в других отношениях, то конечно же, он с уважением рассмотрит другие мнения, но этим и ограничится. Также, установив для себя стандарт поведения, такой человек будет сохранять его среди не симпатизирующего ему мира, стоя в одиночестве, поскольку никогда не ведёт себя подобно хамелеону, и не заимствует свой цвет извне. Потому Хранителями Человечества он избран инициировать на Земле новые направления жизни.
Поскольку воля есть способность к самоизменению, то человеку, идущему по этому пути, легко даются самоконтроль и практика аскетизма. Человек первого луча правит собою железной рукой. Если такой человек узнает, например, что мясная пища плоха, будь то с физической или нравственной точки зрения, он бросит её безо всяких усилий, и если тело поднимет свою голову и скажет "я хочу оленины, неужто ты лишишь меня её вкуса на всю оставшуюся жизнь?", он без колебаний ответит: "да, именно так". Если он считает, что какие-то упражнения или практики хороши, он будет выполнять их, и неохота или инерция тела его от этого не удержат. Во всём этом не будет ни напряжения, ни возбуждения, ибо простая причина этого в том, что воля — самая спокойная вещь на свете. Иногда люди думают, что большой и бурно доминирующий человек и есть человек воли, но это не так; он ведёт себя так именно потому, что полусознательно знает, что сам может быть подчинён подобными бурными вещами, действующими на него извне — чему человек воли никогда не подчинится. Нет, воля — спокойнейшая в мире вещь.
И человек самоконтроля будет считать свой аскетизм не самоцелью, а просто хорошей жизнью чистого "я", чья чистота священна не как собственность или достижение, но в силу самого своего существа.
У индийцев в их национальном характере мы можем видеть, возможно, величайшее проявление этой силы. В Индии есть много людей, которых мало заботят внешние вещи, коль скоро "я" удовлетворено внутренне, и иногда в практических делах вы можете встретить людей, которые сильны в этом, но имеют недостатки в каких-то других частях своей природы, и они будут очень хотеть, чтобы вы думали, что у вас свой собственный путь, и были счастливы в этой иллюзии, тогда как внутри они наслаждаются осознанием, что у них свой собственный путь. Первый луч — часто странно молчаливый путь, и даже звук, который слышится внутри — это голос безмолвия, и на пути йоги этот молчаливый звук будет водителем человека в гораздо большей степени, чем любое зрительное ясновидение. Среди практических философий Индии типичной для этого луча является философия Патанджали — его Йога Сутра содержит учение для человека воли. В качестве цели стремлений ученика он предлагает кайвалью, или независимость, а в качестве ступеней к этому достижению — контроль "я" над телом, чувствами и умом. Даже в своём подготовительном курсе, где говорится о необходимости чтить божественное во всех вещах, тем достигая правильного знания, эта школа на первое место ставит тапас, который, будучи понят правильно и широко, означает самоконтроль и владение собой во всех отношениях.
У древних греков и римлян этот луч дал рождение школе стоиков, и высшего осуществления данный аспект этой великой философии достигал особенно среди римлян. Тогда каждый человек, который был действительно стоиком, чувствовал благородство "я" — человек мог выйти из своего горящего дома и увидеть, что труды всей его жизни пошли прахом, и сказать, что он не потерял ничего, поскольку нет богатств вне "я". Это вещь, которую он ощущал как факт и знал, что это так, поскольку мог определить, что этот опыт, каким бы болезненным он ни был, нужен, чтобы обогатить его жизнь.
Я не говорил о недостатках этого луча, потому что ни у одного луча нет такой вещи, как недостатки. Может быть так, что человек какого-то луча не достиг ещё общего стандартного уровня в других принципах своего состава, и в таком случае человек воли может оказаться скорее эгоцентричным, подавляющим, хитрым, безрассудным, грубым, неделикатным, и невнимательным к тому, что не имеет отношения к его целям, но эти недостатки надо приписывать не его силе в одном направлении, а его слабостям в других. Путь их исцеления — не в уничтожении силы, которая в нём уже есть, не в остужении горячих стремлений его характера, а в направлении их в лучшие каналы, дабы он мог осознать, насколько богаче может стать его жизнь и насколько шире — её сфера, если он научится любить и мыслить так же, как научился он владеть волей; если он научится уважать всё, что есть прекрасного, доброго и хорошего в удивительном мире бытия, который есть божественная школа для всех нас.
В детях иногда можно обнаружить эту волю в виде любопытного упрямства. Ребёнок хочет сделать что-то и уже фактически собирается это сделать, как вдруг какой-нибудь невнимательный взрослый говорит, что он должен сделать это. Тогда вся радость уже отравлена, и ребёнок сопротивляется, громко возражая или проявляя молчаливое упрямство. Я слышал о маленьком мальчике, примерно шести лет, мать которого хотела, чтобы он носил какую-то рубашку, но предложила её ему в форме, столь неприятной для его темперамента, что он с негодованием отказался. Тогда позвали отца. У ребёнка не было настоящего отвращения к этой рубашке, и чтобы его уговорить, было достаточно нескольких добрых слов, но отец ударил его, и тогда, сквозь зубы, ребёнок процедил: "теперь я не надену её даже если ты убьёшь меня!". Невежественные родители и старшие пытаются сломить дух таких детей, сделать их более вежливыми и послушными, и иногда им удаётся превратить их в обычных благопристойных людей, чья доброта оказывается по большей части никакой, будь то для них самих или кого-либо другого. Они хороши просто тем, что не плохи, подобно тому, как идея о мире у большинства людей заключается в представлении об отсутствии войны. Если бы к ребёнку относились с любовью, на которую он мог бы ответить, и к его воле прибавилась бы любовь, то в дальнейшей жизни человек обладал бы любовью, за которой стоит сила, и с этим мог бы совершить в мире великие дела.
Если жизнь человека первого луча вовлечёт его в работу в правительстве или в общественную деятельность, а такой долг часто ему выпадает, то он исполнит его хорошо, потому что в самоуправлении он нашёл свою собственную способность свободы. Если он к тому же любит своих товарищей, он будет пытаться принести эту свободу другим — не навязывая им правила извне, но приглашая волю, живущую в них, занять более заметное место