Его «освояемость» немыслима без развития речи. На орудийную сущность языка и великую роль речи в развитии мышления указывал ещё в первой трети XX века знаменитый отечественный психолог Лев Выготский[20].
Мальцом молол я всякий вздор —Умом я не блистал;Хоть много лет прошло с тех пор,Умнее я не стал;И не скудеет дурь моя,Растёт как снежный ком,И в мир иной отправлюсь яПолнейшим дураком.
(Песни Матушки Гусыни. С. 45)
Дети познают мир, начиная с самых абстрактных о нём понятий, взрослым останется лишь помогать им в этом. Именно о таком пути освоения окружающего мира ребенком говорят исследования крупнейшего специалиста в области детской психологии, выдающегося швейцарского учёного Жана Пиаже[21].
ВОПРОС № 20Существует старинная притча. В ней маленькому мальчику взрослые задают разные вопросы. На какой вопрос мальчик ответил тем, что просто разломил пополам сдобную лепёшку?
Точно такой же путь от предельно упрощённых, абстрактных понятий к более и более конкретным проделало и всё человечество, как о том свидетельствует, в частности, история философии, а развитие индивида, как известно, в общих чертах повторяет развитие вида.
Впрочем, независимо от своих современников – Выготского и Пиаже, в те же 1910–30-е годы Корней Иванович Чуковский отмечал:
«Дети играют не только вещами, но и произносимыми звуками. Эти звуковые и словесные игры, очевидно, чрезвычайно полезны, так как в фольклоре детей всего мира они занимают заметное место.
Даже когда ребенок становится старше, у него часто возникает потребность потешиться и поиграть словами, так как он не сразу привыкнет к тому, что слова выполняют только деловую, коммуникативную функцию. Разные словесные игрушки всё ещё привлекают его, как привлекают куклы многих девочек, давно уже вышедших из «кукольного» возраста.
Вспомним наши русские потешки, созданные уже в школьной среде:
«Императрина Екатерица заключила перетурие с мирками».
«Челодой моловек! Не камняйтесь бросами, а то режиком заножу, будешь дрыжками ногать»[22].
Дошкольнику такие словесные игрушки ещё больше нужны, так как пользование ими всегда знаменует, что ребёнок уже вполне овладел правильными формами слов.
Взрослые, кажется, никогда не поймут, чем привлекательны для малых ребят такие, например, незатейливые деформации слов, которые я позаимствовал в английском фольклоре:
Жила-была мышка МаусиИ вдруг увидала Котауси.У Котауси злые глазаусиИ злые-презлые зубауси… и т. д.
Дети именно потому и смеются, что правильные формы этих слов уже успели утвердиться в их сознании.
Мою песенку очень бранили в печати за «коверкание родного языка». Критики предпочитали не знать, что такое «коверкание» с незапамятных времён практикуется русским фольклором и узаконено народной педагогикой…» (Чуковский, 1970. С. 398–399).
В одном из первых критических откликов на работу писателя «О детском языке» (1909 года), т. е. ещё «до исторического материализма», некая барыня гневалась: «Что касается детского языка, то советую вам почитать Библию; там вы узнаете, как три тысячи лет назад премудрый Соломон доказал, что детского языка нет. А я, как мать многих детей, могу вам доказать, что дети по недостатку развития своих внешних чувств и своего ума умеют только картавить, то есть коверкать недослышанные слова взрослых… Сбоку приписка: “Вы забыли, что яйца курицу не учат”» (Там же. С. 190).
Но чему-то учит хотя бы исторический опыт!
Сыграем в «Путаницу»!
Образцы классической народной английской поэзии издаются уже более 250 лет подряд, некоторые из них имели хождение ещё в XV веке.
Три юных привиденчестваУселись на ступенчествоИ ели бутербренчествоС маслом и варенчеством.От пальцев до локтячестваЛоснячество, дипнячество.О, что за поросячествоТакое объедачество!
