Читать интересную книгу Путевые заметки от Корнгиля до Каира, через Лиссабон, Афины, Константинополь и Иерусалим - Уильям Теккерей

Хотя иностранцамъ и запрещено заглянуть во внутренность клѣтки, въ которой заключены эти райскія птички; однако же нѣкоторыя комнаты сераля открыты для любопытныхъ посѣтителей: стоитъ только не пожалѣть бакшиша. Однажды, поутру, я поѣхалъ смотрѣть сераль и загородный домъ покойнаго султана. Это большой павильонъ, который могъ бы теперь быть танцовальной залою для привидѣній. Есть другая лѣтняя дача, куда, по словамъ гида, пріѣзжаетъ султанъ для пріятнаго превровожденія времени съ женщинами и нѣмыми. Къ сералю шелъ пѣхотный полкъ съ музыкою; мы послѣдовали за нимъ и присутствовали на ученьи солдатъ, посреди прекрасной зеленой долины, противъ сераля, гдѣ возвышается одинокая колонна, воздвигнутая въ память какаго-то важнаго событія однимъ изъ византійскихъ императоровъ.

Тутъ было три баталіона турецкой пѣхоты. Всѣ построенія и ружейные пріемы исполняли они весьма удовлетворительно. Стрѣляли всѣ вмѣстѣ; откусывали воображаемые патроны съ превеликой яростью и въ тактъ, по командѣ; маршировали и останавливались ровно, прямыми линіями, словомъ, дѣлали все это, какъ и наши солдаты. Не хорошо только, что они низки, молоды и очень неуклюжи; видно, имъ неловко въ этихъ истрепанныхъ европейскихъ мундирахъ; особенно слабы и нескладно устроены у нихъ ноги. Нѣсколько десятковъ турецкихъ инвалидовъ пріютилось здѣсь на солнышкѣ, подлѣ фонтана, наблюдая за маневрами своихъ товарищей (какъ будто не довольно насладились они въ жизнь свою этимъ пріятнымъ препровожденіемъ времени). Этотъ больной народъ былъ на видъ несравненно лучше своихъ здоровыхъ товарищей. На каждомъ изъ нихъ, сверхъ бѣлаго миткалеваго сюртука, была надѣта темно-сѣрая суконная шинель; на головахъ ватные нанковые колпаки, и судя по наружности этихъ людей и по превосходному состоянію здѣшнихъ военныхъ госпиталей, надобно полагать, что въ турецкой службѣ лучше быть больнымъ, нежели здоровымъ.

Противъ зеленой эспланады и блистающаго позади нея Босфора, возвышаются толстыя каменныя стѣны внѣшнихъ садовъ сераля. Изъ-за нихъ выглядываютъ кровли бесѣдокъ и кіосковъ, обсаженныхъ густою жимолостью, которая скрываетъ прекрасныхъ посѣтительницъ, гуляющихъ въ этихъ садахъ, отъ зоркихъ глазъ и зрительной трубы любопытнаго Европейца. Мы не замѣтили тамъ ни одной движущейся фигуры. Дорога идетъ вокругъ стѣнъ; открытый паркъ, въ которомъ деревья перемѣшаны съ цвѣтниками и котэджами, очень похожъ на англійскіе парки. Мы думали, что увидимъ здѣсь великолѣпный дворецъ, — ничего не бывало. По водъ разъѣзжаютъ самые простые ботики; землекопы поправляютъ дорогу, а плотники хлопочутъ около палисада: точь-въ-точь, какъ въ Гэмпширѣ. Представтьте только, для полноты сходства, что вмѣсто англійскаго джентельмэна, поджидающаго почтальона съ «Saint James's Chronicle,» разгуливаетъ въ нашемъ паркъ султанъ съ парою собакъ и садовымъ ножикомъ.

