когда решилась на любовное свидание с женатым мужчиной. Что бы ты обо мне мог тогда подумать… – Лера закрыла глаза и покачала головой. – Не в моем характере было заводить любовников, тем более женатых… И с детьми взрослыми… Это было сродни преступлению, как наваждение….
– Да, это было наваждение, – отрешенно подтвердил Брагин, – я ведь тоже в твоих глазах должен был выглядеть, по большому счету мерзопакостно. Еще бы, человек, верный муж и отец, обожающий своих детей, наставник-воспитатель их в жизни, изменил в первый раз своей жене.
– Слушай, я тогда подумала об этом, но не решилась спросить тебя…
– Как будто жены не было вообще – так?
– А она была… Ты мне тогда ничего о ней не говорил, а я и не спрашивала… Ничего лишнего… А сейчас спрошу, можно?
– Да, можно, спрашивай.
– Почему ты ей изменил со мной?
– Я ей не изменил, потому что её уже не было на белом свете. Не хотел вносить траурную ноту в отношения с тобой. Но раз ты спросила, отвечу, какие-то тёмные обстоятельства, подстава инфернала, перед самой её смертью, подвигли её к тому, что она нагло мне изменила, за что-то мне мстя по чужому дьявольскому наущению… А потом мне клялась детьми, что никакой измены физической не было… Валялась у меня в ногах, клялась и божилась всеми святыми, что не изменяла… Мне потребовалось время, чтобы собрать все неопровержимые доказательства измены супруги… И когда я собрал все доказательства в единый файл, перед предъявлением их жене, в процессе оформления развода, ухода из дома, вот тогда она и умерла незадолго до того, как я и встретил тебя… Вот я и выглядел в твоих глазах женатым мужчиной, будучи фактически вдовцом, а мог бы предстать и разведенцем, при каком-то развороте событий, обманутым мужем… Дальше ты догадываешься, что бывает в подобных случаях…
– Не очень-то я догадливая, особенно, охмелевши, – призналась с почему-то серьезным лицом Лера, – если удобно, то хотелось бы узнать хоть какие-то подробности…
– Дьявол всегда в деталях, подробностях, – усмехнулся Брагин, – был бы долгий мучительный развод по моей инициативе. – Так полагается у русских мужиков, у которых жена прокололась. Иначе трагическая и одновременно смешная судьба всех несчастных рогоносцев, обманутых мужей…
– Какая судьба у них? Я не поняла… Ты говоришь загадками о неверных женах и их мужьях-рогоносцах…
Брагин дернул щекой поморщился и прорычал:
– Рогоносец… сuckold начинает с когда-то любимой женой заново строить жизнь, выяснять отношения и детали полученного на стороне нового сексуального опыта, а потом подглядывать за ней из шкафа, когда она занимается сексом с ублюдком-любовником с двадцати, а то и с 30-сантиметровым фаллосом, вот такие перспективы у простивших жен рогоносцев, «каколдов». Говорят, безумный мужской кайф подглядывать за сексапильными кончающими под любовниками неверными женами… Читал об этом и видел видео на эту тему в зарубежных отелях, между прочим… Но я до этой стадии «подглядывания» за неверной женой не дошел… Просто прикасаться к ней не мог, физически было противно, как будто оскверненное изменой женское тело трупный яд выделяло… Это ужасно и просто всё, русские изменников и изменщиц отсекают, одним словом, развод и девичья фамилия ее… А до развода жена умерла – ты встретилась с вдовцом, а потом мы с тобой по независящим от нас обстоятельствам долго не виделись…
Он хотел пояснить Лере, что его жена первой начала читать его дневниковые записи со стихотворными набросками, чтобы больше знать о своём муже, о его неизвестной тёмной стороне его жизни исследователя-экспериментатора. Но не было никакой тёмной стороны, только лаконичные фразы о командировочных впечатлениях и стихи на тему поисков смыслов истин, никому не нужные и никому на свете не читаемые. Потом уже Брагин случайно наткнулся на дневник жены как доказательство измены с хорошим знакомым. Потом застукал их. Нет, сначала застукал жену с любовником, а потом уже наткнулся на ее дневники как доказательства измены…
Но кому рассказывать историю про неверную жену, к тому же давно умершую, раз тебя уже не слушают, а спят. С раскрытым от удивления ртом, свернувшись калачиком, Лера уже безмятежно спала и видела, наверное, свои первые сны пассажирки поезда Москва-Симферополь…
Часть VI
Утро воспоминаний и перспектив
Глава 14
Солнечным счастливым утром, когда их с Лерой поезд катил по украинской земле, Брагин, нежно, с легкой грустинкой смотря на свернувшийся, сладко посапывающий комочек под простынкой напротив, вспомнил об их давней первой встрече… Удивительной встрече…
Тогда в морском лагере «Витязь», на Дивноморской базе Таганрогского радиотехнического института под Геленджиком в таком же теплом роскошном сентябре проводилась международная конференция по интеллектуальным системам автоматизированного проектирования в электронике и вычислительных системах. Были времена, когда докладчиков и слушателей сюда приезжало за сотню, а то за две. В тот год все было как-то камерно и по-семейному, без излишней помпы – «слоновника» докладчиков и слушателей не было и не предвиделось. Какой «слоновник» исследователей, когда всю вузовскую и академическую науку давно подкармливают по остаточному принципу, а в остатке остаются на все, про все только «рожки да ножки». Немногочисленные пленарные и секционные заседания проходили в крохотной библиотеке лагеря. Все семинаристы друг друга знали, как облупленные, и все наперечет, по пальцам… А тут перед самым закрытием конференции, на доклад Брагина приходит совсем юная, никому неизвестная девица – с ногами от ушей, в обтягивающих бедра шортиках, маечке, обнажающей проколотый пирсингом пупок, и бейсболке… И даже задает докладчику вполне профессиональные интересные вопросы, а потом втягивает профессора в острейшую научную дискуссию. Семинаристы с облупленными носами ахают, охают от восторга, кто оттого, что маститого профессора чуть в лужу «культурно и нежно» не посадили, а кто от самого бурного непредсказуемого процесса разгоревшегося спора, какого здесь давно не слыхивали.
Девицу просят представиться, конечно, не за наглость наехать своими вопросами на докладчика, втянуть известного доктора, профессора в жаркую дискуссию без оглядки на степени и звания. И тогда Брагин, как каменный морской утес, принявший на себя первый удар зеленой волны в брызгах и гуде разгоравшегося шторма, впервые с удивлением услышал ее имя. Зеленоглазая волна имела имя и фамилию, причем носила фамилию хорошо известного Брагину, умершего еще в советские времена профессора-математика. И эта залетная волна, оказывается, уже окончила три курса мехмата МГУ, была и явно «в теме» и доклада, и прикладных вопросов. К тому же эта зеленоглазая волна, вместо того чтобы приступить к занятиям на четвертом курсе университета, приехала на две сентябрьские недели бархатного сезона в