем возрасте, то как это назвать?
– Я не отбраковываю. Я принимаю людей с недостатками, даже злодеев, как данность. К тому же, – бешенство пригасло, хотелось продолжать разговор, сказать что-то такое, что знакомым людям я не скажу, – к тому же мне такие люди необходимы.
– Для чего?
– А о ком мне писать, если они исчезнут? Литература стоит на том, что описывает человеческие пороки.
Бизнесмен совсем невесело засмеялся:
– Отлично! А мы этого не учли! М-да, – оборвав смех, он произнес серьезно: – Я готов заплатить сто тысяч долларов, чтобы найти тех, кто бы сформулировал кодекс, создал комплекс правил – и не могу. Что же это такое происходит с людьми?!
Сто тысяч долларов вернули меня из болтовни в неблагополучную реальность. Неблагополучную для меня и моей семьи. Сто тысяч долларов – это больше, чем самая денежная литпремия России, которая мне к тому же не светит!
– Что нужно конкретно делать? – спросил я.
– Обосновать, почему человек должен быть честным, поступать справедливо, думать о других, хорошо делать свое дело, – Игорь Алексеевич взял одну из толстых книг. – Вот «Жизненная конвенция». В нее входят разделы: «Безупречная общность», «Добродетельное соучастие», «Внутренняя гармония»…
Черт меня дернул ляпнуть:
– Вот видите, у вас же все есть.
– Ничего еще нет! – вскричал бизнесмен и открыл книгу, полистал – и я увидел, что все несколько сотен страниц пусты.
Заметив мой недоуменный взгляд, он объяснил:
– Есть архитектура, а наполнения пока нет. Его и предстоит создать.
Я представил себя сидящим над этой книгой и заполняющим белые страницы умными, безупречно умными и абсолютно правильными мыслями. Создающим обоснование для идеальной общности людей, прочитав которое, миллионы индивидов сольются в этой общности.
Внутренняя гармония…
Меня замутило.
То ли от грандиозности труда, то ли от тяжести его. Бывает, пронесешь слишком тяжелую сумку, и начинает подташнивать.
Так и сейчас.
– Но ведь, – вспомнил я, – есть Новый Завет, десятки учений, в которых уже сказано, как стать правильным…
– Вы о религии? Нет, это не наш путь. Любое религиозное течение по сути своей агрессивно, Иисус Христос на самом-то деле – очень жестокий человек. Он не терпел компромиссов. Призывал разрушать семьи, если кто-то из членов не следует за ним… Мы этого не хотим.
– Извините, но ведь невозможно, чтобы все люди присоединились к вашему комплексу… конвенции то есть…
– А мы считаем, что это возможно. Впрочем, мы с вами пошли по второму кругу. Что ж, жаль, что вы не верите в наше дело. К сожалению, мы в вас ошиблись.
– Желаю успеха, – сказал я с усмешкой, поняв, что разговор закончен.
Бизнесмен дернул головой.
– Не надо так с нами, – в его голосе послышалась угроза.
– В смысле?
– Не надо иронии. Здесь собрались очень серьезные ребята.
– Да какая ирония…
– Все, я вас больше не задерживаю.
Я встал и пошел к дверям.
Игорь Алексеевич поднял трубку телефона и стал нажимать кнопки на корпусе. Мне стало страшно: сейчас скажет там кому-нибудь, что я ему, крутому, нахамил, велит разобраться…
От этих «серьезных ребят» можно ожидать чего угодно.
Хотел вызвать лифт, но увидел зеленый указатель с бегущим человечком. Спустился по лестнице на два этажа и тогда уж поехал на лифте. Но чувство, что сейчас меня подхватят за руки и поведут куда-то, росло.
Выбрался из здания и, даже не покурив, рванул в торговый центр.
Затеряться…
Я убеждал себя, что ничего со мной не сделают, и умом соглашался, а сердце колотилось, ноги дрожали.
Пот щипал спину.
– Связался, блин, – шептал я дрожащим голосом. – Сто тысяч долларов! Получай теперь…
Тогда я не мог понять, почему нахожусь в таком состоянии, чего так испугался до паники. Лишь позже осознал, что это сработала самозащита. За страхом погони я пытался спрятать страх потери такой выгодной работы.
Ну, не сто тысяч, конечно, но за тысячу баксов в месяц можно было попытаться чего-то поделать. И хоть я до сих пор не понимаю, что именно от меня хотели, думаю, постепенно бы разобрался, втянулся…
А если не разобрался, ушел бы через два-три месяца.
Что бы я потерял?
Нет, может, и потерял бы…
Конечно, каждый начинающий писать наверняка втайне считает себя учителем – хочет рассказать, как надо и как не надо. Потом уж для большинства это становится профессией, способом зарабатывания денег.
Но когда проповедуешь открыто…
Начнешь проповедовать – и вполне реально, что в мозгу что-нибудь перемкнет, и все, станешь посмешищем. Львы Толстые и Солженицыны на каждом шагу не встречаются. Да и на их счет есть разные мнения…
Нет, лучше путаться, чем учить.
Лучше так.
Призрак хлеба и воды не заключил семью в холодные липкие объятия – подвернулась халтурка, принесшая приличную сумму, затем зажурчали тонюсенькие, но спасительные денежные ручейки.
И все же часто я вспоминал о том упущенном шансе, слышал голос Игоря Алексеевича: «Я готов платить сто тысяч долларов», – и меня скребло нечто вроде раскаяния.
– Нет, не надо раскаиваться, – убеждал я себя. – Правильно отказался. Правильно, что ему нахамил! Это было искушение. Нас, таких, часто искушают.
И гордо приподнимал подбородок.
А где-то за спиной шелестело: «Точно ли – искушение? Или ты просто дурак?»
Признаться, я до сих пор не отделался от этого шелеста.
Маленькая смерть
Семен Злотников, драматург, режиссер, киносценарист, прозаик
Ни сном ни духом не помышлял о судьбе литератора. Но в детстве однажды проиграл товарищу спор, элементарно не сумев написать четырех строчек в рифму. С тех пор, уже в споре с собой, он сочинял стихи, пьесы, романы. Бывало и легко, и трудно, и невыносимо. Но было – счастливо! Вот оно как получилось: проиграл спор, а выиграл Жизнь!
* * *
Как-то так отчего-то сошлось, что почти в одно время я похоронил отца, потерял собаку, поссорился с другом и ушел от жены.
Вдобавок в одном из арбатских дворов мне разули колеса, взломали машину, забрали одежду, какую имел, старый портфель с документами: паспорт, военный билет, водительские права, сберкнижку, членский билет Союза писателей СССР, дневники, подборку юношеских стихов, письма любимых друзей и женщин, хранимые мной пуще зеницы ока… плюс черновик неоконченной пьесы: «Уходил старик от старухи».
Удары судьбы, скажем так, пришлись мне под дых, ниже пояса и против ожидания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});