Читать интересную книгу Имя потерпевшего – Никто - Александра Маринина

И что же все это означает?

* * *

Через два года он уже был другим. Но именно через два года, а не сразу. И конечно, условия, поставленные Софьей Илларионовной, не рассматривал с самого начала как закон, который следует исполнять во что бы то ни стало.

Он скучал по вольной жизни без режима, обязательств, утреннего подъема в семь часов. И хотя понимал, что эта вольная жизнь не может длиться долго, что его либо посадят, либо убьют, либо заберут в больницу, все равно скучал по ней. Сергею тяжело было вести со старухой Бахметьевой разговоры, которые были для него слишком сложными и заумными. Открыто признаваться в непонимании не хотелось, юношеский гонор играл, поэтому приходилось слушать и с важным видом кивать, будто соглашаясь. Ему казалось, что Софья попадается на эту удочку и видит в нем достойного и интересного собеседника. С одной стороны, конечно, лестно, но с другой… Сесть бы сейчас с корешами, ударить по пиву, потрепаться о всякой ерунде, не особо выбирая слова и обильно пересыпая свою речь жаргонными словечками. С Бахметьевой он почему-то стеснялся разговаривать так, как привык, а говорить по-другому ему еще было трудно. Практики нет.

В какой-то момент, примерно через месяц после выздоровления, Суриков сорвался. Он страшно устал от напряжения, в котором постоянно находился в присутствии своей хозяйки, ему стало невыносимо скучно, и он махнул рукой на все запреты и мечты о квартире, прогулял рабочий день и рванул в тот район, где раньше кучковался с корешами. Найти приятелей оказалось несложным, и встречен он был радостно. Посыпались вопросы: куда пропал, где был. Не виделись они давно, с тех пор еще, как дядя Петя исчез окончательно с горизонта и стало ясно, что в ближайшее время поступлений не предвидится и долг Сереже отдать не удастся. С приятелями тут же закатились на чью-то хату, глотнули какой-то смеси (по случаю возвращения блудного друга «колес» отсыпали бесплатно) и оттянулись по полной программе. С девками и с забойной музыкой. Давно уже Сурикову не было так легко и хорошо. Не надо ни во что вникать, мозги напрягать, сдерживать себя. Полная свобода! Вечный кайф!

Через два дня хату пришлось освобождать, вернулись хозяева. Сергею даже в голову не пришло позвонить старухе, предупредить, что ночевать не будет. Он в тот момент был уверен, что никогда не вернется к ней. Да пошла она со своей квартирой! Будет он ради какой-то задрипанной квартиры жизнь свою губить. Очень надо. Правила у нее, требования, и вообще мудреная она какая-то. Нет, не по нему такая жизнь. Лучше с корешами. Они простые и свои в доску.

Еще четыре дня он провел в привычных скитаниях, ночевал где придется, когда с компанией, а когда и один. Через неделю после ухода из дома Бахметьевой он впервые подумал о том, как же старуха там без него. Он-то без нее нормально, можно даже сказать – отлично, а вот она… Старая же совсем, даже в магазин с трудом ходит. Почему-то вспомнилось, что Софья Илларионовна просила его оконные щели утеплителем проложить, зима на носу, в комнате холодно. Он обещал, но не сделал. В выходной собирался.

Ему было страшно признаться себе, что он скучает по своей хозяйке. Он никогда в жизни ни по кому не скучал, даже по матери-алкоголичке. Решение вернуться зрело трудно, он боялся гнева старухи, выговоров и нравоучений. Последней каплей стало появление того типа, которому Сергей задолжал деньги.

К Софье он приполз избитый, с кровоточащей губой, в разорванной куртке. Старуха ни слова не сказала, отправила его в ванную, потом снова, как раньше, уложила в постель и поила своими чудодейственными отварами. Наутро только спросила:

– На работу пойдешь или как?

– Не знаю, – осторожно ответил Сергей. – Если не выгоните – пойду.

– А если выгоню?

– Тогда не пойду. Какая ж тут работа, когда ночевать негде.

– Иди работай, – сухо сказала Бахметьева. – Если тебя, конечно, за прогул не уволили. Вечером поговорим.

