Камкарр, размалывалась материя Ума, производя месторождения Сумрака!
Над Вращающимися Жерновами Камкарр стояли Стражи, чьи Тени добывали Сумрак.
Стражи Рахакара были Величайшими из проявлений Мысли, они есть Стражи Тьмы, Ложного Ума, они есть сама Тьма Умонастроений, чьи одежды и сущность – есть Рахакарова Пустота и Тень.
Эти Безликие и Безымянные Стражи, окутанные тьмой, подобны Каменным и Неподвижным Надсмотрщикам.
Они погружали целые народы в Ложные Умонастроения и оттуда, из Тени, осуществляли над ними Рахакарову Власть.
И Тени Стражей – служили Стражам, а сами Стражи – служили Господину Пустоты, и отсюда Тени служили Рахакару.
И всякий Мыслящий, Служа Мыслям, Служит и Рахакару.
И так замыкается Нерушимой Камкаррой порочный круг Ложного Служения в Ложных Мирах.
Каждая Мысль, похитившая для Рахакара множество Сил и одолевшая Его Врагов, превращалась в Умонастроение.
Как Солдат постепенно становится Военачальником!
И Умонастроения, неусыпные и непобедимые оружием, непреклонные и нерушимые, воздвигаясь над Мыслящими, подобно Водопадам и Безднам, и Рекам, пожирают все Силы их.
Они есть Стражи, и каждый из Стражей блюдет, чтобы ко Дворцу Ума допускались лишь те Слуги, что Нашептывают и Внушают Больному Разуму Угодные Рахакару Мысли.
Умонастроения Стражей отбрасывают Тени, Безликие и Подобострастные, Безвольные Творения, они входят в Умы Мыслящих как в Сокровищницы Дворца, который завоеван.
И Силой Трения Жерновов Камкарры Тени добывают из Сокровищниц Ума минерал, известный как Сумрак.
И Служба их, Ревностная и Непреклонная, Беспощадная и Превосходящая Немощь их, есть То, что порождает Сумрак.
Потому Служба флегматов ордену почитается Высшей Жертвой, устремленной ко Благому Делу стяжания Сумрака!
Терроптикум
Когда народ Безнебесья еще назывался Трехглазым, им доступно было Высшее Сияние Неботворцев, и Трехглазые воспринимали их Радужные Цвета.
Но те времена давным-давно прошли.
Мехтильд же был рожден в Новой Айэде, среди Трехглазых, когда их Слава померкла, и они перестали быть Трехглазыми.
Мир, в котором Мехтильд явился, недалеко отстоял от собственных Начал. Ибо Законы только вступали в силу, и Мировоззрение Здешних не допускало Чужие Законы и воздвигало на Пути Законов препятствия и веру.
И Трехглазые, хоть и перестали быть таковыми, по-прежнему именовались Трехглазыми.
И нынешнее Восприятие Трехглазых охватывало лишь то, что допускалось Священными Писаниями.
Умы нынешних Трехглазых почитали Землю под ногами, служили Творениям ее, среди коих были Цветы, Травы и Деревья.
Как Божествам служили им, молясь в Священном Свете, который от них исходил. И только рачением о Земле и Сиянии Творений ее заняты были их Умы.
И Телами, и Мыслями, и Духом своим несли они Службу Ей, чьи Дети рождали Свет для их Глаз.
С высоких Башен Новой Айэды, в каком направлении ни глянь, до краев горизонта, пока они не терялись в темноте Безнебесья, простирались сияющие плантации, на которых трудились культоры от народа Трехглазых.
И Земли вокруг Сияли как Драгоценность своим Светом, а Пустое Небо над ними погрузилось в Темноту.
Но Мехтильду среди прочих было дано Знать о том, о чем не знали иные из народа.
И Знание это терзало его, и противоречило писаниям святых.
В пятнадцатилетнем возрасте Мехтильд отправился из дома странствовать по Святыням и Городам и входил в Храмы босым.
И в храмах стремился отделить ложное от истинного, и непрестанно задавался вопросом о Судьбе своей и о том, почему имеет в себе Знание, которого не имеют иные?
Вот он слушал голоса предикторов в Палатных Атриумах Сакрарий, что проповедовали Учение праотцов и праматерей о Пустом Небе или Безнебесье.
И они неустанно повторяли:
– Безнебесье… Безнебесье, Пустое Небо… Пустое Небо!
Но Мехтильд в сердце своем протестовал. Однако высказаться вслух не решался.
Но однажды приблизился он к предиктору, который зло и отстраненно посмотрел на обратившегося к нему, и Мехтильд спросил:
– Что есть Безнебесье… что значит Пустое? Слово, как мне понять его значение, с чем сравнить…
И что есть Небо, и что вы называете? и что значат слова эти по отдельности и в совмещении своем?
И хотел задать еще множество вопросов, и сердце его рвалось к истине.
Но в ответ предиктор лишь презрительно фыркнул и, махнув рукой в широком рукаве, прогнал Мехтильда, чтобы он не отвлекал его праздными разговорами и запрещенным любопытствованьем о Предметах Творения.
И Мехтильду хотелось ответить: у меня нет сомнения о Предметах Творения и Творце их, однако есть сомнения в том, занимаете ли вы пост свой по праву!
И хотя был сильно огорчен, удержался, ибо знал, что власть предержащие карают противных им.
Но, как был, с трепещущим сердцем, выскочил на ступеньки Храма и перед малочисленной публикой нищих, слепых, калек и попрошаек, изрек:
– У них нет Знания, нет, остались только слова!
Но собравшиеся, кажется, не поняли его Речей, тогда Мехтильд вытащил из сумки несколько монет и бросил нищим в чашу для подаяний, а затем быстрым шагом скрылся.
Но монеты те уже вышли из употребления, ибо элементы, из которых они сотворились, принадлежали к исчезнувшим Землям вдалеке.
Потому с тем же успехом Мехтильд мог насыпать им в чашу горсть бесцветных камней и песка с пыльной дороги.
Когда же один из нищих догнал его, то сообщил об этом Мехтильду, сказав:
– В этих камнях, что ты дал, нет ценности!
А тот радостно отозвался:
– У них нет Знания, остались лишь слова! Теперь понимаете? Пустословие – вот их знание!
И Мехтильд продолжал путь свой, слушая проповедников и миссионеров на большаках и площадях, и в замкнутых помещениях.
И в помещениях этих было множество народу среди множества искусственных вещей, и Мехтильду было противно находиться среди вещей, а народ перешептывался, мол, зато нет Пустоты, и они страшились Пустоты, но Мехтильд знал, что искусственно заполненное пространство хуже Пустоты.
И знал он, что Умы их заполнены Ложными отражениями искусственных вещей, и хотя уподоблены Храму, но лишены Сияния, лишены Силы, лишены Знания.
И собрания тех из народа возглавляли предикторы, вместе вещая единым неослабевающим голосом, всюду твердили и утверждали для всех:
– Пустое Небо… Пустое Небо…
И вслед за ними повторяли:
– Безнебесье, да, оно Пусто! Только у нас Свет!
– Да!
И малые из народа заливались беспричинными слезами, сами не зная, чему радуются и о чем ликуют.
И отовсюду Мехтильд уходил, но если встречал незнакомцев, что трудятся и честно зарабатывают на свой хлеб, и скромны, то улыбался им, а они – ему.
И они расходились своей дорогой, но в тайне знали, что не одиноки, и будут добры друг к другу повсюду, и доброта их едина, а они – в Ней.