Читать интересную книгу Корни гор - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Все пространство под обрывом было усеяно острыми камнями, штевень «Рогатой Свиньи» скользил над ними, чудом избегая столкновения. Подобрав бесполезные весла, барландцы только вскрикивали, когда очередной камень выскакивал из серых волн. Бурая стена обрыва была уже близка; казалось, «Свинья» сама себе желает погибели и нипочем не позволяет людям эту погибель отклонить. Бросив попытки изменить ее путь, барландцы лишь взывали к богам. А «Свинья» неслась по серым волнам, подпрыгивая на валах, будто ее толкали морские великанши. Берег угрожающе придвинулся, и каждый с замиранием сердца ждал удара, треска дерева, означающего гибель.

И вдруг Гельд увидел отмель. Не слишком широкая, всего-то шагов в пятьдесят, отмель неожиданно выскочила из стены бурого камня. Стирая с лица брызги, Гельд успел заметить на отмели другой корабль и фигурки людей, шевелящиеся возле костра. Серый столбик дыма безжалостно пригибало и сминало ветром.

Он хотел крикнуть: туда, на отмель, там мы пристанем и спасемся! Нет, бесполезно – «Свинья» не слушается! Ее не остановить, не направить куда надо! Или все же…

Гельд открыл рот, но сам себя не услышал. Ветер засвистел в ушах: Гельд готов был поклясться, что стремительно идущая «Свинья» оторвалась от воды и летит над волнами, как лебедь. Нос ее сам собой развернулся к отмели. Люди не успели и сообразить, а корабль выскочил на песок и проехал вперед, так что даже задний штевень оказался на суше. Никто, кроме самого Эгира, не смог бы так его подтолкнуть. Корабль завалился на бок, люди попадали, кое-кто прямо выкатился на песок. Всю жизнь они вытаскивали корабль на берег, и впервые он сам вывез их!

И все наконец остановилось. Барландцы видели себя на суше вместе с кораблем, стремительная и неуправляемая скачка по морю осталась позади. А море ярилось совсем рядом: буря догнала и накрыла. Дикий ветер гнал по морю валы исполинской мощи, они жадно накатывались на берег, тянули холодные языки к штевню «Свиньи», но не могли ее достать.

– Ну, что ж, надо выходить, если наш корабль захотел отдохнуть, – проговорил Гельд, едва справляясь со своим дыханием.

Ему не верилось, что уже все.

Опомнившись, барландцы посыпались с обоих бортов на песок. Оставаться во власти «Рогатой Свиньи» после того, как она выказала свой загадочный нрав, казалось даже опасным.

Только Гельд задержался. Его взгляд был прикован к штевню того, второго корабля, который лежал на песке шагах в тридцати от них, на другом конце отмели. На штевне его была вырезана крючконосая голова орла с изогнутыми коровьими рогами сверху. Точно такими же, как и те, что украшали «Рогатую Свинью». И сам корабль, узкий и длинный дреки скамей на двадцать, был похож на нее, как родной брат. Красиво вырезанные перья тянулись вдоль всего борта, на конце заднего штевня широкие перья были развернуты веером, как у орла в полете.

А по мокрому песку от «Рогатого Орла» к «Рогатой Свинье» спешил человек лет пятидесяти пяти на вид. У него было красное морщинистое лицо и полуседая-полурыжая борода, казавшаяся ржавой. Такие же волосы неровно торчали из-под войлочного колпака, а желтые глаза с морщинистого лица сияли молодым задором.

– «Свинья»! – кричал он, еще не дойдя шагов пятнадцать. – Свинка моя! Не ждал тебя увидеть! А где же два твоих одинаковых хозяина! Э, да ты под седлом у кого-то другого!

Он остановился в нескольких шагах от корабля и смотрел теперь на Гельда с явным любопытством и ожиданием.

– Здравствуй, Эгиль по прозвищу Угрюмый! – сказал Гельд и спрыгнул на песок. – Ты – тот самый человек, которого я хотел бы встретить, если бы твоя прекрасная «Свинья» дала мне хоть миг на размышление!

– Я тебя где-то видел! – уверенно определил Эгиль, без опаски подойдя и по-дружески положив Гельду руку на плечо. – Но не помню где. Я встречал столько разных людей… Знаю одно: «Свинью» я делал для сыновей Стуре-Одда из Аскефьорда. Надеюсь, ты не победил их в бою и не отнял у них корабль?

– Нет, они сами мне его одолжили по дружбе. И пусть «Свинья» сбросит меня в море, если это не так!

– Она так и сделает! – заверил его Эгиль. – Однако, пока что, я вижу, она служит тебе неплохо.

