Большинство авторов признают, что причина преступности – это социальная неустроенность либо несправедливое устройство общества и плохое воспитание человека. При этом исследователи отмечают, что насилие есть своего рода заколдованный круг и «разорвать этот круг пока не удается»[199]. Как отмечает Г. К. Мишин, кризис уголовного права многократно констатировался на протяжении последних полутора столетий[200].
Но механизм возникновения насильственного поведения человека и использование насилия для разрешения возникающих между сторонами конфликтов существует и возникает не иначе, как в самом обществе. Поэтому, совершенно обоснованно считает Г. К. Мишин, о научных основах уголовной политики можно говорить с появлением науки социологии, рассматривающей общество как своеобразный организм, а государство как юридическую форму его существования[201]. При этом большое значение имеет «социологический аспект изучения уголовного права»[202].
В подтверждение этому можно привести так называемый эффект «Маугли». Если первые пять-десять лет ребенок растет и «воспитывается» в животном мире, у него не развиваются речь, сознание, вертикальное хождение, он приобретает навыки и повадки соответствующего животного-«воспитателя». Подобное существо также способно на насильственные действия, но они направлены на удовлетворение естественных потребностей в питании или на защиту. Изощренные формы насилия и жестокости, а также пагубные привычки в виде пьянства, наркомании и иные, животному существу не свойственны. Это социальное «приобретение» человека[203].
Раскрывая социальную природу преступного поведения, А. И. Долгова отмечает ее тройной механизм: а) социальная детерминация; б) дача предписаний противоправного либо противоречивого характера; в) постановка личности в ситуации, вынуждающие и облегчающие выбор преступного варианта поведения[204].
Однако управлением и информацией, как двигателями прогресса, мы, по обоснованному утверждению Р. Ф. Абдеева, не овладели до сих пор, поскольку управление осуществляется в основном без обратной связи, без адаптации и учета ошибок предыдущих поколений или обретенного опыта человечества[205]. Это подтверждают результаты проведенных нами выборочных социологических исследований. Как отмечают Ф. Мостеллер, Р. Рурке, Дж. Томас, на основании изучения выборки можно сделать даже более подробные и качественные выводы, чем на основании всей большой совокупности[206]. С этим можно согласиться при условии правильности критериев исследования. Данные выводы обосновываются тем, что часть целого характеризует и целое: это подтверждает теория множеств, согласно которой «всякое множество однозначно и полностью определяется его элементами»[207]. К тому же увеличение границ выборки хотя и повышает достоверность исследований, но природу вероятности не меняет[208]: даже при больших объемах выборки частота событий равна вероятности приблизительно[209]. В нашем случае также возникает проблема соотнесения общего и особенного, как того требуют принципы уголовного права, в частности вины и справедливости.
Л. А. Морозова указывала, что в научных исследованиях приоритетным ориентиром для выхода из кризисного состояния[210] является отношение к личности, ее правам и свободам как к высшей ценности и их реальная защита.
Как и любое явление, конфликт не возникает спонтанно и преступление не совершается без определенных причин и условий. Выделяются следующие структурные элементы конфликта:
– участники конфликта с их характеристиками (личность, малая и большая группа, позиция в социальной структуре, типические и личностные социально-психологические составляющие);
– причины и источники конфликта, а также противоречивые цели в конфликте (индивидуальное – групповое – общественное и другие);
– взаимодействие, т. е. всевозможные формы конфликтного поведения и действий участников, направленные на разрешение конфликта;
– физическая и социальная среда, или условия, в которых протекает конфликтный процесс (сложный и многообразный);
– последствия конфликта, которые зависят от того, как протекал конфликт, каковы его причины, условия, острота, длительность, масштабы, потенциальная и реальная наказуемость и т. д.[211]
Конфликты как необходимый элемент преступного насилия не являются явлениями, присущими только нашему времени. Сколько человек существует, столько он и применяет насилие. С момента возникновения уголовных запретов на определенное поведение они стали нарушаться не согласными с ними членами общества. С этими лицами стали вести борьбу различными средствами.
Одним из эффективных способов воздействия на преступность была религия. Она могла контролировать не только поступки, но и мысли людей. Религии удалось, как верно отмечает С. М. Иншаков, в максимальной степени реализовать в сознании верующих принцип неотвратимости наказания за неугодные поступки. Причем возмездие, по религиозной идее, могло настигать не только в жизни, но и после ее окончания. Этим, в определенной мере, можно объяснить то, что количество насильственных посягательств в период расцвета церкви было низким. Последующие попытки реализовать важнейший фактор предупреждения – принцип неотвратимости наказания, не были такими успешными[212].
Уже в древности понимали, что поведение человека зависит от его мировоззрения, взглядов, убеждений, привычек. Так, например, Фалес на вопрос «кто счастлив?», отвечал: «Тот, кто здоров телом, одарен душевными способностями и чьи природные дарования хорошо воспитываются»[213]. Поскольку система ценностей и жизненных ориентаций человека закладывалась в социальном окружении, особое внимание уделялось нравственному и культурному воспитанию индивида. Закон в тот период, как правило, отражал моральные устои общества, представления о должном и недолжном.
Истоки насилия как крайней формы преступного посягательства, как части и целого, также закладываются в воспитании субъекта и по данной причине имеют сходные основания. Это дает основание анализировать природу преступного насилия также на причинах и условиях преступного поведения вообще.
Законы диалектики, онтологии и логики указывают на то, что насилие является следствием определенных причин бытия. Положения философии, экономики и психологии оказывают лишь позитивное влияние на криминологические исследования[214]. Отрицание «диалектической взаимосвязи личности и общества»[215] всегда приводит к отрицательным последствиям.
С. С. Алексеев обратил внимание, что начиная с эпохи Просвещения именно конкретная личность, а не общество – объект внимания, в котором заключен философский и социальный смысл категории «права человека»[216]. Однако, как отмечает исследователь, несмотря на то, что в последнее время произошло резкое возвышение прав человека, в гуманитарной науке до сих пор нет теории, которая бы основательно, углубленно и научно подошла к разрешению проблемы прав человека[217].
Согласно Е. Бафия, человек «ведет себя адекватно накопленному в социальной жизни опыту»[218]. Поэтому, если индивид совершает преступное насилие, он воспроизводит приобретенный социальный опыт. Г. П. Новоселов обратил внимание на то, что социальная сущность преступления заключается в отношении одного члена общества к другим[219]. Для предупреждения насильственного поведения необходимо выявить причины и условия, способствующие существованию преступного насилия. К общим условиям названного явления можно отнести дифференциацию материального и нематериального мира в процессе эволюции человечества.
С развитием цивилизации усиливалась поляризация населения, а вместе с этим происходило и разделение культуры, морали, представлений о праве и законе. Преступное и непреступное насилие стали определять более субъективно, с учетом социального статуса.
Соответственно росло количество несогласных лиц, совершающих с формальной точки зрения самоуправные, насильственные действия. Со стороны же преступающих закон деяния совершались, по их мнению, с целью отмщения и восстановления справедливости, в знак протеста против окружающей действительности, как способ выживания и т. д.
Так, в качестве причин насильственных преступлений указали различные недостатки общества до 70 % опрошенных студентов старших курсов юридического факультета, 67 % правозащитников, 47 % положительно характеризующихся осужденных, 8 % отрицательно характеризующихся осужденных, 59 % персонала исправительных учреждений, 50 % судей, 46 % сотрудников РОВД (женщины) и 28 % сотрудников РОВД (мужчины).