Валентин с любопытством посмотрел на соседа. Тот перехватил его взгляд и доверчиво улыбнулся. Стало неловко спрашивать, кто же он, этот, пожалуй, излишне экспансивный парень? Да и не все ли равно, кто? Человек, хороший человек — разве мало этого?
Не спросил он и о том, почему весь транспорт движется в одном направлении. Наверное, тоннели либо рядом, по соседству, либо на разных уровнях.
Халил сказал:
— Четвертый день на Земле. Все увидеть хочется, везде побывать. Ах, как хорошо на Земле после дальнего полета в космос!
— Ты долго был там? — Клавдия Михайловна указала наверх.
— Очень долго… Полтора года, даже больше, чем полтора года, — пятьсот шестьдесят семь дней. Вот как долго! Работы — утонуть можно. Интересной работы. А все равно умом в работе, а сердце здесь, все больше здесь, с вами.
— С нами со всеми или есть кто-то самый, вернее, самая главная? — с улыбкой спросила Клавдия Михайловна.
— Есть главная, как не быть главной, — охотно сознался Халил. — Но и обо всех тоже скучаешь… О зелени, о воде, о горах, об очень многом скучаешь! Будто во всем частицу самого себя оставил.
— А я даже на Луне ни разу не побывала, — огорченно сказала Клавдия Михайловна. — Каждый год собираюсь и каждый рад что-нибудь помешает в самый последний момент.
— А мне, когда я там, далеко-далеко, хочется на Земле пожить, долго-долго пожить, никуда не уезжать.
— Но это же проще простого — смени профессию!
— Зачем говоришь так — смени! Зачем менять! Нет лучше профессии, чем планетолетчик! Всегда поиск, всегда полет в неизвестность. Риск большой — счастье большое. Нет желания менять. А что сердцем здесь, разве плохо? Если уж все до конца говорить: в космосе о Земле скучаю, а на Земле — о космосе. Почему так?
Они по-прежнему мчались по тоннелю. А потом машина плавно затормозила возле полупрозрачной голубовато-зеленой стены с множеством дверей. Все вышли. Выполз из багажника и Саня.
— Подымись на сотый этаж. Секция семнадцать «А», — приказал ему Халил.
Саня послушно направился к ближайшей двери, которая бесшумно распахнулась перед ним.
— Пойдемте и мы, — пригласил Халил. — Конечно, устали с дороги, и потом — разница во времени. Но свидание недолгое, совсем недолгое. Так обещал Локен Палит, мой названый отец.
Валентину казались напрасными рассуждения об усталости и разнице во времени. Дорога была нисколько не утомительной. Однако сама предстоящая встреча вызывала все большее волнение. Впрочем, так, наверное, не только у него. Илья Петрович был бледен. Руки его все прижимали портрет.
Халил осторожно посоветовал:
— Зачем носить с собой? Отправь в секцию, где жить будешь. Пневмопочтой отправь.
Клавдия Михайловна то и дело поправляла волосы и, смущенно улыбаясь, повторяла:
— Вот сразу, не переодеваясь, и к председателю? Вот прямо в этом?
Ее забота о внешнем виде была так трогательна и так напоминала поведение Ольги в невозвратимом прошлом!
Председатель Совета Локен Палит был сухощавым высоким мужчиной с большими, восточного разреза, глазами и смуглой кожей. Валентин, вспоминая его после встречи, пытался определить, сколько ему лет, и не смог. В иные мгновения он выглядел тридцатилетним. Но спустя минуту задумавшись, превращался в глубокого старика.
— Мне хотелось лично поздравить тебя, — сказал он с чуть заметным акцентом Валентину. — Поздравить и пожелать в короткий срок вполне освоиться с новой жизнью. Каждый из вас приходит в мир младенцем, не владеющим ничем, кроме инстинктов. Ты уже взрослый человек, и судьба испытала тебя всем, что было худшего у нее: кровью и самой смертью. В чем-то тебе будет проще, чем младенцу-несмышленышу. Но в чем-то и сложнее, и все люди на Земле будем счастливы помочь тебе быстрее освоиться. Перемен много. Это так. Но в основе основ, в фундаменте созданного и создаваемого теперь — кровь и пот, горе и страдания твоего поколения, — председатель Всемирного Совета даже как-то виновато посмотрел на Валентина. — Слова мои не очень конкретны. Но я обнажаю зерно истины. Такая у меня обязанность — из ароматных, наполненных теплым соком плодов выделять сухие зерна. Мне хочется убедить тебя, что все люди на Земле — неоплатные должники перед тобой… О чем в первую очередь сказать? У нас давно коммунистическое общество и первым годом нашего нового летоисчисления стал год Октябрьской революции в Петрограде… Мы свято храним память о штурме Зимнего дворца, о большевиках и Владимире Ленине, Мавзолей которого и поныне — место паломничества людей Земли. Гордое обращение «товарищ» — тоже осталось нам от вашего времени. Нет, ты не гость, ты — хозяин, такой же, как любой из нас. Даже больший, чем любой из нас. Куда бы ты ни явился, люди будут счастливы открыть тебе свои мысли, поделиться душевным теплом…
Валентин не знал, что отвечать и делать. Председатель, заметив это, обнял его за плечи:
— Поверь, ты мне так же дорог, как мои собственные дети, как Халил, которому я стал названым отцом. Его родители уже десять лет в дальней космической экспедиции. Моя семья и мое время принадлежат тебе, Валентин…
…Клавдии Михайловне и Илье Петровичу он не без торжественности сказал:
— От имени Всемирного Совета и от себя лично благодарю… Знаю, знаю, — предупредил он их возражения, — в том, что наш дорогой друг Валентин возвращен к жизни, — заслуга других. Но вы поставили его на ноги, и за это спасибо вам. А участников проекта «Анабиоз» планета будет чествовать завтра.
Прощался он с каждым в отдельности.
— Надеюсь, увидимся на чествовании, — обратился он к Клавдии Михайловне. — Твои близкие, конечно, соскучились о тебе, но пусть потерпят еще сутки.
— К тебе, Валентин, просьба, — сказал он Селянину. — Не согласишься ли ты, чтобы Халил и та девушка, которая тебе уже знакома, в первые дни были твоими тенями? Мне было бы спокойнее…
Илье Петровичу он пожал руку;
— Я сам отец. Меня, как и тебя, как всех нас, тревожит молчание «Артура»… Вчера я смотрел видеозапись о проводах экипажа на ту станцию. Твоя дочь очень милая и умная девушка. Она похожа на тебя, разве что красивее, чем ты… Сделано, поверь, все возможное, чтобы помочь им. Я надеюсь и ты надейся…
Происшедшее так не походило на предположения Валентина об этой встрече, что лишь позднее, оставшись один, он смог разобраться в своих впечатлениях. Он понял, что вел себя не так, как надо бы. Даже не поблагодарил Локена Палита. И просьбу об Эле принял с легкой душой. Тогда ему казалось неважным и несущественным, как он относится к этой девушке. А теперь подумал, что постоянно видеться с самозваной Ольгой мука для него и, вероятно, для нее тоже. Лучше бы его спутником был только Халил. А Ольга, вернее Эля… Он начинал теперь понимать, что не сможет вычеркнуть ее из памяти. Наоборот, он все еще любит девушку, причем ту, которая есть, Элю, даже сильнее, чем когда-то Ольгу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});