— А телевизор, парень? — обрадовался нКва, указывая на стоявший в углу комнаты прибор.
Петров засмеялся:
— Он не работает.
Поудобнее устроившись в кресле, нКва снисходительно усмехнулся и щелкнул пальцами.
Петров обомлел.
Экран осветился.
По нему побежали волнистые полосы, полетел мутный снег.
А потом из этой невероятной смуты вырвался, жужжа, чудовищный рой обыкновенных кухонных мух, бешено поблескивающих выпуклыми фасеточными глазами.
Мы — покорители всех времен.
Мы — основание пирамид, жители всей Вселенной.
Колумб, открывая Америку, смотрит в подзорную трубу, а видит только наши презрительные фасеточные глаза.
Вы наслаждаетесь алой розой, вы вдыхаете ее аромат, но соки сосем мы.
В какое брезгливое и беспомощное негодование приходите вы, когда одна из нас, забавляясь, купается в чашке ваших сливок.
Орел бьет зайца, вороны расклевывают труп, а мы находим пропитание, не ударив лапкой о лапку.
Наслаждаться!
Перемалывать пищу!
Размножаться! Шуметь!
Неужто о чем-то надо тревожиться?
Ваши серебренные зеркала — наше отхожее место. Смотритесь в зеркала, любуйтесь собою, мы умываем руки.
Мы давно проникли в ваше сознание, в ваш мозг, в ваше подсознание, в ваш язык. Какая девушка не мечтает выйти заМух?
ЗаМухрышка — изумительное существо.
Прекрасно находиться под Мухой и с куМушкой.
Каждый день приносит нам такое количество трупов, какое не снилось никакому Калигуле.
Завалим трупами Землю!
Двинемся вдаль, в другие, в совсем другие миры!
Масса корррМушек! Крылатая смерть с пучком молний в зубах. Кто против нас? На каждом карабине Мушка.
Никто не произносил слов.
Они сами возникали в пораженном мозгу Петрова.
И будто подтверждая этот бред, ударил над ночной девятиэтажкой гром перешедшего звуковой барьер самолета.
Петров опять позвонил мне.
Он был потрясен. Он попросил меня включить телевизор.
Просьба мне не понравилась. В глухое время под утро нет даже эротических программ, сказал я. Нормальные люди спят. Если ты любитель ночных программ, выброси сгоревший телевизор и купи новый.
И повесил трубку.
— Ну как, парень? — лукаво спросил нКва.
Было видно, что он ждет похвалы.
— Дельная передача? Освежил я тебе мозги?
И спохватился:
— Чего это я? Ты, мы. Какая разница? Мы — единый организм Вселенной. С этой точки зрения совершенно незачем делиться, правда? Попробуй сосредоточиться на мысли, что твои Листки — наши.
— А начнешь хитрить, — добродушно добавил нКва, — мы тебе что-нибудь такое привинтим. Мы привинтим тебе что-нибудь такое, что непросто будет отвинтить. Ты ведь серьезный парень. Я дивлюсь, какой ты серьезный. Такие существа обычно изобретают что-то серьезное. Берутся, скажем, за проблему происхождения жизни на Земле (естественным путем), а приходят к выводу, что проблема как раз в обратном. Веселые парни наводят мосты, а серьезные их разводят. Это всегда так. Мы должны с тобой подружиться.
И протянул руку:
— Я — нКва.
— А я Петров, — неохотно кивнул мой друг.
— Да знаю, знаю! Можешь не говорить! Только Листки все равно принадлежат не тебе.
— А кому?
— А кому принадлежит Вселенная? — хитро спросил нКва и Петров заткнулся.
Бодрячка это вдохновило.
— Видишь, как легко мы понимаем друг друга, — сказал он. — Явись вместо меня Квенгго, он бы не стал спорить. Он молчун. Он вместе с квартирой перенес бы тебя к квазипаукам Тарса. Они жрут все, кроме целлюлозы. Они бы сожрали все содержимое квартиры, даже тебя, но Листки бы не пострадали. Ты мне нравишься, парень. Без серьезных парней прогресс течет вяло. Сам знаешь, — лукаво подмигнул нКва, — если некие организмы принимают пищу, то должна существовать пища. Разумно и экономично если при этом сама пища известное время будет живой, даже разумной, и будет пользоваться всеми благами цивилизации. В этом нет никакого противоречия. Правда?
Петров вынужден был кивнуть.
— Я гляжу, у тебя уже побывали…
Петров кивнул.
— Но ты не отдал им Листки!
Петров снова кивнул.
— А они утверждали, что нуждаются в них?
Петров опять кивнул.
— Лгут, — лукаво подмигнул нКва.
Но свет погас.
6
А когда лампочка снова вспыхнула, исчез нКва.
Вместо него в груде грязного белья недовольно рылись Длинный и Коротышка.
— Там, за окном, это твое животное?
Петров неопределенно пожал плечами. Он не знал, принадлежит ему черный бык или нет.
— Ты не верь нКва. Он тебя обманет.
— То же самое он говорил про вас.
— Он — типичный деструктор.
Экран неработающего телевизора снова осветился, но тут же заполнился черной мглой. Непроницаемой, ужасной. Сквозь нее прорезались смутные очертания знакомых и незнакомых созвездий, потом медленно всплыла крошечная планета, очень напомнившая Петрову Землю — нежной голубизны, вся в океанах и в материках.
Он зачарованно всматривался в планету.
— Наверное, она густо населена?
— Была населена, — хмыкнул Коротышка.
— Почему — была? Там что-нибудь изобрели такое?
— Верно мыслишь.
Петров содрогнулся.
Материки прогнулись, как от удара.
По горным хребтам молниями побежали черные трещины. Океаны выплеснулись на раскалывающиеся берега. Прекрасная планета разбухла, окуталась облаком белого пара и розоватой непрозрачной пыли.
И страшно лопнула.
Теперь только долгая, как метла, комета несла свой роскошный хвост сквозь непроницаемую мглу экрана.
— А где звук?
— Звука не было.
— Но я видел взрыв. Планету явно взорвали.
— Ты не ошибся. Но взрыв был бесшумный.
— Как это?
— А так, — весело объяснил Коротышка. — Этот придурок… — Он произнес какое-то невозможное неземное имя, — …изобрел бесшумную взрывчатку.
Петров поежился.
Ему неприятно было узнать, что где-то существуют бесшумные взрывчатые вещества. Еще неприятнее было узнать, что Коротышка и Длинный тоже держат его за придурка. В моих Листках, на всякий случай заверил он, ничего такого нет.
И добавил:
— В них только личное.
Он, конечно, лгал. Записи в его дневнике, несомненно, заинтересовали бы Светку. Ирку тоже. А Соньку тем более. И до Длинный это дошло. Он многозначительно кивнул в сторону экрана:
— Этот придурок тоже считал, что его изобретение является личным. Он вроде бы изобрел не бесшумную взрывчатку, а всего лишь средство для чистки жвал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});