Читать интересную книгу Железный ветер - Игорь Николаев

Конфедеративный Восток с центрами в Нью-Йорке и Чарльстоне, Южноамериканский Анклав с его портами в Порт-оф-Спейне, Джорджтауне и Натале, Британские острова, север Европы и «русское море»[12]. Все они составляли символический квинтет, играющий отлаженную экономическую симфонию, в которой место нот занимали тысячи кораблей, день и ночь, год за годом неутомимо отмеряющих миллионы морских миль. Даже когда великие державы становились на грань нового вооруженного конфликта, бег неутомимых морских тружеников не останавливался ни на мгновение. У этого мира было три сердца — Атлантика, Индийский океан, Южнокитайский регион, и с восьмидесятых годов минувшего века никакие разногласия между мировыми титанами не нарушали их слаженной работы, питавшей мировую экономику.

До этой недели, когда Северная Атлантика и Исландия просто исчезли с карты, превратившись в «место, где водятся тигры»[13] — зону ровного «белого шума» радиоэфира и черную дыру, в которой бесследно исчезали корабли и дирижабли.

Нельзя сказать, что Кабинет провел время в бездействии. Ведомство внешних сношений связалось с конфедератами и Пангерманским Союзом, организовав прямую, «горячую» радио- и проводную трехстороннюю линию. Военная и цивильная разведки подняли весь свой аппарат, вспомнив все мыслимые теории и шаблоны угроз, вплоть до «сумасшедшие ученые захватывают мир». Но происходившее не укладывалось ни в одну схему, не имело никаких прецедентов. Министры, военные, все государевы люди были готовы переворачивать небо и землю, если бы только знали, с чем им предстоит встретиться. Но этого знания у них не было.

Не следовало так же сбрасывать со счетов и возможность некой очень хитрой, сложной и многоходовой комбинации планетарных противников Империи. Теоретически, по отдельности все звенья цепи можно было объяснить какими-то целенаправленными действиями и применением новейших технических средств. Но никакие «кунштюки» не могли объяснить главного — масштаба событий и полного отсутствия каких-либо знаков и предупреждений.

Тайна, Magna Misteria.

Впрочем, все сходились в едином мнении — если кто-то и может приоткрыть завесу тайны, то это англичане. Данные разведки, радиоперехват, внешние наблюдения — все источники информации, все «глаза и уши» Империи рисовали картину глобального, всеобъемлющего исхода британских вооруженных сил, стягивавшихся со всего мира в одну точку — к метрополии. Исход этот совпадал с появлением «зоны тигра», как ее уже стихийно назвали в штабах, и в случайное совпадение, разумеется, никто не верил.

Константин не зря назначил совещание на восемь часов утра. Первым его порывом было собрать всех «государевых людей» ни свет, ни заря, но он специально выделил время на предварительную беседу с британским послом.

Сложный дипломатический этикет, и в документальной части, и в неписаных, но не менее строгих положениях не запрещал прямо ранние утренние беседы, но и не одобрял их. Предполагалось, что такого рода вопросы слишком ответственны, слишком многозначны, поэтому не терпят суеты и спешки. Обсуждать их должно только после тщательной подготовки, с перерывами на осмысление и консультации, и уж конечно не спозаранку.

Принимая это решение накануне, Константин колебался, наверное, с четверть часа, а может и чуть дольше — огромный срок для самодержца, чье время бесценно. И все же поздним вечером он снял телефонную трубку и передал секретариату указание уведомить британское посольство о желательности лицезрения сэра Кристофера Уильяма Бейтмана, полномочного представителя Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии в Российской Империи и прилегающих, а равно союзных землях. Утром, шестого августа, в семь часов утра.

Формально сэр Кристофер вполне мог проигнорировать такого рода приглашение, «желание лицезрения» было устаревшей формой протокола, которая стояла несколько ниже «аудиенции по уведомлению». Но британский дипломат уведомил о своей готовности оказать достодолжное почтение сиятельному монарху и уважить его потребность в беседе, каковых бы вопросов она не коснулась.

Это утро началось для Константина в половине шестого утра с новых сводок и новостей. Британские посольства, консульства и дипмиссии по всему свету уничтожали бумаги. Англичане либо что-то знали, либо были напрямую причастны к происходившему в «зоне тигра», теперь это было однозначно, и император был твердо намерен, как сказал бы канцлер Джугашвили, «поставить вопрос ребром».

