вовсе не видно.
— Под журналами, — подсказываю я, не отрывая рук с банки.
— Держи, — протягивает мне.
Я просовываю ее под банку и шустро переворачиваю, чтобы мышь провалилась внутрь. Хватаю крышку и крепко захлопываю ее. Обойдешься без воздуха, тварь. Все равно тебе трындец.
— Откуда она взялась?! — раздается взволнованный голос рядом.
— По ходу из папиной банки, — нехотя признаю я. — Выбрались.
— Выбра…ЛИСЬ? Все???
Вова нервно проводит рукой по волосам, закидывая челку наверх, и даже не пытается скрыть это паническое выражение с лица, когда осматривает пол.
— Ну, может и не все.
— Я пойду.
Он уверенно шагает в сторону коридора, я ставлю банку на стул, хватаю контейнеры со стола и иду следом.
— Еду не забудь.
— Ага, — кивает он, шустро всовывая ноги в ботинки.
— Слушай, я хотела сказать… Спасибо тебе огромное. И извиниться. За те свои слова… Некрасиво получилось. Я не хотела намекать на твою продажность и вообще… И за мышей извини, ладно?
— Ладно, — кисло соглашается он.
— Ты отлично отработал. Оставлю тебе положительный отзыв, буду рекомендовать друзьям, что там ещё говорят в таких случаях?
— Лучше подругам, — усмехается он, открывая дверь.
— Ага, подругам. Ну, счастлимво? — передаю контейнеры, заглядываю ему в глаза, покачиваясь на пятках.
— До встречи, заюш, — щелкает меня по носу свободной рукой.
— Позволить себе повторную встречу я не могу, так что, таки прощай, — поджимаю губы.
— Ауч, — морщится он, отводя взгляд.
— Прости, опять я… — Господи, да что со мной не так?
— За правду не бьют, — хмыкает он. — Прощай Зина‑Ида, — разворачивается.
— Подожди, я же тебе за лекарства должна! — хватаю сумку и начинаю рыться в поисках кошелька.
Периферийным взглядом ловлю движение у ног — ещё одна мышь резво пробегает мимо и скрывается в подъезде. Благо, Вова ничего не замечает, сверля взглядом мне лоб. Черт, они реально все выбрались!
— Сколько там, сто шестнадцать? — лезу в карман для мелочи, поднимаю взгляд.
Мой ненастоящий парень сжимает челюсти и выдавливает сквозь зубы:
— Сто пятнадцать восемьдесят, — ехидно выговаривает он. — И букет маме посчитай. Полторы. За проезд, так и быть, не возьму.
Какая щедрость. Я вытаскиваю две купюры по тысячи, оставляя свой кошелек практически голым, если не считать мелочь в кармане, и сую парню напротив в руки, чуть не выбивая контейнеры.
Забрать их обратно что ли, раз пошла такая пляска?
— У меня сдачи не будет, — холодно говорит он.
— А это тебе на чай! — зло выговариваю я. — Прощай! — и захлопываю дверь.
И чего разозлилась? Все справедливо. Он — наемный рабочий, я — наниматель. А все эти поцелуйчики, касания, косорасплетания — не более, чем сопровождение сделки. И дуре понятно.
И вообще, мне мышей ловить надо, некогда слюни тут по Курту Кобейну распускать.
Кажется, без крови всё‑таки не обойтись.
Глава 6
Октябрь
Ида
— Расчехляй парадные трусы, Идончик, сего‑о‑одня будут танцы! — нараспев кричит подруга.
Входная дверь хлопает, оповещая о возвращении Ангелинки, хотя ее возглас оповестил и меня, и соседей по лестничной клетке сильно до этого. Выглядываю из комнаты и натыкаюсь на широченную пьяную улыбку подруги.
— Ты чего так орёшь, Гель? И где успела так налакаться?
— Я была на собеседовании, — выдыхает она и плюхается на пуфик у двери.
— И?
— Прошла, — прикрывает глаза и радостно хохочет. — Все, все, теперь никаких велосипедов, никаких «приятного аппетита», никаких мозолей на спине! За‑жи‑вем, — размахивает руками, бьётся о прихожую и тут же шипит от боли. — Блин.
— А куда взяли‑то? — прислоняюсь к стене и улыбаюсь. Она очень долго и безрезультатно стучалась во все двери города, но открыли ей только службы доставки.
— А, крепежи какие‑то, краска и ещё что‑то, что я воспроизвести сейчас не смогу, — хихикает она.
Ангелинка тянется к туфлям и пытается стянуть их с пятки, но теряет равновесие и кренится на бок, упираясь лбом в стенку прихожей.
— Упс, пардонте, — снова смеётся она, помогая себе выпрямиться.
Ее взгляд сосредотачивается на стене напротив, а рука снова тянется к туфле.
— Оп‑па! — грандиозно произносит она, выставляя вверх руку с одной из лодочек. — И‑и‑и… оп! — к первой присоединяется вторая рука.
— Смертельный номер, — улыбаюсь я. — Давай свои кэблы сюда.
Отбираю у подруги самые непотребные в мире туфли и ставлю к остальной обуви на подставку.
— Так что ты там про трусы кричала?
— Танцы! Мы должны пойти танцевать! — Геля встаёт с пуфика и, пританцовывая, кривой походкой направляется на кухню.
— Сегодня среда.
— Плевать! — Ангелина берется за чайник и подносит носик ко рту. Жадно припадает к нему и громко пьет. — Ого‑о‑онь, — вытирает рот рукавом блузки. — От шампанского такой сушняк!
— Да где ты шампанское взяла?
— В мини‑маркете! — плюхается на стул.
— И что, одна его вылакала? — только зарождающейся алкоголички мне для полного счастья и не хватает.
— Почему одна, там ещё мужик был. Санёк. Ему, правда, лет пятьдесят, но он сказал, можно просто Санёк.
— Где ты мужика взяла, Господи? — закатываю глаза. Вечно у нее что ни день — приключение.
А все оттого, что на ней лежит проклятие безупречной красоты. Когда люди видят ее кукольное лицо, длинные блестящие волосы, идеальную фигуру, тянутся к ней, как мотыльки. Довольно быстро они понимают, что за ангельский внешностью стоит вовсе не дурочка с переулочка, а злобная гарпия и уходят в закат, крестясь. А мне вот версия злобной гарпии нравится. Она настоящая. И, конечно, со мной такого никогда не происходит, начинка и оболочка ничуть не разнятся: я выгляжу простушкой, она и есть внутри.
— Так в мини‑маркете и взяла! — подруга цокает языком, словно я задала самый идиотский вопрос в мире.
— И что, вы с ним на пару ее распивали?
— Ага, — широко улыбается и откидывается на спинке стула, вытягивая