Читать интересную книгу Дыра - Светлана Шипунова

— Ну, извините, — сказал Нетерпыщев, нехорошо улыбаясь. — Мы ничего, нам просто важно было знать вашу позицию.

— Значит, вы не будете у нас баллотироваться? — на всякий случай переспросил Козлов.

— Сказал же — нет.

Козлов с Нетерпыщевым удовлетворенно переглянулись.

— Но тогда вам надо как можно скорее определиться, кого из кандидатов вы будете поддерживать.

— Не собираюсь я никого тут поддерживать, я вообще не намерен у вас задерживаться.

— А куда ж вы денетесь? — искренне удивился Козлов.

— Как куда? Мне в Москву надо, у меня своих дел невпроворот.

— Да вы не переживайте, с вашим-то опытом вам и здесь дело найдется. Нам бы денег раздобыть хоть немного на выборы — взаймы, конечно… Как только у нас тут жизнь наладится, мы все отдадим, еще и с процентами.

— Все кредиты берутся на Западе, — машинально сказал Гога-Гоша, думая о своем.

— К нам вообще-то ближе Восток.

— Я не специалист по Востоку. Я специалист по Западу. Передо мной на Западе все двери открыты.

— Да нам один черт, хоть и на Западе. Поможете?

— Давайте так. Сначала вы мне поможете отсюда выбраться, а я, вернувшись в Москву, подумаю, что можно для вас сделать.

— Отсюда не выберешься, — сказал Нетерпыщев. — Тихо-Пропащенск — это судьба.

— Ну тогда и говорить не о чем.

Гога-Гоша встал и, не попрощавшись, вышел из буфета.

Пройдясь по коридору туда-сюда и немного успокоившись, он остановился перед чуть приоткрытой дверью, за которой кто-то негромко, красивым голосом напевал «Снова замерло все до рассвета…». Гога-Гоша заглянул и увидел сидящего за столом человека богатырского роста, который пел, подперев кулаком щеку и глядя с тоской в окно. Больше никого в кабинете не было.

— Поете хорошо, — похвалил Гога-Гоша. — А служите кем?

— Начальник департамента по борьбе с хаосом Бесфамильный, — перестав петь, сказал человек. — Заходите!

— А что, есть такой департамент? — удивился, входя, Гога-Гоша.

— Представьте себе.

— И чем же вы тут занимаетесь?

— Докладываю. Сначала у нас было, как положено, управление экономики и финансов. Потом, значит, в соответствии с рекомендацией из Центра переделали его в департамент по экономической и финансовой реформе. Через год пришлось срочно создавать на его базе департамент по борьбе с экономическими и финансовыми преступлениями. Ну а потом, сами понимаете, экономика приказала долго жить, финансы спели романсы, остался один хаос. Вот боремся.

— Надо же! — удивился Гога-Гоша. — Я ничего этого не знал. Даже спросить хотел у кого-нибудь, что ж это у вас так все запущено в городе? Ни уехать от вас, ни позвонить. Люди какие-то одичавшие, коз в квартирах держат, в мэрии вместо нормальной охраны — собаки… Как это вы дошли до жизни такой?

— Так это ж вы нам такую жизнь устроили, — спокойно сказал Бесфамильный.

— Я? — удивленно переспросил Гога-Гоша. — При чем тут я? Я в вашем городе никогда прежде не бывал и даже не знал, что он вообще существует.

— Надо было знать, — мрачно заметил на это начальник депхаоса. — Вы думаете, вас сюда случайно забросили? А я так думаю, что совсем не случайно. А для того как раз, чтобы вы своими, так сказать, теориями (тут он покрутил пальцем у виска) на практике полюбовались. Вот и любуйтесь. А как надоест, то, может, «эти» вас назад заберут, они тут часто летают. А нет — придется вам ждать, когда в наших краях опять все заработает — поезда пойдут, пароходы поплывут и полетят самолеты. Тогда и уедете. Только, боюсь, ждать вам долго придется.

Гога-Гоша молчал и сидел тихо, опасаясь, что Бесфамильный, чего доброго, встанет из-за стола и сунет ему в морду, слишком уж он разошелся отче- го-то. Но тот неожиданно улыбнулся, хлопнул Гогу-Гошу по плечу и сказал:

— Чайку не хотите? Кишочки прополоскать? (Видимо, чай тут пили с утра до вечера.) Нет, спасибо, я столько чая не пью, — сказал Гога-Гоша и поспешил убраться из кабинета.

Выйдя от Бесфамильного, он почувствовал, что в животе у него сделалось нехорошо, и срочно отправился искать туалет. Выяснилось, что это во дворе. Двое чиновников, оказавшиеся начальником отдела взаимозачетов Дулиным и начальником отдела по учету безработных Волобуевым, вызвались его проводить. Туалет находился в дальнем углу обнесенного «кремлевской стеной» двора и представлял из себя известное деревянное строение с окошком в виде сердечка в верхней части двери. Гога- Гоша с опаской открыл дверь и отпрянул. Стоявшие на почтительном расстоянии Дулин с Волобуевым изобразили на лицах виноватое сочувствие и руками развели, как бы говоря: «А что поделаешь?» Эти вообще вели себя вежливо и даже несколько подобострастно, расспрашивали о самочувствии и о том, не надо ли ему еще чего-нибудь.

