Читать интересную книгу В прятки со страхом (СИ) - "Ежик в колючках"

Вкус крови на прокушенных губах; вибрации, растущие под ладонью, поглаживающей и вжимающей в себя; едва заметные движения бедер навстречу; ловящие пустой воздух пальцы. Я отпускаю ее шею и слышу, как она жадно втягивает глоток кислорода, сквозь сжатые зубы и громко сглатывает слюну. Я же говорю, тебе понравится, шлюха! Всем шлюхам нравится…

Но взгляд… такой растерянный и абсолютно открытый, а по ее телу катится легкая дрожь. Навеянный целой палитрой различных эмоций, пожар внизу живота набирает силу. Я чувствую охренительное упоение… Дикая, первобытная страсть рвет меня на куски. Вокруг моментально гаснет свет, веки сами закрывают обзор, а тело становится словно натянутая струна. Еще несколько сильных толчков и я не сдерживаю, невероятной силы, нарастающий поток, ловя каждую накатывающую волну удовольствия, до боли вцепившись в ее бедро, вырывая из горла девицы очередной, так старательно сдерживаемый всхлип, потонувший и затерявшийся в донесшемся из моей груди неожиданно громком низком рыке… Маленькая победа. Что может быть слаще!

Эйфория вытряхивает из головы все эмоции и едва восстановив сбившееся дыхание, я одним движением покидаю, ставшее ненужным тело, с ухмылкой поправляя одежду. Почему я не сделал этого раньше? Давно надо было трахнуть эту девицу и забыть. Склоняясь над ржавой раковиной, открываю кран и, плеская холодной водой себе в лицо, смываю выступивший пот. Потянулся было за ее полотенцем, скинутым тряпкой, но рука застывает в воздухе, как только взгляд натыкается на облупившуюся поверхность чудом не развалившейся под моим напором, ветхой тумбы.

Что за ёб твою мать! Темная, маленькая, безобразная лужица, так похожая на… Дыхание сбивается, словно во сне тянусь к ней и клякса окрашивает пальцы в красный цвет. И ледяная судорога проходит по моей спине, заставляя вглядываться в неподвижное тело под ногами. Никчемная, разбитая, словно сломанная кукла, пытается оттереть непослушными, окоченевшими пальцами, алый, непозволительно яркий ручеек, между бедер.

— Ты… — слова застревают в горле. Дальше «ты» дело не идет. Охрипший голос не хочет подчиняться. Не нужно. Совершенно не нужно смотреть ей в глаза сейчас. Ничего для меня хорошего там быть не может. Но я все равно смотрю, сжав челюсти и напуская на себя надменный вид, снова глумливо ухмыляясь и слегка пожимая плечами.

Но там, на дне двух шоколадных озер застыла гремучая смесь тоски и обиды. От страха не осталось следа, и появилась, еще только начинающая зарождаться, ненависть. Есть вещи непоправимые, от последствий которых приходится особенно тщательно отмываться, и, кажется, я сейчас сделал одну из них…

Осознал себя, как разумное существо, я только когда понял, что сейчас от костяшек на руках не останется ничего, кроме жалкого месива. Не помню, как оказался в темных мрачных коридорах фракции, вроде был в душевой для новобранцев… Физической боли нет, во всяком случае, я не ощущаю особенного дискомфорта, но отчего-то меня разрывает от непонятного, мерзкого чувства и больше всего на свете хочется отмотать назад время, чтобы ничего этого не было!

— Твою мать! Что же это за…

Кто бы мог подумать что эта развязная девка, которая вертит хвостом перед всеми неофитами, окажется гребанной целкой? Хотя… Что бы это изменило? Зверь не вырвался бы из преисподней сознания? Да она вела себя как шлюха все это время, манила, заигрывала, флиртовала. Я знаю. Они всегда так себя ведут, эти сучки. Я видел…

Циничный ублюдок, жестокий убийца… Да кто угодно, но не насильник, что на меня нашло? Как, вообще, такое возможно? В этой фракции полно баб, бери не хочу… Я думал, что только напугаю ее, заставлю умолять, просить, унижаться… Но она не стала делать ничего подобного, она боялась, сопротивлялась, зная, что силы неравны, но не сломалась… Да что это, вообще, за девка такая? И почему контроль оказался потерян настолько, что сделал из меня… Черт те что!

