Светлой полосою
На воду он лёг.
В доме не дождутся
С ловли рыбака —
Обещал вернуться
Через два денька.
Но прошел уж третий,
А его все нет…
Была такая книжка, — сказал он. — Старая-старая… Обложка серая в полоску — так часто в то время переплетали книги… Лежала книга на столе под лампой, и на первой странице было вот это стихотворение. Лампы нет, лампа была керосиновая, и домика того нет, а огонек горит…
Низкий берег кончался, на той стороне начиналась отмель.
Теперь течение относило огонь в нашу сторону. В этом месте степь клином выходила к реке, горячий даже ночью степной ветер нёс по небу облака; луны не было. Сильный приглушенный плеск раздался под берегом.
— Смотри! — прошептал Гайдар, склоняясь к воде. Здесь, под яром, — мы знали это по рассказам деда Захара — была старинная осетровая ятовь, глубокая речная яма, в которой стояли осетры.
Как раз над ней проплывал сейчас огонь, и впереди огня, почти рядом с ним, медленные и спокойные, плыли два осетра.
Спустя мгновение из глубины поднялся к ним третий. На поверхности воды, освещенные красным светом костра, они казались нам сказочными существами, придуманными и ненастоящими.
Острые их верхние плавники выходили наружу и при движении оставляли тонкий струистый след.
— Осетры к царю плывут… — тихо сказал Гайдар.
Я не понял: почему к царю? Тогда он прочел целую строфу из ершовского «Конька-горбунка» — память у него была исключительная:
Осетры тут приплывают
И без крика поднимают
Крепко ввязнувший в песок
С перстнем красный сундучок.
У него под ногой с шумом обрушился в воду яр.
Упав на колено, Гайдар едва удержался на берегу. Плеснув хвостами, исчезли сказочные рыбины.
Рядом, внизу, попав, видимо, на омут, медленно кружился огонь.
Мы молчали.
— Так не бывает, — сказал наконец Гайдар. — Об этом написать нельзя.
Конское фырканье раздалось за нашей спиной. От ближнего стога прыгал к нам спутанный годовалый жеребенок. На самом яру он остановился, ткнул мордой Гайдара в плечо, еще раз фыркнул и удивленно уставился на реку.
Пень-выворотень вырвался из омута и поплыл по реке быстрее, ветер раздувал на нем пламя.
Жеребенок поднял морду и заржал тревожно и тоскливо.
В темном небе только угадывалось движение облаков. Далеко в степи скрипела арба.
— Смотри! — сказал Гайдар. — Смотри на него. Видишь?
Я ничего не видел. Небо как небо, лошадь как лошадь, молодая и глупая.
— Он удивлен, — сказал Гайдар. — И сердится за непорядок; привык к тому, что золотые шары катаются по небу и тогда отражаются и дробятся в воде. А тут огонь в воде, внизу, а наверху, в небе, темно, ничего нет. Он тоже, наверно, думает про себя: «Так не бывает. Об этом нельзя рассказать маме лошади — все равно не поверит».
Гайдар полез в карман. Удивительные были карманы у Гайдара: в них всегда лежали конфеты, сахар, хлебные корки и крошки. Жеребенок немедленно потянулся к Гайдару.
Низко-низко над нашими головами, свистя, как стрелы, пронеслись дикие утки. В тонкой полосе огня на воде показался силуэт лодки — плыли рыбаки. В руке Гайдара загорелась спичка.
— Аркадий Петрович? — спросили с воды.
— Я, — сказал Гайдар. — Приставай, казаки, к берегу. Узнали?
— Кому ж тут быть, кроме тебя, — ответили голоса…
Мы вернулись на стан на рассвете.
Товарищи наши уже спали. Гайдар отправился купаться.
— Я теперь пойду ко дну
И немножко отдохну, —
сказал он. — До чего ж хорошо!
Над рекой, колыхаясь, приподнимался туман. «Что случилось сегодня ночью? — думал я. — Уплыл и погас огонь, ускакал жеребенок, шастают по дну осетры, и рыбаки уже подплывают к своему рыбачьему стану. Почему ж так вышло, что запомнилась мне эта ночь навсегда, на всю жизнь, а никогда вот раньше не запоминалась? Почему увидел Гайдар за сегодняшнюю ночь больше, чем мы за одиннадцать лет, за одиннадцать таких ночей?»
Много проходит мимо человека всякого хорошего в жизни, и, наверно, не надо стоять в это время спокойно на берегу и ждать: пусть хорошее проплывает мимо.
Надо идти за хорошим до самого конца, до тех пор, пока не погаснет огонь.
Вот чему научил меня Аркадий Гайдар в ту ночь на Урале.
★
Осетр на цепи
Ночью на перемет попался небольшой осетр — фунтов на тридцать. Мы его вытащили, продели ему в жабры собачью цепочку и привязали цепь к коряге на берегу. Три дня живучий цепной осетр плавал возле лагеря. На четвертый день я отвязал от коряги цепь и по воде вдоль берега повел осетра к палатке «сниматься на память».
Осетр шел за мной легко, и я лишь чуть придерживал цепочку пальцами, как вдруг проклятая рыба ударила хвостом, вырвала цепочку из моих рук и юркнула в глубину.
— Ай! — закричал я, и все на берегу закричали тоже.
Осетр ушел.
— Делайте со мной что хотите, — сказал я, усаживаясь на ведро с мальками. — Я растяпа и рохля.
— Да, — сказали мои товарищи. — Ты растяпа. Упустил такую рыбину!
Все поглядели на меня один другого злее. Только Гайдар на меня не рассердился.
— Со всяким бывает, — сказал он и полез в воду. — Разве он нарочно? Мы еще, может быть, этого беглеца поймаем. Осетр днем далеко не уйдет: он рыба ночная.
Дно Урала с нашей стороны понижалось отлого, и, когда Гайдар отошел шагов сорок от берега, вода доходила ему только до шеи. Долго он там ходил, плескался и фыркал, а потом вдруг сказал спокойно:
— Я наступил ногой на осетровую или на собачью, как хотите, цепочку. Плывите ко мне и ныряйте за осетром, сам я нырять не умею.
— И без тебя тошно! — сказал я. — Не издевайся над несчастьем товарища.
— Плыви ко мне! — сказал тогда Гайдар суровым командирским голосом.
Я поплыл, нырнул Гайдару под ноги, нашел в песке цепочку, и Гайдар торжественно выволок осетра на берег.
Вечером у костра мы ели уху и пироги с осетриной.
— Что я вам говорил! — сказал Гайдар. — Осетр не иголка, куда ему деться!
Мы посмотрели на быструю мощную реку — словно серебряной шкурой ее покрывал лунный свет — и вздохнули.
★
Арбузы и волки
Жили мы в лесу на берегу реки Урала — я, Аркадий Гайдар, еще три наших товарища и девушка Наташа.
Жили хорошо и