Читать интересную книгу Роковая музыка - Терри Пратчетт

— Но тебя никак не отнесешь к молодежи, — вырвалось у Сьюзен.

— Знаешь, пока что меня оттуда не выгоняли, — сварливо отрезал Альберт.

Сьюзен почему-то не усомнилась в правдивости его ответа. Что-то в Альберте говорило о силе и выносливости, а его тело походило на сжатый кулак.

— Он мог создать что угодно, — как будто про себя произнесла Сьюзен, — но некоторых вещей он не понимал. Например, сантехнику.

— Вот именно. Пришлось тащить водопроводчика из Анк-Морпорка, ха, тот сначала заявил, что может приступить к работе только в четверг на следующей неделе, но с хозяином так не разговаривают. Кстати, никогда не видел, чтобы водопроводчик работал так быстро. А потом хозяин заставил его все забыть. Он любого мог заставить забыть. Любого, кроме…

Альберт вдруг замолчал и нахмурился.

— Впрочем, с этим придется смириться, — сказал он чуть погодя. — Но, кажется, у тебя есть право. Ты, наверное, устала. Можешь остаться здесь. Комнат хватит.

— Нет, мне нужно туда, обратно! Если к утру я не вернусь в школу, у меня будет куча неприятностей и…

— Здесь существует только то Время, которое приносят с собой люди. События сменяют одно другое. Бинки отвезет тебя именно в тот момент, из которого забрала, если ты того хочешь. А пока можешь погостить у нас.

— Ты сказал, что образовалась дыра и меня в нее засосало. Что ты имел в виду?

— Тебе стоит чуток поспать, — ответил Альберт.

Смены дня и ночи здесь не существовало, и сначала, только появившись здесь, Альберт испытывал некоторое неудобство. Клочок земли, на котором стоял особняк Смерти, заливал яркий свет, однако небо было темным и усеянным звездами. Смерть так и не понял, в чем смысл разбиения Времени на сутки, и устраивал смену дня и ночи, только когда к нему наезжали гости с Плоского мира.

Постепенно Альберт привык и теперь ложился в постель, лишь вспомнив, что неплохо было бы и поспать.

Сейчас он сидел у свечи и смотрел в пространство.

— Она помнит ванную, — пробормотал он. — Знает о том, чего видеть не могла. И рассказать ей об этом никто не мог. Ей передалась его память. Она созрела.

— ПИСК, — заявил Смерть Крыс. По ночам ему нравилось сидеть у огня.

— Когда в прошлый раз он ушел, было много проблем. Люди перестали умирать, — сказал Альберт. — А в этот раз они умирать не перестали. И лошадь сама пошла за ней. Пустое место было заполнено.

Альберт смотрел в темноту. В возбужденном состоянии он непрестанно что-то пережевывал или посасывал, словно пытался достать засевший кусочек пищи из дупла зуба. Вот и сейчас он издавал звуки, будто испорченный парикмахерский фен.

Он уже и не помнил свою молодость. Много тысяч лет прошло, а ему до сих пор семьдесят девять. Время в доме Смерти было ресурсом многократного использования.

Впрочем, он смутно осознавал, что детство — достаточно хлопотный период жизни, особенно в последней своей части. Лезут всякие неприятные прыщики, тело будто бы живет собственной жизнью. И.о. Смерти — не лучшая должность для этого возраста.

Но суть, ужасная и неотвратимая, состояла в том, что кто-то должен был исполнять эту работу.

Смерть — это общественная должность. Нельзя быть Смертью от сих до сих. Тут все как при монархии.

Если ты — подданный монарха, стало быть, твоей жизнью управляет монарх. Все время, то есть постоянно. Спишь ты или бодрствуешь. Чем бы вы (ты и монарх) ни занимались.

Таковы общие условия ситуации, правила игры, если хотите. Королева не приходит в твое жилище, не хватает стул и пульт дистанционного управления телевизором и не сообщает тебе, что у ее величества пересохло в горле и неплохо бы ее величеству выпить чайку. Нет, монархия — это как гравитация. Единственная разница — при монархии кто-то должен сидеть на самом верху. Особо напряженной работы тут не требуется. Но этот кто-то должен там быть. Просто быть.

— Она? — спросил Альберт.

— ПИСК.

— Сомневаюсь, — покачал головой Альберт. — Я думаю, она сломается. Точно сломается. Нельзя быть смертным и бессмертным одновременно. Это противоречие разорвет тебя пополам. Мне почти жаль ее.

— ПИСК, — согласился Смерть Крыс.

— А ведь это еще не самое плохое, — продолжал Альберт. — Подожди, вот когда к ней действительно вернется память…

— ПИСК.