Дворецъ совсѣмъ не похожъ на дворецъ. Это большой городъ, состоящій изъ павильоновъ, построенныхъ какъ ни попадя, сообразно съ фантазіею многихъ падишаховъ или ихъ фаворитокъ. Одинъ только рядъ домовъ имѣетъ правильную и даже величавую наружность: это кухни. Смотря на массу павильоновъ, вы замѣчаете что-то похожее на развалины; внутренность ихъ, говорятъ, также не отличается особеннымъ блескомъ, — словомъ, загородная резиденція Абдулъ-Меджида нисколько не красивѣе и конечно не комфортабльнѣе пансіона для молодыхъ дѣвицъ Миссъ Джонесъ.

Я ожидалъ найдти признаки великолпія въ маленькой конюшнѣ; думалъ, что увижу тамъ скакуновъ, достойныхъ носить на хребтѣ своемъ особу падишаха. Но мнѣ сказали, что султанъ очень робкій ѣздокъ: для него сѣдлается обыкновенно верховая лошадь, стоящая не дороже двадцати фунтовъ стерлинговъ. Другія лошади, которыхъ видѣлъ я здѣсь, въ неопрятныхъ, изломанныхъ стойлахъ, некрасивы, малы ростомъ и дурно содержатся. Право, въ базарный день, вы найдете въ конюшнѣ деревенскаго трактира лошадокъ гораздо получше верховыхъ султанскихъ коней.

Кухни раздѣлены на девять большихъ залъ, по одной для всѣхъ чиновъ сераля, начиная съ султана. Здѣсь ежедневно жарятся цѣлыя гекатомбы мяса, и вообще приготовленіе кушанья совершается съ дикимъ, гомерическимъ величіемъ. Трубы не введены здѣсь въ употребленіе; дымъ изъ сотни печей выходитъ сквозь отверстія, сдѣланныя въ потолкахъ, покрытыхъ копотью. Свѣтъ проникаетъ сверху, въ эти же самыя отдушины, и мѣняясь съ дымомъ, тускло освѣщаетъ смуглолицыхъ поваровъ, которые хлопочутъ съ котлами и вертѣлами. Рядомъ съ дверью той кухни, куда вошли мы, готовилось пирожное для султаншъ. Главный кондитеръ учтиво пригласилъ насъ поглядѣть на его работу и даже отвѣдать сластей, приготовленныхъ для хорошенькихъ ротиковъ. Какъ розовыя губки красавицъ должны лосниться послѣ этого снадобья! Сначала большіе листы тѣста укатываются скалкою до тѣхъ поръ, пока сдѣлаются тонки, какъ писчая бумага; потомъ артистъ начинаетъ свертывать ихъ, давая своему произведенію прекрасныя, фантастическія формы; опускаетъ его въ кострюлю, льетъ туда множество масла, и наконецъ, когда пирогъ поджарится, наполняетъ ноздреватую внутренность его вареньемъ. Луннолицыя красавицы очень любятъ такіе пироги; сдобное и сладкое жуютъ онѣ съ утра до ночи. Эта неумѣренность должна необходимо влечь за собою дурныя послѣдствія; отъ нея происходятъ разнообразные недуги.

Добродушный поваръ наложилъ цѣлую кастрюлю масляныхъ пышекъ, опустилъ очень подозрительную чумичку въ большой котелъ, вмѣщающій въ себѣ нѣсколько галоновъ сиропа, весьма щедро полилъ имъ пышки и пригласилъ насъ покушать. Я удовольствовался однимъ пирожкомъ, ссылаясь на плохое здоровье, не позволявшее мнѣ наполнять желудка масломъ и сахаромъ; но драгоманъ уничтожилъ ихъ штукъ сорокъ въ одно мгновеніе ока. Они исчезали въ его открытыхъ челюстяхъ, какъ сосиски въ широкомъ горлѣ клоуна; съ бороды и пальцевъ капало масло. Мы прилично вознаградили повара за пышки, проглоченныя драгоманомъ. Поѣсть сластей, приготовленныхъ для наложницъ султана, — это чего-нибудь да стоитъ.