– Неплохо? – Гельд криво дернул ртом, пытаясь недоверчиво улыбнуться, но улыбка пока не получалась. – Меня зовут Гельд Подкидыш, я воспитанник Альва Попрыгуна из Стейнфьорда, из усадьбы Над Озером, – запоздало пояснил он. – Из Барланда. Тебе, конечно, виднее, хорошо ли послужил мне твой корабль. Но я бы сказал, что «Свинья» закусила удила и понесла, никого не слушая.

– А ты не видишь? – Эгиль махнул ему рукой на море, где уже ревела самая настоящая буря. Их то и дело окатывали холодные брызги, и им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. – Наш «Орел» тоже предпочел вылететь на сушу, хотя, признаться, мы собирались ночевать вовсе не здесь. Но, как видно, двинуться отсюда раньше утра не получится. Пошли-ка ты своих людей за дровами. – Эгиль взмахом руки указал ему едва заметную тропку, что уводила с отмели вверх по крутому берегу, к ельнику.

Пока барландцы ходили за дровами, Эгиль увел Гельда к своему кораблю. Собственно, корабль был не его, а одного слэтта. Эгиль сделал «Рогатого Орла» для него и сопровождал в первом плавании, чтобы по пути познакомить с нравом суровой птицы. И, как оказалось, не зря. Слэтты тоже были напуганы до смерти, когда «Орел» внезапно перестал повиноваться рулю и веслам и кинулся искать, где бы выбраться на берег. К счастью, с ними был Эгиль. Он был страшно рад случаю показать несравненные качества своего изделия и объяснил, что его корабли при первых признаках далекой бури сами собой устремляются к берегу и выбираются на сухое место, сколько бы подводных камней и прочих препятствий им ни грозило. И даже если глупые люди хотят им помешать, умные творения веселого Эгиля не дадут воспрепятствовать собственному спасению.

Сидя у костра между Гельдом и слэттом, которого звали Сигвинд сын Хаука, Эгиль толковал обо всем этом многоречиво и охотно. Укрывшись от ветра за бортом «Орла», они до глубокой ночи беседовали, притом говорил в основном Эгиль.

– Видел бы ты мою «Жабу»! – твердил он Гельду и призывал слэтта в свидетели. – Скажи ему, Сигвинд! Ведь правда, лучше «Жабы» корабля нет! Знаешь, я всех моих детей люблю одинаково, но «Жабу» больше всех! Была бы у меня память получше, я бы тебе повторил стих, который в ее честь сложил Сторвальд Скальд, а уж он свое дело знает! Может кто-то скажет, что у меня странный вкус, но нельзя спрашивать отца, почему он одного ребенка любит больше других! Даже если тот и не самый красивый! А моя «Жаба» была куплена Хеймиром ярлом и подарена на свадьбу его невесте, Хельге дочери Хельги. Это теперь ее корабль, а она отпускает «Жабу» на Квиттинг собирать железо.

– А эту красавицу, – Гельд кивнул на «Свинью», – ты тоже предназначил для сбора квиттингского железа? Только даром, в виде дани?

– А почему бы и нет? – не смутившись, ответил Эгиль. Для него не было разницы между фьяллями и квиттами. – Уж наверное она послужит не хуже!

– А ты не боишься, что твои «дети» встретятся когда-нибудь в бою? – решился спросить Гельд. – Для любого отца, как говорят, это большое горе. Можно сказать, проклятье.

Вопрос был острым и, возможно, неучтивым, но для Гельда было чрезвычайно важно услышать ответ. Бродячий корабельный мастер Эгиль Угрюмый пользовался дружбой и доверием всего Морского Пути и слыл мудрым человеком. В нем была воплощена та мудрость, к который Гельд стремился – что выше родов и племен.

– А почему я должен этого бояться? – Эгиль подвигал бровями, точно этот вопрос никогда не приходил ему в голову. – Ведь моя «Жаба» никогда не будет бодать мою «Свинку», хоть я и дал рога им обеим. А если всадники той и другой вздумают убивать друг друга, то… Конечно, меня это не порадует, но разве я могу им это запретить? Это их дело. Они воины – они дерутся. А я корабельный мастер – я строю корабли. Всякому, кто покажется мне достойным человеком, всякому, кому не жаль отдать работу моих рук, ума и сердца. Делать обязательно нужно: и руками, и умом, и сердцем. Я всегда так говорю, и не беда, если ты уже от меня это слышал. А если где-то кто-то воюет, так что же, всем остальным сложить руки и сесть среди женщин? Попросить себе прялку? Делай свое дело. Вот так я понимаю.