Иные миры
— Ворон, что это было?
Он стоял во Тьме. Только она и звезды в вышине.
— А как ты сам думаешь? — отвечал незримый сейчас Ворон.
— Это… было похоже на то, что было на той поляне в лесу. Но ведь в деревне не было Места?
Перед Скитальцем возникло видение крыльца, на котором стоял испуганный мальчишка. У его ног лежала изуродованная туша волка.
— Да. Не было, — ответил Ворон — Я ведь не говорил тебе, что Место обязательно? Я сказал, что потребуется меньше энергии. А ты, испугавшись, попытался не то что сам шагнуть, а переместить зверя. И это у тебя вышло… частично. Ты очень талантлив. Я редко вижу, чтобы Скиталец был настолько близок к Перекрестку.
— Редко? Ты видел и других скитальцев?
Видение тут же исчезло. Вместо этого звезды засверкали ярче, словно маня к себе смотрящего.
— Да, и большинство из них не были людьми.
Перед Сашей вынырнуло странное существо с длинными и тонкими конечностями. Оно было похоже на прямоходящую козу, одетую в тогу. Глаза, расположенные по бокам не двигались, охватывая пространство прямоугольными зрачками. Саша непроизвольно вздрогнул, когда страшное существо шагнуло вперед, растворяясь во Тьме.
— И… как это было? — тут же спросил он Ворона.
— Что?
— Ну, ты же мог чувствовать то же что и они?
Во Тьме колония паразитов с общим разумом медленно гнала по лесу двуногих ящеров. Город, позади, возведенный руками зараженных обезьян, отбрасывал тени шпилей на удалявшееся войско. Они шли навстречу другой группе паразитов. Битва за носителей, длившаяся веками.
— Как тебе сказать… Что ты чувствуешь, когда поворачиваешь голову?
— Ну… Ничего…
— А когда моргаешь?
— Не знаю, ну то есть, я чувствую движение кожи.
Огромная птица вынырнула из мрака, она заставила Скитальца отшатнуться, потянувшись к нему безглазой головой. Сложила крылья, считывая пространство как летучая мышь, потянулась необычайно ловкой и гибкой нижней конечностью к Саше. Он отступил, и птица открыла круглую дверь, расположившуюся там, где мгновение назад стоял Скиталец. Она нырнула в нее и исчезла.
— Вот и я чувствовал то же самое — что это естественно. Не сразу конечно, сначала всегда непривычно. Хотя они могли чувствовать многое из того что не может человек, если тебе это интересно.
Перед Скитальцем возникла необъятных размеров нейронная сеть, охватившая паутиной сигналов, целую планету. Вечный симбиоз разума огромных знаний и существ, росших по его замыслу, а затем устремлявшихся в космос, распространять сеть.
— Конечно, интересно! Что, например? — протараторил Саша, провожая планету взглядом.
И вдруг перед Сашей возникли тысячи, миллионы людей. Они бродили, потеряв ориентацию, словно слепые в вечном царстве темноты. И только один стоял недвижно. Мальчик, с вороном за спиной. Ворон рассмеялся и заговорил:
— Реальность всегда скуднее, чем наши представления о ней. Так и чувства всегда кажутся нам ярче, когда мы не испытываем их. Для других разумных видеть другие цвета — больше или меньше, воспринимать движение материи — быстрее или медленнее — это нормально. А еще разные существа воспринимают разное количество измерений пространства. Кто-то видит мир двухмерным, кто-то видит четыре или даже пять измерений. Но как тебе описать это? Это… по-другому. И каждый раз, оставляя носителя, ты ощущаешь, что потерял нечто очень важное… и не можешь вернуть. Как будто ослеп. Не ценим, пока не потеряем, верно? Подумай над тем, что ты ощущаешь, когда пересекаешь Перекресток.
Ворон на плечах мальчика взмахнул крыльями, и люди рассыпались миллиардами мелких светящихся пылинок. Скиталец отмахнулся от них, оставив себя наедине с Вороном.
— Ну, нет… ты так ничего и не сказал толком, — покачал Саша головой.
— Думаешь? — Ворон на плече мальчишки склонил голову набок — А попробуй закрыть глаза и только слушать, долго, очень долго. Тебе нужны другие чувства? У тебя огромный набор возможностей, которые ты не используешь.
И он исчез.
Языковой барьер
Телега, поскрипывая, и подпрыгивая на кочках, везла их вперед по дороге. Растянувшаяся перед ними вереница таких же телег, груженых под завязку, поднимала клубы пыли. Пан, правивший запряженным в повозку быком, все время кашлял и сплевывал в сторону. Саша тоже иногда заходился кашлем — ехать в самом конце оказалось не слишком приятно. Он пытался следить за полями и лесами, полными необычных деревьев, но проклятая пыль и непрестанная тряска не давали любоваться красотами природы. Проще, оказалось, улечься на спину, устроившись поудобнее в ворохе шкур, и наблюдать за проплывавшими в небе редкими облачками.
И как всегда, сразу же заговорил Ворон.
— Не только смотри. Наблюдай, рассеивай внимание, не давая ему ослабнуть, и не уходи в себя.
— Это сложно. Так же, как и не думать, как ты говорил.
— Если ты будешь думать, что это сложно — это будет сложно. Для начала попробуй наблюдать за дыханием, успокоиться. Или можешь наблюдать за облаками. Но заметь — не просто смотреть, а именно наблюдать. А затем постепенно расширяй поле своего внимания.
Все то время, что длилось их небольшое путешествие в город, Ворон не отставал от него.
— Умение наблюдать никак напрямую не связано с твоим умением ходить через перекресток. Но это умение помогает тебе понимать и контролировать себя, уметь видеть мир правильно и правильно реагировать на его явления, — говорил он мальчику.
И Саша усердно работал. Он действительно старался, выполняя порой нелепые указания Ворона — ведь все, что могло ему помочь, должно было быть сделано. Глупые страхи перед чужим мнением или боязнь заниматься ерундой и казаться глупым, были ничем, по сравнению с поиском лекарства и быстро убегавшим временем. И еще… то, что произошло, не должно было повториться. Его неумение и страх погубили других людей.
Он слушал, как шум ветра и стук колес, пение птиц и неясные шорохи и звуки дороги и людей сливаются в единую мелодию Жизни. Он не замечал, но это умение слушать меняло его.
Ворон тоже не терял времени даром. Однажды, когда Саша сидел, подогнув под себя одну ногу, и глядел на золоченую солнцем равнину, проплывавшую перед глазами, Ворон сказал:
— Скажи Пану — «Аси мени сторумети, Пань?»
— ?
— Скажи это, потом объясню.
— Ты их язык выучил?
— Вот сейчас и проверим.
Саша обернулся к охотнику, сидевшему на месте возницы:
— Аси мени сторумети, Пань?
Охотник обернулся, он не выказал большого удивления, более того, воспринял, словно давно ожидаемое.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});