Читать интересную книгу Обвиняемый - Игорь Ефимов

– А тот водитель, который ехал за тобой и который позвонил в полицию, он никаких оленей не видел!

– Потому и не видел, что я свернула и они успели удрать. Не сверни я – прекрасно бы увидел. В канаве, ногами кверху.

Идея, что мать пыталась покончить с собой, засела в голове Кристины. Даже разговор с полицейским, который объяснял ей, что самоубийца не станет давить на тормоз с такой силой – черная полоса на асфальте длиной в сорок футов! – ничего не изменил.

– Это – прoклятое место, – объяснял им сержант. – В огораживающем барьере просвет – вот олени и шляются через него взад-вперед. Какой чертов проектировщик решил тут сэкономить – под суд бы его отдать. Может быть, хоть теперь, после этой аварии, спохватятся и заделают.

Грегори попытался вспомнить, когда в девочке проснулась эта глухая враждебность к нему. Ведь в первые годы после развода Кристина была явно на его стороне. Про Голду ей не рассказывали, поэтому она во всем винила мать. Радостно принимала его подарки к праздникам, звонила советоваться по поводу интриганок-подруг, ликовала, когда ему удавалось вырваться – взять ее с собой – в очередной байдарочный поход.

Позже случился, правда, один эпизод, когда ему почудилась какая-то трещина, какая-то вспышка ее недовольства. Ей тогда уже было лет пятнадцать, она заночевала у одноклассницы милях в десяти от дома и наутро позвонила – не матери, а ему! – и попросила отвезти ее в школу, потому что противная Ребекка куда-то исчезла со старшей сестрой и машиной посреди ночи, и что ей теперь делать? Не пешком же тащиться по жаре.

У него были утренние лекции, вырезать лишние полчаса оказалось нелегко, но он вывернулся, успел. Не выключая мотора, вбежал в дом -?скорей! скорей!? – успел увидеть, как Кристина прощалась с младшим братом одноклассницы, тихоней Харви, буквально осыпала его поцелуями. Харви при этом дрожал и смотрел не на нее, а на него – с ужасом, будто ждал возмездия за какой-то страшный грех. Грегори почему-то вспомнил свою первую ночь с Гвендолин – вот так же дрожал и ждал расплаты. Догадка мелькнула и исчезла, потому что были дела поважнее: вырваться из переплетения незнакомых улочек на шоссе, успеть к началу занятий.

Кристина же была весела, поглядывала на него с насмешливым ожиданием расспросов. Да, родители Ребекки тоже в отъезде, да, они с Харви оказались одни в пустом доме. Он славный мальчик, если перестать над ним измываться, превращать в игрушку, как они – бессердечные – делали это всю жизнь. Наверное, тут ему надо было напустить строгость, учинить допрос:?Как?! В таком возрасте?!? А она бы тогда изобразила загадочную уклончивость. Или высыпала бы на него ворох каких-нибудь заготовленных контробвинений. Например: выпивку нам не продаете до двадцати одного года, а на войну посылаете уже в восемнадцать! Но он не разгадал ее настроения, не вписался в сценарий. И она вдруг помрачнела. И замолчала на всю оставшуюся дорогу. И вышла из машины, не попрощавшись. Хлопнула дверцей и пошла к дверям школы.

Не с этой ли поездки началось ее охлаждение – на грани вражды?

Актриса на экране поправила судейскую мантию на плечах, блеснула прощальной улыбкой. И актеры, изображавшие присяжных, тоже не могли скрыть своей радости. После всех проваленных проб и полученных отказов прорваться в почти часовую – пусть учебную – ленту – совсем неплохо, а? Это вам не какие-нибудь пять долларов в день.

Фильм кончился, и вошедший бэйлиф начал выкликать фамилии из принесенного списка:

– Мистер Грегори Скиллер?..

– Здесь!

Аша горестно протянула вслед ему красные раструбы рукавов. Но через несколько имен бэйлиф позвал и ее тоже. Благодарный взлет черных запястий к потолку, звяканье браслетов. Шеренга из тридцати потенциальных присяжных двинулась к дверям, как десантный отряд армии правосудия, посланный на выполнение секретной миссии.

Вверх-вниз по лестницам, вправо-влево по коридорам – шеренгой в затылок – их вели глубже и глубже в чертоги Закона. Вдруг шепотом – от одного к другому – пролетело волнующее известие: их будут отбирать для слушания знаменитого дела об убийстве мистера Кравеца. В судебную залу они входили оробевшие, будто ждали тут же оказаться лицом к лицу с убийцей. Поседевший и слегка согнувшийся за тридцать прошедших лет судья Ронстон сидел под портретом губернатора штата, чесал за ухом нестареющего спаниэля Гидеона – наверное, уже третьего или четвертого по счету. Адвокат и прокурор располагались за столами пониже судейского возвышения. Все трое пытливо разглядывали притихших присяжных, рассаживавшихся на местах для зрителей.