— Мне бы только с Москвой связаться, — сказал Гога-Гоша уже без всякой надежды. А что, собственно, вы хотите сообщить в Москву? — вкрадчиво спросил Дулин, когда вернулись в помещение и затащили гостя в свой кабинет (он у них был один на двоих).

— Как же! Во-первых, о своем местонахождении. Во-вторых, чтобы прислали за мной самолет какой-нибудь.

— Самолет? К нам? А что, действительно могут прислать?

— Только бы дозвониться!

Тут оба чиновника сильно возбудились и стали между собой шептаться, потом Дулин кашлянул и спросил еще более вкрадчиво:

— А скажите, если мы вам организуем такой звонок, могли бы мы рассчитывать на некоторую взаимную услугу с вашей стороны?

— Сколько?

— Чего сколько? А, нет-нет, вы нас не так поняли. У вас в самолете найдется пара свободных мест до Москвы?

Гога-Гоша внимательно на них посмотрел и сказал:

— Договоримся.

…Ночью опять пригрезился ему остров в океане, весь в огнях, с огромной светящейся аркой посередине, на которой разноцветными лампочками написано: «Добро пожаловать на остров Миллениум!». Слева от арки — тоже весь светящийся — отель, справа — целый городок развлечений, под аркой — многометровая, украшенная огнями и гирляндами елка. На острове много людей, они веселятся, играют в снежки и катаются на санках с «Русских горок», Дед Мороз и Снегурочка дарят всем подарки, а ближе к 12 часам все подтягиваются на берег и смотрят в глубокую, непроницаемую темноту океана и неба и ждут — вот сейчас пробьет двенадцать и откуда-то оттуда, с востока придет новый век и с ним новое тысячелетие.

— Ура! — кричат люди. — Ура! С Новым годом! — и целуются, и смеются, и плачут. А над островом взлетает великолепный фейерверк и выписывает в небе цифры — 2000. — Ура! С Новым годом! С Новым веком! С Новым тысячелетием!

Потом все гости идут в отель, там в огромном зале накрыты столы, все садятся и кто-то невидимый объявляет:

— Дамы и господа! Имею честь поздравить всех присутствующих с тем, что вы первыми в России встретили новое тысячелетие на нашем замечательном острове. А теперь именно отсюда 2000 год начинает шагать дальше — вглубь нашей страны. Ура! С Новым веком вас! С Новым тысячелетием!

Оказывается, это он сам, Гога-Гоша, во фраке и в бабочке, обходит гостей с бокалом шампанского, и все улыбаются ему и благодарят за прекрасную идею и прекрасное ее воплощение.

— Ах, это незабываемо! — говорит, чокаясь с ним бокалом, знаменитая эстрадная дива. — Я никогда еще не встречала Новый год так экзотически! Как это вам пришло в голову?

— Да, океан, экзотика! — подхватывает известный писатель, лауреат Букера и Антибукера сразу. — И надо же было вычислить это место, откуда все начинается! Потрясающе, грандиозно! Вы не будете возражать, если я вставлю это в свой новый роман?

— Договоримся, — отвечает Гога-Гоша и хлопает писателя по хилой спине.

— Поздравляю, коллега! — лицемерно растягивает в улыбке огромный рот вальяжный господин с двумя совсем юными девицами, его вечный конкурент в бизнесе и политике. — Проект гениальный! Это стоит денег. Но что вы потом будете делать с этим отелем? Ждать следующего столетия?

— Я уступлю его вам под «Ориент-Банк», если хотите. Недорого.

Он всем улыбается одинаково ровной улыбкой и ищет глазами свою спутницу. Но вместо нее рядом оказывается женщина Люба со своей козой. Коза смотрит на него строго и спрашивает:

— Так как, вы говорите, ваша фамилия?

Как ни напрягается во сне Гога-Гоша, а вспомнить не может и от этого просыпается и долго лежит потом с открытыми глазами, вглядываясь в темноту. Вдруг ему приходит в голову, что надо попытаться вспомнить что-нибудь другое, близкое к фамилии — например, маму с папой… Он пытается представить их — вместе и порознь, все лицо или одни глаза, или хотя бы руки и — ничего! Только неясные, стертые очертания, ускользающие, неуловимые… Как хоть их звали? Не помнит… Тогда он закрывает глаза и хочет мысленно увидеть город, в котором родился, улицы и дома, и себя маленького, идущего в школу… Но ничего не вспоминается, совсем ничего — ни как назывался этот город, ни в какую школу он ходил, ни чему его там учили…