— Слушай, — сказал Альберт. — Отправляйся-ка ты на поиски. Причем немедленно.

Сьюзен проснулась и огляделась по сторонам. Интересно, сколько времени?

Рядом с кроватью стояли часы, потому что Смерть знал, что они должны там стоять. Часы были щедро изукрашены всякими черепами, костями, омегами — и не работали. Работающих часов в доме не было, за исключением тех, что стояли в холле. Остальные, оказываясь в царстве Смерти, мгновенно впадали в уныние и останавливались, либо у них мгновенно кончался завод.

Комната Сьюзен выглядела так, словно в ней еще вчера кто-то жил. На туалетном столике лежали расчески и какие-то разрозненные предметы косметики. На вешалке за дверью висел халат с кроликом на кармане. Однако впечатление было бы куда более приятным, если бы это был действительно кролик, а не его скелет.

Сьюзен покопалась в ящиках. Вероятно, эта комната принадлежала ее матери. Тут было слишком много вещей розового цвета. Сьюзен ничего не имела против розового цвета в умеренных количествах, но здесь его было просто засилье, поэтому она надела старое школьное платье.

Она решила, что самое главное сохранять спокойствие. Логическое объяснение всегда найдется, даже если его придется придумать.

— ПИШК.

Скребнув когтями, на туалетный столик приземлился Смерть Крыс. Потом он вытащил из челюстей крошечную косу.

— Думаю, — медленно произнесла Сьюзен, — мне пора возвращаться домой, но все равно спасибо.

Смерть Крыс кивнул и снова прыгнул.

Опустился он на самом краю розового ковра и быстро побежал по темному полу.

Когда Сьюзен сошла с ковра, грызун остановился и одобрительно кивнул. Ей снова показалось, будто бы она выдержала какое-то очередное испытание.

Она последовала за Смертью Крыс в холл, оттуда — в дымную пещеру кухни. Там, склонившись над плитой, стоял Альберт.

— Доброе утро, — сказал он скорее по привычке, чем в качестве подтверждения времени суток. — Хочешь жареного хлеба с колбасой? Потом будет каша.

Сьюзен посмотрела на шипевшую в огромной сковороде массу. Это было зрелище не для пустого желудка, хотя оно вполне могло сделать его таковым. А трагическая судьба яиц, попадавших в руки Альберта, заставляла слезы наворачиваться на глаза.

— А у тебя мюсли нет? — спросила она.

— Это такой сорт колбасы? — ожидая подвоха, спросил Альберт.

— Это орехи и крупа.

— А в них есть жир?

— Нет, насколько мне известно.

— Как же тогда их жарить?

— Их и не надо жарить.

— И это ты называешь завтраком!

— Завтрак не обязательно должен быть жареным, — нравоучительно промолвила Сьюзен. — Вот ты упомянул кашу, ее ведь тоже не нужно жарить…

— Почему нет?

— А вареное яйцо?

— Кипячение убивает не всех микробов и…

— СВАРИ МНЕ ЯЙЦО, АЛЬБЕРТ.

Вскоре эхо от ее слов стихло. «Ничего себе у меня голосок появился», — подумала Сьюзен.

Половник выпал из руки Альберта и со звоном упал на плиточный пол.

— Пожалуйста, — добавила Сьюзен.

— Ты говоришь, совсем как он.

— Впрочем, не трудись. — У нее заболела челюсть. Новый голос испугал ее сильнее, чем Альберта. В конце концов, это ведь был ее рот. — Я хочу домой. Мне пора возвращаться.

— Ты и так дома, — возразил Альберт.

— Здесь? Но это не мой дом!

— Да? А что написано на больших часах?

— «Слишком Поздна», — машинально ответила Сьюзен.

— А где находятся ульи?

— В саду.

— Сколько у нас тарелок?

— Семь, — вырвалось у Сьюзен, прежде чем она успела заткнуть себе рот.

— Видишь? По крайней мере часть тебя находит этот дом знакомым.

— Послушай… — Сьюзен попыталась воззвать к благоразумию, надеясь в этот раз на больший успех. — Возможно, он действительно существует… ну, этот, ты понимаешь, но во мне нет ничего особенного… То есть…

— Да? А почему лошадь тебя знает?

— Пусть знает, я — нормальная девушка…

— Нормальные девочки не получают в подарок на трехлетие набор «Барби катается на Бинки»! — рявкнул Альберт. — Но твой отец не позволил тебе в него играть, чем очень расстроил хозяина. А он так старался.

— Я имею в виду, что я — обычный ребенок и…

— Послушай, обычные дети получают на день рождения ксилофон. А не просят дедушку снять рубашку!

— Ну и что с того?! Я же не виновата, что у меня такой дед! Это нечестно!