На рынке Серкан выбрал рабыню подешевле, вздыхая про себя, что служба повелителю, а особенно желание отличиться ведут к таким расходам. Две сотни акче за невольницу! Еще и свои пришлось доложить… А невольница-то не так уж и молода да и не слишком красива. Но плечи у нее широкие, зубы все целы – Серкан сам проверил, задирая женщине губы, как лошади, да и цвет лица ровный, кожа гладкая, бедра тяжелые, а груди – как дыни на бахче. В общем, и к грубой работе годится, и рожать еще может. Продавец сказал, что невольницу эту какой-то бей из гарема своего выгнал, будто бы с евнухом прелюбодействовала. Правильно говорят, что гарем можно доверить только тем, кого кастрировали еще маленькими мальчиками, а вот те, кто стал евнухом в юношеском возрасте, подвержены желаниям, вида женщин выносить не могут, так и рвутся к ним на ложе.
– Ну что, хороша рабыня? – спросил Серкан у Мустафы. Тот оглядел покупку, пощупал тугую грудь, ухмыльнулся.
– Хороша, еще как хороша. С моей-то женой и не сравнить. Прямо луна с небес в руки упала. Спасибо тебе, эфенди!
Договорились встретиться через неделю на рынке.
– Ты, Серкан-эфенди, приходи, я привезу свежие овощи и фрукты, возьмешь столько, сколько тебе надо. Для тебя ничего не пожалею! – обещал на прощание Мустафа.
Довольный, фермер направился домой. В поясе уютно лежали серебряные акче, вырученные за товар, ослик, нагруженный мешками с лакомствами и тканями, весело постукивал копытцами, а следом послушно брела невольница, таща узел с пожитками. Мустафа чувствовал себя счастливым.
Правда, подойдя к ферме поближе, он ощутил, что счастье уменьшается, сменяясь страхом. Жена его была женщина грозная, а старческая немощь ее проявлялась лишь в постели. Во всем же остальном она была истинной главой семейства, держала в страхе и почитании не только дочерей, но и мужа. Но, осмотрев еще раз невольницу, Мустафа приободрился.
– Да мужчина я или нет?! – вопросил он безмятежную небесную синь. Небеса промолчали, и Мустафа вздохнул. Он предчувствовал скандал, который устроит жена, и холодок бежал по вспотевшей спине.
– Господин, дайте воды, – попросила невольница, впервые заговорив с хозяином. Мустафа даже вздрогнул. – Жарко, очень пить хочется, да и устала я.
Мустафа подал ей небольшой мех с водой. Невольница глотнула, поморщилась – вода была теплой, попахивала плохо выделанной кожей и гнилью, но все же утоляла жажду.
– Мы скоро придем, господин? Я голодна…
– Скоро, очень скоро, – отозвался Мустафа, ежась. – А зовут-то тебя как?
Ему хотелось поговорить, отвлечься от пугающих мыслях о жене.
– Айгуль. – Невольница гордо улыбнулась. – Но вы, господин, если хотите, можете дать мне новое имя.
– Айгуль? Луна, значит. – Мустафа одобрительно помотал головой. Имя ему понравилось. Когда-то он согласился жениться на своей жене только потому, что посчитал ее имя счастливым для брака – Эмине, что значило «надежная». – Будешь освещать мои сны!
Мустафа взбодрился. Имя наложницы было счастливым, и она наверняка подарит ему столь желанного сына. Ну а жена… ну, покричит, конечно, немного, а потом сама же радоваться будет. Не придется ей мучиться с супружеским долгом, пройдут вечные головные боли. Да и по хозяйству невольница поможет. Вон какая крепкая, сразу видно, что работать будет как пчелка.
Фермер заблуждался, и это выяснилось очень быстро – стоило только переступить порог старого домика. Эмине не слушала никаких резонов, а кричала так, что сосед, заглянувший узнать последние столичные новости, поначалу решил, что в доме кого-то убивают.
– Дурень ты дурень! – голосила Эмине, захлебываясь криком и слезами. – Зачем привел этот позор на мою голову? Можно подумать, что ты такой уж знатный всадник, что тебе молодая лошадь нужна! Да ты ж и пяти минут в седле не можешь продержаться!
Сначала, увидев слезы жены, Мустафа даже решил уступить ей и отвести невольницу обратно на рынок. Но после оскорбления своего мужского достоинства уперся.
– Замолчи, злосчастная! – заявил фермер. – Ты так и не смогла подарить мне сына. Зря я на тебе женился. А если будешь продолжать кричать, так и разведусь немедленно!
– Ах ты! – Эмине даже задохнулась от возмущения. Но утихла, лишь сверкала злобным взглядом то на мужа, то на невольницу. Черная ревность и страх рвали ее сердце на части. Не раз приходилось женщине слышать истории о таких вот рабынях, которые рожали сыновей, а потом законная жена оказывалась на улице, никому не нужная и нищая.
К вечеру в фермерском домике настала благостная тишина, и семейство собралось ужинать. Мустафа, предвкушая приятную ночь с невольницей, затребовал крепкий бульон, надеясь, что это блюдо поспособствует зачатию сына.
Ох, напрасно Мустафа заговорил о бульоне! Жена его, промолчав почти весь день, все время мучилась вопросом – как отомстить неверному мужу, как его помучить. Услышав же о бульоне и предстоящей ночи, она и вовсе потеряла остатки разума, осталась только злоба. И, подавая бульон, Эмине не выдержала – со всем отчаянием и обидой она опрокинула чашку с горячей жирной жидкостью прямо на голову мужа.
Какой же поднялся крик и вой! Мустафа крутился на месте, вопя от страшной боли – проклятый бульон обжег ему голову, потек по лицу, оставляя багровые дорожки, покрытые волдырями. Дочери бросились поливать отца водой, но это не помогало – жир прилипал крепко, не смывался холодной водой, и становилось только больнее. Ну а невольница, увидев волдыри, вспухающие на щеках Мустафы, клочки волос, в которых запутались кусочки вареной морковки и лука, вдруг весело расхохоталась и продолжала смеяться, пока фермер вертелся, разбрасывая в стороны тарелки и горшки.
Когда же все немного успокоилось, а боль притихла, Мустафа грозно осмотрел домочадцев. Эмине сияла от счастья, а невольница все еще хихикала. Лишь дочери казались огорченными и испуганными.
– Ах, вы так? – Мустафа скрипнул зубами. – Ну хорошо же!
Несколько палок он обломал о спины жены и невольницы. Эмине и Айгун обе были в синяках с ног до головы, и им уже не хотелось смеяться.
Через неделю фермер, довольный и гордый собой, явился на столичный рынок, ведя ослика, груженного тяжелыми корзинами со свежими овощами и фруктами. Серкан поджидал его с нетерпением. Едва дождавшись, когда Мустафа продаст привезенный товар, потащил его в кабак.
– Ну что, ага, как теперь думаешь – довольно ли мужчине одной женщины? – спросил Серкан, щедро подливая вино в чаши.
– Не знаю, как кому, – ответил возгордившийся фермер, поглаживая бороду. – Я вот и с двумя справляюсь отлично. И если будет воля Аллаха, то в должное время моя невольница подарит мне сына.