Отсюда пошли мы на второй дворъ сераля; идти далѣе считается уже уголовнымъ преступленіемъ. Въ гидѣ намѣкается на опасность, которой подвергаетъ себя иностранецъ, желающій проникнуть въ тайны перваго двора. Я читалъ Синюю Бороду и не дерзнулъ заглянуть въ завѣтныя двери, ограничиваясь однимъ внѣшнимъ обзоромъ мѣстности. Удовольствіе быть здѣсь увеличивалось мыслью о незримой опасности, скрытой за ближайшей дверью съ приподнятымъ напашемъ, который готовъ разрубить васъ на двое.

По одной сторонъ этого двора тянется ограда; противъ нея находится зала дивана, «большая, но низкая, покрытая свинцомъ и позолотою, въ мавританскомъ вкусѣ, довольно просто». Здѣсь возсѣдаетъ великій визирь, и принимаются послы, которыхъ, по окончаніи аудіенціи, отвозятъ на верховыхъ лошадяхъ, въ почетной одеждѣ. Но, кажется, этой церемоніи не существуетъ въ настоящее время. Англійскому посланнику велѣно удаляться изъ сераля въ томъ же мундирѣ, въ какомъ онъ придетъ сюда, и не принимать ни подъ какимъ видомъ бакшиша. На правой сторонѣ дверь, ведущая во внутренность сераля. Никто не входитъ въ нее, за исключеніемъ тѣхъ, за кѣмъ нарочно посылается, говоритъ гидъ; нѣтъ средствъ увеличить ужасъ этого описанія.

Подлѣ двери растянулись ихогланы, пажи и слуги, съ утомленными лицами и въ отрепанныхъ платьяхъ. Посреди ихъ сидѣлъ на скамьѣ, подъ лучами солнца, старый, толстый, покрытый морщинами бѣлый евнухъ, опустивши на грудь большую голову и протянувъ коротенькія ножонки, которыя, по видимому, не могли уже поддерживать его старое, обрюзглое тѣло. Сердито закричалъ онъ въ отвѣтъ на поклонъ моего драгомана, который, поѣвши вдоволь сладкихъ пышекъ, ожидалъ конечно болѣе учтиваго пріема. Надобно было видѣть, какъ струсилъ этотъ бѣднякъ, какъ сталъ онъ улепетывать, уговаривая меня прибавить шагу.

Дворецъ сераля, ограда съ мраморными столбами, зала посланниковъ, непроницаемая дверь, охраняемая ихогланами и евнухами, все это живописно на картинкѣ, но не въ дѣйствительности. Вмѣсто мрамора здѣсь по большой части подкрашенное дерево, почти вся позолота потускла, стража оборвана, и глупыя перспективы, нарисованныя на стѣнахъ, во многихъ мѣстахъ посколупались съ нихъ. Воксалъ при дневномъ свѣтъ можетъ потягаться своими эфектами съ этой сценою.

Со втораго двора сераля направились мы къ блистательной Портѣ, похожей на укрѣпленные ворота нѣмецкаго замка среднихъ вѣковъ. Главный дворъ окруженъ здѣсь присутственными Мѣстами, больницами и квартирами дворцовой прислуги. Это мѣсто очень велико и живописно; на дальнемъ концѣ его возвышается прекрасная церковь византійской архитектуры, а посреди двора ростетъ великолѣпный чинаръ, удивительныхъ размѣровъ и баснословной древности, если вѣрить гидамъ. Отсюда, можетъ быть, самый лучшій видъ на колокольню и легкіе куполы Софійской мечети, которая бѣлѣетъ въ отдаленіи. Самая Порта представляетъ превосходный предметъ для эскиза, если бы только придворные чиновники позволили срисовать ее. Когда я приступилъ къ этому дѣлу, ко мнѣ подошли сначала два турецкихъ сержанта и стали очень добродушно слѣдить за процессомъ рисованья. Скоро присоединилось къ нимъ порядочное число другихъ зрителей, и такимъ образомъ составилась толпа, чего будто бы не допускается въ окрестностяхъ сераля. По этому и попросили меня устранить причину безпорядка, то-есть, закрыть портфель и прекратить эскизъ Отоманской Порты.