Лидер… Да какой, бл*дь, еб*ный лидер, если даже девка, жалкая, слабая, испуганная, смогла заставить тебя потерять контроль настолько, что ко всем своим прозвищам, ты еще получишь клеймо насильника! Ну ты и ублюдок, лидер!

Так хочется впечататься в стену головой, чтобы ничего не видеть, не слышать, не ощущать? Первый… Я был у нее первый, бл*дь. Просто ох*енно. Вот только я ли? Зверь поглотивший сознание, играющий с мной, как с марионеткой, был у нее первый. Еб*ный, жадный до крови, страха, унижений зверь… Не я, а он теперь первый, и от этого еще паскуднее. Если я когда и применял насилие, то с единственной целью, унизить, напугать, заставить подчиняться… А теперь что? Я сам унижен, она заставила меня чувствовать себя настолько мерзко, что легче было бы пустить ей пулю в лоб, чем снова посмотреть ей в глаза… И что прикажете со всем этим счастьем делать?

====== «Глава 9» ======

Музыка – Ellie Goulding “Hanging on”

Я всегда была уверена, что в подобной ситуации смогу постоять за себя, но тогда вдруг на меня накатила страшная слабость. Хотелось реветь и орать от отчаяния, оттого, что в этом мире все не так и все неправильно, и два человека не способны понять друг друга, точно говорят на разных языках, и думают, и чувствуют по-разному, и ничего нет, кроме ненависти.

«Прекрати, прошу остановись», — молила я его про себя, но он, конечно, не слышал. Пыталась отбиваться, но он не чувствовал боли, он, вообще, ничего не чувствовал, кроме желания все растоптать, вогнать в грязь. Меня тошнило от отвращения и ужаса, и когда все кончилось у меня не оставалось сил даже для того, чтобы подняться, так и ползла под душ. И только потом заревела, уже от обиды, от неизбежности что-то изменить и исправить.

Горячие струи бьют меня по лицу, а я тру его, жалобно всхлипывая, вытираюсь полотенцем и смотрю на себя в зеркало. Увиденное мне очень не нравится: затравленный, разнесчастный взгляд и синяки от его пальцев, как отметины на бедрах, на шее. Вода немного привела меня в чувство и я, пошатываясь, иду в комнату. Скоро все вернутся, мне нужно одеться и скрыть все следы случившегося.

Никто не должен знать о моем позоре.

«Ничего-ничего» — изо дня в день бубню я про себя, закутываясь в одеяло. Я боюсь выйти из спальни и боюсь в ней оставаться, не могу уснуть и, свернувшись калачиком, с тоской жду рассвета.

Но было еще противней оттого, что я сама его хотела, и от сознания этого стыд сжигает меня изнутри, немного глуша тянущую пульсацию внизу живота, а от собственного воя закладывает уши.

Все последующие дни я зализывала раны и нервно вздрагивала от каждого звука. Мне хотелось избавиться от воспоминаний любой ценой. Эрик, словно прочувствовав мое состояние, не появлялся, так что поначалу, кроме изумления я ничего не ощущала, а потом поняла, что ему, видимо, самому от себя противно.

«Нечего строить из себя овечку, переживешь», — в который раз уговаривала я себя, а под утро просыпалась от собственных криков, переживая все заново. И стискивая кулаки и кусая подушку в бессилии, твердила снова и снова:

«Никто не должен знать!»

А сегодня на тренировке, когда увидела его, шагнула вперед, стремясь посмотреть ему в глаза. И посмотрела… он с достоинством выдержал. Выдержал взгляд твердый, полыхавший гневом, он был устремлен прямо в его серые, холодные глаза. На мгновение я даже подумала что ему плевать и он не испытывает никакой вины, но нервно дернувшаяся щека выдала его состояние. Что тошно тебе? Тошно от самого себя? Зато ты теперь не прикоснешься ко мне, не сможешь, я всегда буду напоминать тебе о совершенной подлости. Подлость, она всегда подлость, как ни крути.

— Эй, — пихает меня локтем Кристина. — Ты чего над тарелкой застыла? — она разглядывает меня с таким выражением лица, будто перемножает в уме трехзначные числа.

— Как ты? — раздается до боли сочувствующий голос Трис, так и подмывает сказать какую-нибудь гадость, но я сдерживаю свое «ядовитое жало». Они не виноваты. Они думают что я переживаю из-за неудачного прыжка на крышу, мои ночные крики списывают на чуть неслучившийся несчастный случай, и пытаются меня отвлечь от невеселых мыслей.