– Я же сумасшедшая, – напомнила она холодно.
– Тебе это придает очарование, – ответил он. – Иди к столу.
– Мне нужно в уборную, – не ожидая его ответа, Шеннон позвала: – Герцогиня, – наклонившись, она погладила собаку, торопливо выбирающуюся из-под кровати. – Пойдем приведем себя в порядок, девочка.
– Шеннон, подожди, – Джон схватил джинсы и швырнул ей в руки. – Одно дело флиртовать со мной, мисси, и совсем другое – с людьми Кахнаваки. Тебя может удивить их реакция.
– Я не флиртую…, – возмутилась Шеннон. – Ты уверен, что саскуэханноки следят за хижиной?
– Они следят за тобой.
– Что тебе сказал Кахнаваки сегодня утром?
– Что если я хочу когда-нибудь жениться, с тобой не должно случиться ничего плохого.
– О! – Шеннон с трудом скрыла разочарование. – Ты оказался прав. Поздравляю, Я и впрямь очередное испытание.
– Если это тебя хоть немного утешит, – взгляд Джона снова заскользил по ее ногам. – Ты – самое трудное из всех моих испытаний.
– Хорошо, что ты сказал мне об этом. Извини, Джон. Герцогиня, идем, – натянув джинсы на длинные стройные ноги, притягивающие взгляд Джона, Шеннон вышла из хижины. «Тяжелый удар по твоему самолюбию», – сказала она себе.
Нет, она не ждала, что Кахнаваки по уши влюбится в нее. Но разве в его глазах не светилась симпатия? Разве они не пережили минуты умиротворения и доверия, когда плыли в каноэ?
«Ты хотела, чтобы время остановилось, – горько упрекнула себя Шеннон. – А для Кахнаваки это мгновение ничего не значило. Факты говорят сами за себя, Шеннон. Трое мужчин трижды разбили тебе сердце. Прими мои соболезнования. И все же, в этот раз все было иначе», – подумала Шеннон. Она поверила мгновенно и всецело. В основе этого влечения лежала не сексуальность, а духовное родство и взаимоуважение.
Шеннон горько плакала, сердито смахивая слезы ладонью. Почему у нее всегда так получается? Почему она путает причину и следствие, природу и необходимость? Она не влюбилась в Кахнаваки. Она влюбилась в его землю, его мир и хочет быть частью этого мира. Ее мир, ее общество придут через три века. Но пока она не хотела возвращаться туда. Она насладится жизнью в мире, где для нее есть место. Что ее ждет в ее мире, ее веке? Семья? Отношения с матерью и сестрой натянутые. Карьера? Мысль об учебе абсурдна. Мужчина ее мечты? Она еще не встретила его.
– Шеннон?
– Убирайся, – в глазах Шеннон сверкала ярость. Еще смеет жалеть ее! – Со мной все в порядке, только немного болит голова. О, нет, Джон… не надо…
Джон подхватил ее на руки и понес в хижину, тихо приговаривая:
– Если тебе нужен Кахнаваки, Шеннон, ты получишь его. В конце концов, он такой же мужчина, как все. Когда он увидит тебя, услышит тебя, он не сможет устоять, – Джон опустил ее на кровать и склонился над ней. Его жесткая борода колола мокрые щеки Шеннон. – Мы с ним друзья. Я замолвлю за тебя словечко. Не плачь.
– Слезы – женское оружие, – Шеннон засмеялась сквозь слезы. – Помнишь, вчера ты просил меня не плакать?
– Я помню все, что было вчера. Каждую мелочь, – усмехнулся Джон, опершись на локоть и глядя ей в глаза. – Скажи мне, Шеннон, чего ты хочешь?
– Я хочу домой.
– Ты не хочешь к Кахнаваки?
– Я хочу… – Шеннон вспыхнула и прошептала: – Не знаю, как объяснить тебе. Думаю, мне нужен не он, а то, что он олицетворяет для меня.
– Что же это?
– Красота. Покой. Гармония.
Джон ласково убрал волосы со лба Шеннон и осторожно поцеловал синяк.
– Скоро ты вспомнишь свое прошлое и будешь жить в согласии с миром и собой. Сейчас ты очень напугана. И я не смог тебе помочь. – Он целовал ее лицо, шею. – Прости меня за это.
Только на мгновение Шеннон не устояла перед ласковым теплом его губ. Колючая жесткая борода приятно щекотала кожу. Джон долго жил в лесной глуши, и в его поцелуях было желание. Но он принадлежал другой женщине.
– Джон.
– М-м-м?
– Джон, прекрати, пожалуйста, – Шеннон старалась говорить строгим голосом. – Разве ты не понимаешь, что происходит? Ты заваливаешь испытание.
– Заваливаю испытание? – Это слово настолько потрясло Джона, что он резко выпрямился. – Для воспитанной женщины у тебя слишком грубая речь.
– Что? Грубая речь? – Шеннон не сдержалась и захохотала. – Грубая речь? О, Джон…
– Ну, хватит, – проворчал Джон, возвышаясь над ней, как башня. – Ты будешь отдыхать весь день. Ты ненормальная.
– А ты очень милый, – она встала на колени и шутливо погладила его бороду. – Ты мне нравишься, Джон Катлер. Не могу поверить, что я боялась тебя.
– Ты мне тоже нравишься, – Джон ласково провел рукой по длинным золотистым волосам. – Мне нравится, как ты пахнешь. Мне нравятся чувства, которые ты вызываешь во мне. Мне нравится твой голос, и даже те глупости, что ты говоришь.
– Мне это подходит? – весело спросила она. – Знаешь, о чем я думаю?
– О чем?
– Кахнаваки немедленно должен разрешить тебе жениться на своей сестре. Ты прекрасный человек. Он больше не должен испытывать тебя. Я бы с радостью женила тебя на своей сестре. Ты именно тот человек, который нужен ей.
– Если она хотя бы наполовину так же красива, как ты, – Джон поставил Шеннон на пол и повел к столу, – я был бы склонен принять предложение, мисс Шеннон. Завтракайте и рассказывайте о своей сестре.
– Она очень красива. Темные волосы. Невысокая, стройная фигурка. Она адвокат.
– Адвокат? Твое воображение не знает границ… Ешь лепешки.
– Но она действительно адвокат. Я тоже собиралась быть адвокатом, – Шеннон откусила кусочек теплой кукурузной лепешки и мягко улыбнулась. – Не думай о Гвен. Ты обручен с сестрой Кахнаваки, а Гвен от тебя далеко, до нее годы и годы.
– Годы?
– Сегодня мне хотелось бы искупаться в реке.
– Я отведу тебя к пруду. Далековато, но зато красивое местечко. Да, и вода в пруду теплее.
– Замечательно. И завтрак великолепен. Как ты считаешь, – как бы вскользь заметила Шеннон, – больная нога не помешает тебе отвести меня сегодня в священную землю саскуэханноков?
Джон уставился на нее с нескрываемым изумлением.
– А теперь что тебя беспокоит?
– Ничего. Просто я хочу извиниться. Наверное, это глупо?
– Перед кем извиниться? – изумился Джон.
– Перед Великим Духом, которого я оскорбила. Пожалуйста, Джон, отведи меня.
– Не будешь разжигать там костер?
На лице Шеннон засияла улыбка. Ей не хотелось, чтобы Джон почувствовал грусть в ее словах. Она попросит прощения у Великого Духа и потом (в ее сердце теплилась надежда) вернется домой. Не позволяя этой надежде перейти в уверенность, Шеннон веселым тоном уверила Джона:
– Никаких костров, Джон. Клянусь. Только извинюсь и все.