(Песни Матушки Гусыни. С. 91)
«Люди, когда веселятся, надевают на себя маски, гораздо смешнее, чем их лица. И говорят, что всё это весёлый маскарад. А мы делаем слова ещё смешнее, чем они есть на самом деле, и заставляем их прыгать…» – объясняет Додо-Кэрролл своей спутнице на звуковой дорожке детского дискоспектакля середины 1970-х «Алиса в Стране Чудес» с памятными песнями Владимира Высоцкого:
«Додо. Объявляю странные скачки!
Алиса. Почему странные?
Додо. А какие могут быть скачки в странном месте? Так… Рисуем на земле круг. Становитесь в строгом беспорядке!
Алиса. А куда бежать?
Додо. А куда хочешь…
Алиса. А как же мы узнаем, кто победил?!»
Песни написаны Высоцким ещё в 1973 году. Первоисточник обязывал – не писать по-кэрролловски было невозможно! Особенно если учесть, что ссылка на обложке пластинки на перевод прозаического текста Н. Демуровой весьма условна.
Вроде бы и для детей, а вроде бы и нет! «Что остаётся от сказки потом – после того, как её рассказали?» – строка вполне в духе мастера парадоксов Кэрролла[23], который «жить-то жил, а быть-то его не было».
Исходное название рукописи этой книги было созвучно фразе самого знаменитого улыбчивого героя Кэрролла, Чеширского кота: «Все мы здесь не в своём уме». Рукопись долгое время бытовала под именем «О том, как двинуться умом». Позже мы выяснили, что «турбулентное мышление», то есть «вихревое, перемешивающее до глубин», тоже термин психиатрии.
Ну, что же, одарённые, талантливые люди зачастую объявляются сумасшедшими вместе с их идеями, хотя несколько позже, бывает, что и посмертно, их идеи переходят в стадию истин, не требующих доказательств.
И мы позволим себе эту метафоричность.
Напомним читателям некоторые строки в свете рассматриваемой темы:
Мне так бы хотелось, хотелось бы мнеКогда-нибудь, как-нибудь выйти из дому —И вдруг оказаться вверху, в глубине,Внутри и снаружи, – где всё по-другому!<…>Но что именно – право, не знаю.Всё смешалось в полуденный зной:Почитать? – Я сажусь и играю,Поиграть? – Ну, я с кошкой читаю, —Все равно я скучать ужасаю!Сэр! Возьмите Алису с собой!
(В. Высоцкий, «Песня Алисы»)
Догонит ли в воздухе – или шалишь! —Летучая кошка летучую мышь?Собака летучая кошку летучую?Зачем я себя этой глупостью мучаю?
(В. Высоцкий, «Вторая песня Алисы»)
Слезливое море вокруг разлилось,И вот принимаю я слёзную ванну, —Должно быть, по морю из собственных слёзПлыву к слезовитому я океану.
Растеряешься здесь поневоле —Со стихией одна на один.Может, зряПроходили мы в школе,Что моряИз поваренной соли?Хоть бы льдина попалась мне, что ли,Или встретился добрый дельфин!
(В. Высоцкий, «В море слёз»)
Вы мне по секрету ответить смогли бы:Я – рыбная мышь или мышная рыба?Я тихо лежала в уютной норе —Читала, мечтала и ела пюре,
И вдруг это море около,Как будто кот наплакал!Я в нём как мышь промокла,Продрогла, как собака.
(В. Высоцкий, «В море слез»)
Все должны до одногоКрепко спать до цифры пять,Ну, хотя бы для того,Чтоб отмычки различать.
Кто-то там домой пришёл,И глаза бонять поднитца.Это – очень хорошо,Это – единица.
За порог ступил едва,А ему – головопорка.Значит, вверх ногами два —Твёрдая пятёрка.
Эх, пять, три, раз,Голова один у нас,Ну а в этом голове —Рота два и уха две.
С толку голову собьётТолько оплеуха,На пяти ногах идётГолова – два уха!Болова, колова, долова – два уха!
(В. Высоцкий, «Путаница Алисы»)
Можете себе представить, как иные высоколобые чиновники в своё время вставляли палки в колёса даже этой невинной пластинке. И, надо полагать, не только потому, что одним из её создателей был неординарный поэт и автор-исполнитель. Да и сейчас, читая о новых инициативах Министерства культуры или образования, вспоминаешь часто староанглийскую такую эпиграмму.