– Дорогие сограждане, – начал судья, – позвольте мне выразить искреннюю благодарность и одобрение в ваш адрес. У каждого из вас – я уверен – так много неотложных дел и забот, важных для вас, для вашей судьбы, для ваших близких. И тем не менее вы согласились – вы готовы – отдать бесценные часы – а может быть, и недели, и даже месяцы – ради выполнения своего гражданского долга.

Он прижал просительно поднятую морду Гидеона-4 к своей мантии, словно подтверждая, что ему-то одобрение обеспечено всегда.

– В последние годы приходится слышать много критики в адрес суда присяжных как института. Говорят, что он стал непосильно громоздким, дорогостоящим, что искусственно осложняет и затягивает судопроизводство. Многое в этой критике справедливо. Но есть на свете одна бесценная вещь, которой не все умеют дорожить: традиция. Наши отцы и деды видели в суде присяжных главный инструмент достижения – утверждения – их главного кумира: идеи справедливости. И я очень надеюсь, что при моей жизни весь скепсис человеческого ума не успеет испепелить этого кумира, эту традицию, как он испепелил уже многое другое.

Все же, идя навстречу критике, мы попытались упростить процедуру отбора. Вместо того чтобы опрашивать каждого из вас по отдельности, прокурор и адвокат раздадут вам подготовленную ими анкету с вопросами, на которые вы постарайтесь ответить честно и обстоятельно. Я же для начала вкратце изложу вам суть дела.

Но?вкратце? у судьи Ронстона не получилось. Дело было таким необычным и запутанным, что он постоянно срывался с высоко натянутой мечты о полной объективности и просил прощения то у прокурора, то у адвоката, а присяжным приказывал стереть из памяти вылетевшие у него слова.

Начать с того, что отыскивать убийцу больше не было нужды. Его звали Гарри Лемпер, и он сознался в совершенном преступлении, оставил подробную записку, перед тем как пустил пулю себе в висок. Но в его компьютере была обнаружена обширная переписка с вдовой убитого, миссис Кравец. Из этой переписки делалось ясно, что между ними полыхал любовный роман длиною почти в полгода. Подробности – детали – всплывут на суде. Сейчас нет времени их касаться. Но необходимо сказать о главном: миссис Кравец в своих письмах изображала мужа – человека добрейшего и честнейшего – абсолютным чудовищем. Она писала, что он возглавляет преступный клан хорватских мафиози. Что она не знала об этом, когда выходила замуж. Что после короткого медового месяца он превратил ее в рабыню. Что она дрожит за жизнь детей от прежних браков. Что любая попытка уйти от него закончится ее неминуемой гибелью. Что он избивает ее по любому поводу – в доказательство посылались фотографии с нарисованными?следами побоев?. Миссис Кравец умоляла возлюбленного спасти ее. И мистер Лемпер выполнил ее просьбу: тайно прилетел из Лос-Анджелеса в наши края, тайно проник в автомастерскую, умело застрелил мистера Кравеца, когда он был там один, и тайно исчез.

Возможно, следствие так никогда и не отыскало бы его, если бы он не покончил с собой. А сделал он это потому, что через две недели после убийства миссис Кравец созналась ему, что выдумала всю историю про жестокого мужа. Что она в свободное от домашних хлопот время сочиняет киносценарии. И она устала получать от студий отказы с мотивировкой?неправдоподобно?,?неубедительно?. Ей нужно было доказать – хотя бы самой себе, – что она способна сочинить историю, в которую читатель или кинозритель поверит. К сожалению, мистер Лемпер слишком поверил сочинительнице, слишком вжился в отведенную ему роль. После того, что произошло, им необходимо расстаться.

– Формула обвинения, предъявленного миссис Кравец:?подстрекательство к убийству?. Очевидно, защита – да простит меня уважаемый адвокат за высказанную догадку – будет подчеркивать отсутствие корыстного мотива в действиях обвиняемой. Страсть к сочинительству еще не так распространена в нашем обществе, как, например, страсть к игре, к наркотикам, к алкоголю. Но и она уже привлекла к себе внимание солидного отряда психиатров, и кое-кто из них, видимо, предстанет перед вами в качестве экспертов. Отсюда – обилие вопросов о вашем отношении к судебной психиатрии в розданных анкетах. На эти вопросы прошу ответить особенно обстоятельно.