жребий, да по кругу запросто запустят, — оборотниха поморщилась. — В общем, к тому времени ты, хозяин, будь любезен, выкрутись. Что-то не нравятся мне это лодхатое племя, незнакомое.
— Ну, ты всегда к новшествам тяготеешь. Только сейчас мордос сделай понапуганнее. Гру, что ты на этих обезьян вылупился? Пугайся, руки покажи пустые. Не посмотрят, что сопляк, сгоряча порежут.
Лодки с двух сторон обогнули салми, в борта впились грубые крюки багров, мгновенно накатилась волна вони и многоголосого «сларагерва». С двух сторон в салми прыгали и лезли чужаки, воинственно блистали изогнутые клинки, хозяину с ходу дали в ухо, отшвырнули к корме, Гру уворачивался от пинков и оплеух, но все равно отлетел туда же. Пришельцы были подвижны, энергичны, обнаженные торсы их тускло блестели, натертые каким-то жиром…
— Руки береги, — буркнул Укс, сворачиваясь в комок у задней «банки». Гру последовал совету, поджал конечности, вокруг толклись бесчисленные босые ноги, мелькали широченные словно юбки, штаны «сларагервов» — в дырах и прорехах мелькало голое тело, складки разноцветной ткани бурно развевались. Ошалевшему Гру показалось, что он видит возбужденно напружиненный длинный хвост. Мальчик в ужасе сморгнул — нет, действительно хвост — и у другого гребца вырвался в прореху, задрался — довольно длинный, скорее не крысиный, а шерстистый-обезьяний. Гребец-хвостач прекратил размахивать мечом, зажал клинок зубами, и, продолжая мычать «сларагерва», нетерпеливо заправлял-запихивал в штаны непослушный хвостовой отросток — тот не поддавался, взволнованно задираясь и подергиваясь.
Дарки! Догадка многое объясняла: и противный, чем-то смутно знакомый вонизм, и рисунки на головах, оказавшиеся не рисунками, а длинными, тщательно приглаженными к лысым черепам, клоками волос — видимо, росли на дарках гребни как у попугаев, только зачесывались, чтобы издали не увидать…
Переполненная салми раскачивалась, с носа лодки слышалось нетерпеливое «шлындрумай!» и панический визг Лоуд-Девы — там барахталась куча тел, мелькали спины и голые ягодицы, задранные хвосты, трещала ткань ветхих штанов. Остальные захватчики хохотали, потрясали оружием, выли «сларагерву!», потом начали вопить вовсе уж неразборчивое и подпрыгивать в такт. Волны опасно захлюпали едва не вровень с бортами лодки…
Потопят. Гру взглянул на хозяина — бывший десятник пожал плечами: выплывем. Да и Пустоголовая ко дну не пойдет — на нее сколько самцов не навешай, ющец такую пожившую утопишь.
Донесся голосок Девы-Скромной-Светловолосой погребенной под пылкими загорелыми телами: кажется, дева хихикала. Ну, задавить ее точно не задавят, но этакие смешки не по данной роли. Нет, точно хихикает и повизгивает точно от щекотки.
Нежный девичий смех подстегнул хвостатых — полезли на нос еще одним слоем — барка едва не зачерпнула широким носом. Тем, кому места не хватило, алчно заозирались, вздымая хвосты и мечи. Рослый «сларагерв» уставился на Гру:
— Шлындр?
— Ты, крабье вымя, глаза разуй! — в ужасе заорал мальчик. — Где тут шлындры? Вовсе ослеп, обезьяний позаглотник⁈
Трое хвостатых в замешательстве уставились на пленников. Тощий Гру в одном башмаке и Укс со своим негладко сросшимся носом конкурировать в привлекательности с Девой-Скромной-Светловолосой никак не могли.
— Щлындры? — хвостач с бородавкой у носа морщился в сомнении.
На сладкое слово обернулось еще несколько загорелых дарков:
— Де шлындры?
Похоже, Уксу тоже стало не по себе: пялились хвостачи как-то тупо, словно мальки черноперки — глаза лупают, а смысла в них никакого.
