а потом перескочила ко второй руке.
Аю одобрительно кивнула.
– Ты обладаешь хорошей рёку, Аска, – сказала она. – Ощущение, что ты попросту забыла, как ей пользоваться, а теперь вспоминаешь. Вспоминать всегда легче, чем постигать новое.
Не совсем, учительница Аю. Я никогда раньше не использовала рёку и понятия не имела, как ею управлять. Но у меня нет выхода. Я должна научиться делать все, что умела моя предшественница.
А вот с каллиграфией получалось намного лучше. Казалось, я чувствую значение иероглифов. Причем стоит увидеть какой-то новый и прописать его несколько раз, и потом мозг сам любезно находит нужное значение, стоит только снова заметить знакомый кандзи. Рёку вплеталась в линии легко и свободно. Учительница Тэхико хвалила меня все больше. Одногруппницы переглядывались с искренним недоумением, но не рисковали что-то говорить. Каллиграфия с рёку – не такая невинная вещь, как просто каллиграфия. И да, не стоит забывать: словом можно убить. Написанным словом, напитанным рёку – убьешь точно.
Правда, в школе таких вещей не преподавали. Я тренировалась сама, понимая, что не собираюсь ограничиваться простыми шифровками и исчезающими надписями. Нужно было вернуть змею, у меня к ней накопилось очень много вопросов. Вряд ли чешуйчатая мне на них ответит, однако суметь управлять ею куда лучше, чем вызывать спонтанно.
Посещать библиотеку можно было всем ученицам школы Годзэн, никаких специальных допусков не требовалось. Поэтому я торчала там столько, сколько было возможно. За это время неплохо разобралась в истории Тайоганори, изучила географию и с горем пополам отыскала книгу с жизнеописанием Годо Шенгая, Мастера Кандзи. Один из моих достопочтенных предков. Упоминалось, что он мог рисовать иероглифы прямо в воздухе и уничтожать ими врагов. Конкретики не было, что бесило неимоверно.
Перед сном я упрямо вылезала на крышу и тренировалась чертить кандзи. Сволочная змея махнула на меня хвостом и даже не думала появляться. Я извела кучу материала, но ничего не выходило. Уже готова была запустить чернильницей в соседнюю крышу, как вдруг рядом кто-то заквакал. Я чуть не подпрыгнула и, опустив взгляд, узрела сидящую рядом лягушку. Она смотрела на меня с укором. Мол, кто лягушек на такую высоту затягивает?
Не веря собственным глазам, я протянула руку, чтобы коснуться водяной тварюшки, но неожиданно вспыхнула фиолетовая искра, и меня отшвырнуло к стене. Приложившись затылком, я зажмурилась, сдерживая крик. И тут вдруг стало ясно: я не так вливаю рёку. Точнее, ее вообще не надо вливать в написанное. Рёку надо писать.
В тот же момент во дворе появились работники, ремонтировавшие летнюю площадку для занятий вместе с учителем Коджи, и мне пришлось ползком убраться внутрь здания. С одной стороны, удивило, что ночью работают, с другой… если день весь занят учениками, то беседы с остальными передвигаются на ночную смену.
На следующий день я бессовестно зевала и едва не влетела в стену, зацепившись ногой за корягу во дворе. Харука подхватила меня и чуть ли не за шкирку подвела к нужной аудитории.
Пробормотав благодарность, я заняла свое место, искренне радуясь, что сижу подальше от учителя. Пусть Тэхико и весьма мягка, моя заспанная физиономия ее не порадует.
– Аска, ты что, ночами бегаешь в школу Токугава? – спросили у меня за спиной.
Я обернулась. Кёко – тощая подружка Сату, которая в той нашей драке в столовой себя толком не проявила. Тогда я отметила ее как «еще одну».
– Почему Токугава? – переспросила я.
Это как-то не укладывалось в мою картину мира. Кандзи, рёку, тренировки, лягушка, в конце концов. Но соседняя школа?
– Потому что там мальчики, – хмыкнули передо мной. – Чтобы провести бессонную ночь, нужен парень, Аска.
– А иначе никак? – невинно поинтересовалась я.
– Будь у тебя мозги, то может быть, – встряла Кёко. – Ну а так, кроме задницы, похвалиться нечем.
– Рада, что ты ценишь мою задницу, – заметила я. – И тебе уж точно тогда не интересны мальчики из школы Токугава.
Послышались смешки, щеки Кёко заалели. Кажется, она не рассчитывала, что я парирую словом. Ничего, учитесь, девочки. Нашли, чем подколоть.
– Да ты… – зашипела она, но в это время к нам вошла Тэхико.
Осмотрела присутствующих, едва заметно кивнула.
– Доброе утро, ученицы. Простите за небольшое опоздание, у нас было срочное совещание. А сейчас будет контрольный срез знаний. Лучшая работа получит особую награду.
…На это я точно не рассчитывала. Вообще-то… в учебных заведениях принято предупреждать о контрольных, здесь же все свалилось как снег на голову.
– А что ты хотела? – пожала плечами Мисаки. – На то он и срез знаний. Учителя смотрят, что мы умеем и как много запомнили. Если предупреждать, то можно подготовиться. А так они желают видеть, насколько мы ответственны.
– Видеть они желают… – бурчала я, следуя за Мисаки в зал.
В общем-то, ничего особенного. На каллиграфии я как-то извернусь, не худшая ученица. Куда больше пугало, что такое могли провернуть с любым предметом. Не дай Плетунья и все, кто там с ней в компании, такое бы устроили на менталистике. Вот бы позору было!
– Не переживай, – шепнула Мисаки, – у тебя все получится. Не лучшая работа будет, конечно, но сдать точно сумеешь.
Я замерла на пороге в зал.
Не лучшая…
А почему, собственно, не лучшая? Чем я хуже остальных?
– Аска? – озадаченно позвала подруга, сообразив, что я застряла у входа.
– Иду, – кивнула я и подошла к Мисаки, чтобы занять места рядом.
Зал спокойно вместил бы две сотни человек. Но, как оказалось, «срезать» нас будут по две группы одновременно, чтобы не было толпы, и учителя могли передохнуть. Едва мы заняли места, как появилась вторая группа, все ученицы которой носили черные кэйкоги. Охо-хо, да это же группа Харуки и Сату.
Спустя некоторое время они обе появились в зале. Харука как всегда сосредоточенная, а Сату как всегда… бесящая. Отлично, хоть какая-то стабильность. Заметив меня, последняя прищурилась. Я невинно улыбнулась, чувствуя даже отсюда, как дорогую «напарницу по складу» перекосило.
Девчонки расселись и тихо переговаривались. Они явно знают, как эти срезы выглядят, для чего нужна здоровенная доска на стене, почему между доской и первым рядом такое большое пространство, а стол учителя находится сбоку у окна и на приличном расстоянии от учеников.
Спрашивать Мисаки, было ли у нас что-то подобное, весьма глупо. Разыгрывать склероз тут лишнее, поэтому лучше промолчать.
Девчонки начали переговариваться оживленнее. То и дело можно было ухватить обрывки фраз: «В прошлый раз…», «Кандзи пылали огнем», «Я старалась, но…», «Помнишь, у Вауби бахнуло».
Они мало чем помогали, но давали хоть какое-то представление. В конце концов, я поняла, что доска предназначена для прописывания кандзи. Нужно хорошенько постараться и выполнить знак так, чтобы он отлично впитал всю рёку и показал действие.
Какое именно действие, я не поняла. Но скользила на краю сознания догадка, что речь идет о чем-то видимом. Возможно, облегченный