Бейтман не заставил себя ждать, классический бритт, аристократ в тридцатом колене и прирожденный дипломат с ложью в сердце и сахарным языком. Британец сослался на ограниченность полномочий, непостоянность связи с родиной, помянул некоторый консерватизм Короны в вопросах своевременного оповещения своих верных слуг относительно новых векторов внешней политики. Не обошел вниманием сложности во взаимоотношениях с Конфедерацией, а так же прошлогодний скандал в имперском генеральном штабе Метрополии, связанный с вопиющим пренебрежением боевой подготовкой войск. Из этой сложной конструкции велеречивых намеков и предположений посол извлек тезис о военных учениях небывалого масштаба, о которых в силу некой прискорбной ошибки его просто забыли уведомить. Но посол обещал всемерно способствовать тому, чтобы неведение было рассеяно, истина восторжествовала, а инструкции и точные ответы из Foreign Office[14] были получены без промедления. Может быть даже завтра.

На протяжении всей беседы император боролся с искушением вспомнить старые уроки футбола, которым он увлекался в юности и «зарядить с ноги» в постную физиономию Кристофера — желание со всех сторон недостойное, но от этого не менее крепкое. Константин не сразу понял, что этот порыв на самом деле скрывает совершенно иное чувство…

Страх.

Поняв, что ответа он не получит в любом случае, монарх закончил встречу и отпустил посла с миром. Затем было долгое совещание Совета, сменившееся многочасовыми совещаниями с вызываемыми специалистами и советниками по выработке частных нюансов большой стратегии.

Данные разведки, сводки о перемещениях войск, приведение в боевую готовность приграничных соединений и объединений, повышенная готовность цивильных учреждений отвечающих за чрезвычайные ситуации, личная телефонная беседа с президентом Конфедерации. Документы, встречи, звонки.

Сейчас, когда «Будимов» отсчитывал последние минуты уходящего дня, Константин признался самому себе, что ему страшно.

Он никогда не боялся, правитель благополучной богатой, сильной державы, воздвигнутой неустанными трудами предшественников, был избавлен от этого чувства. Неудачи — да, он знал их горький привкус. Провалы, поражения — все это было ему ведомо. Но ему всегда было куда отступать, в казне были средства на крайний случай, советники всегда спешили с советами, а почти миллионная армия стояла на страже державных интересов. Всякую ошибку можно было со временем исправить, любой провал можно было постараться обернуть в победу.

Но именно теперь, на шестом десятке, он чувствовал страх. Не от несуразности происходящего, не от странных, необъяснимых действий Британии, даже не от «зоны Тигра» к которой с двух континентов сразу отправлялись дивизионы тяжелых дирижаблей для разведки и разрешения проблемы.

Послы могут угрожать, оправдываться, договариваться, лебезить, наконец. Но англичанин ничего этого не делал. Он говорил правильным тоном правильные слова, приносил извинения, обещал разобраться, потребовать инструкций и сообщить. Но в каждом его слове, в каждом жесте Константин видел, читал изощренным чутьем старого политика знание.

Бейтман знал, что стоит за всеми действиями Острова. Он знал, что скрывает «зона тигра». И это знание делало бессмысленными все прежние правила, условности, порядки. Оно превращало в пыль межгосударственный этикет и избавляло от необходимости объяснять, что стоит за невозможными доселе маневрами британского флота и сворачиванием всей дипломатической сети.

Император в одиночестве сидел в «ульяновском» кресле, стискивая резные подлокотники. Голова была словно стянута железным обручем, а глаза горели, но он не чувствовал боли. Он старался побороть чувство холодных коготков безрассудного страха, царапавших спину.

Чувство неведомой беды.

* * *

Савелий Таланов был деловым человеком, поэтому терпения и сдержанности ему было не занимать. Но сейчас он с трудом сдерживал раздражение и гнев, меряя шагами каюту подобно тигру в клетке.

По четко расписанному графику он должен был оказаться в Рейкъявике не позднее вечера минувшего дня. Савелий привык к постоянным перемещениям по всему свету и к транспорту, работающему как часы, по-крайней мере, в местах отмеченных печатью цивилизации. Перелет в столицу прошел как и положено, в срок и без накладок, но в московском авиапорту начались проблемы. Воздухоплавательная сеть на северо-западном направлении ощутимо сбоила, рейсы откладывались и отменялись. Пассажиры возмущались, грозили судом и комиссией по коммуникациям, персонал обещал разъяснений и компенсаций.