На носу возмущалась погребенная под пылкими телами Лоуд:
— Отвались, ублёвок слабомясый! Да откуда вас столько медузьих героев нанесло⁈ Тьфу, червяки мелководные! С чем лезешь, миног тупой⁈ Ой, отдавишь, ухо-то тут причем⁈ Эй, хозяин, ты думай быстрей. Закудхают меня эти беспамятные. Они сами не помнят, зачем им шлындры…
— Шлындры! — хором застонали хвостатые. Рослый сларагерв, закатил глаза, бросил свой меч, сдернул необъятные штаны и слепо полез на Гру. Оценить, коим способом хвостач столь сомнительную «шлындру» собирается поиметь, Гру не успел — хозяин решил, что Логос-созидатель вдоволь повеселился.
… Хозяин легко качнулся навстречу к загорелому: олово — металл мягкий, но если три зуба вилки уязвимое место найдут… Коротко чмокнуло — горло повыше кадыка у хвостача оказалось по-человечьи мягким. Укс резко повернул в горле оружие, оставил торчать:
— Прими!
…Здоровенный сларагерв наваливался на Гру, — мальчик согнул колено, принимая большую часть полумертвого груза. Рука ощупью ухватила литую рукоятку вилки…
…Укса рядом уже не было — ужом проскользнул между ног ничего не понявших хвостатых, подхватил меч убитого… Если уловит хозяин мгновение, чтоб у третьей «банки» нагнуться…
…Сваливая с себя не до конца мертвую тяжесть славагерва, мальчик успел глянуть в выпученные глаза. Вырвал из раны вилку — в лицо брызнуло ярким-теплым… Зная, что терять нечего, Гру заорал:
— Хвостачей к шмондам!
— Самое время! — откликнулась невидимая Лоуд. — Засопливили уж всю…
Гру взвыл на манер замурованной коки-тэно, сплевывая чужую кровь, угрожающе замахал вилкой:
— Бей хвостов! Вивалаквэ!
Сларагервы грозно зарычали, сдвинулись, вздымая сабли. У того, что успел спустить свои штаны-мешки, шерсть на хвосте клочковато вздыбилась. Укс, проскользнул между колен загорелых воинов, на миг замер, запустив руку под «банку»…
— Вы на кого хвосты задрали⁈ — ярился Гру. — Припёрки завонявшиеся!
Неизвестно, насколько понимали человеческую речь дарки-хвостачи, но тон мальчишки им явно не понравился. От первого взмаха меча Гру увернулся, сделал вид что собирается метнуть вилку в мордос воину с длинным жиденьким гребешком волос, свесившимся аж на мясистый нос — нет, единственное оружие было жалко и мальчик кувырнулся в воду — меч едва не располосовал бок…
…Когда Гру вынырнул, дело на салми шло повеселее: хозяин смог встать и отвоевать себе место. Валились сраженные хвостачи, сверкал наконечник безжалостного копьеца-тичона, Укс хладнокровно изгибался на месте, уходя от взмахов мечей и колол врага. На носу барки Лоуд грызлась и царапалась с хвостатыми сластолюбцами. Большинство сларагервов, отвоевавших право первоочередности на Деву-Скромную-Светловолосую, заранее побросали мечи и поспускали штаны — теперь это им здорово мешало. Прельстительная Дева превратилась в нечто нечеловечье, поросшее бурой гладкой шерстью, мигом отрастившее клыки и когти — вырваться из этих объятий не получалось. Конечно, использовать все преимущества вооружения неизвестного зверя-дарка Лоуд не могла — не по силам. Но и таящаяся под жуткой иллюзией коки-тэно многое умела. Рвалась смуглая кожа, отрывались уши, обнажались из-под оборванного мяса кости ключиц и скул… Орали хвостатые, временами сквозь вопли прорывалось хищное урчание Лоуд…
…Гру ухватился за борт, привычным движением забросил тело в лодку. Валялись исколотые тела, стонали и корчились раненые, между «банок» плескалась порозовевшая вода, на носу оборотниха уползала вглубь порванных и