Его не уволили. Какой смысл увольнять грузчика? Можно подумать, на эту работу кандидаты в очереди давятся. Из зарплаты вычли, это само собой, но рады были до смерти, что вообще вернулся. Чувствовал себя Суриков не очень хорошо, все-таки неделя вольной жизни сказалась, но доработал до закрытия магазина и поплелся домой, ожидая взбучки.

Взбучки как таковой, однако, не последовало. Но это было еще хуже. Софья молча подала ему ужин и села напротив за стол, подперев рукой подбородок.

– Значит, так, Сереженька, – сказала она почти ласково. – Есть вещи, которые можно делать только один раз в жизни. Можно, конечно, их совсем не делать, но это трудно. Мало кому удается. Все их делают. Вопрос в том, сколько раз. Так вот, те вещи, о которых я говорю, стыдно и глупо делать дважды, а то и трижды. Один раз – это нормально и простительно. Но не больше. Ты понимаешь, к чему я клоню?

– Нет пока, – пробормотал он с набитым ртом. Обыкновенные макароны с сосисками казались ему самой чудесной едой на свете.

– Если ты ошибся в первый раз – ты просто слишком доверчивый или легкомысленный. Если во второй раз – ты дурак и подлец. Я тебе поверила – и ошиблась. Ты меня обманул. Но я тебя прощаю. Второй раз этого не будет. Ты, конечно, можешь обмануть меня во второй раз, да только я тебя больше прощать не буду. И помни, Сереженька: я до тебя как-то жила и не пропала. Да, мне трудно одной, я старая и слабая, но я жила и справлялась. Я без тебя не пропаду. Лучше одной жить, чем иметь под боком существо легкомысленное и ненадежное. А вот ты что без меня делать будешь? Опять по подвалам таскаться и на лавках валяться, когда сердце прихватит? Подумай об этом. И не заставляй меня больше к этому возвращаться.

Сергей молча жевал, не зная, что ответить. Дурак он, дурак, пожалел старуху, думал, как она там одна, беспомощная, без него? А она вон видишь какая, мол, и без тебя проживу, не очень-то ты мне нужен. Ну и пожалуйста, ну и не хотелось вовсе у нее жить, подумаешь, очень надо. Сейчас вот доест и уйдет. Совсем. Тоже мне, нашлась тут… Старая карга.

Он пытался разозлить себя, но ничего не получалось. А Бахметьева, помолчав, добавила:

– Это хорошо, что ты мне сразу не отвечаешь. Сразу-то никогда нельзя отвечать, не подумавши. Ты подумай над моими словами, взвесь все как следует. Может, тебе и вправду вольная жизнь слаще, так я тебе не навязываюсь, ты человек взрослый, сам решаешь, как тебе жить. У меня ты пожил, почитай, месяц, на воле тоже погулял, так что подумай, прикинь, сравни, где тебе лучше. Как решишь – так и будет. А мое слово твердое, я его не изменю: если проживем мы с тобой до моей смерти душа в душу, квартира твоя будет.

Сказала – и ушла в свою комнату. Суриков торопливо доел ужин, вымыл за собой посуду и тоже юркнул к себе. Быстро разделся и лег в постель, хотя было-то всего часов восемь вечера. Через стенку доносились приглушенные голоса – Бахметьева включила телевизор, она всегда смотрела информационные программы, да не одну, а несколько, на разных каналах. Этого Сергей тоже не понимал. Зачем? Дурь какая-то. Еще старуха питала пристрастие к криминальным новостям и исправно смотрела «УВД Санкт-Петербурга сообщает», «Дорожный патруль» и «Человек и закон». Тут Сережа был с ней солидарен и с удовольствием присоединялся. Про трупы и разборки ему и самому было интересно. Но новости… Еще чего.

Он закутался в одеяло и отвернулся к стенке. Сегодня он еще здесь переночует, а завтра… Что – завтра? Где он будет ночевать?

Ответ пришел легко и естественно. Как это где? Здесь, конечно. Чего думать-то? Бабка – золото, не орет, ничего не навязывает, денег за жилье не берет, да еще и готовит. Вольная жизнь, конечно, дело хорошее, да только накушался он ею досыта, с самого детства. Родителям вообще до него дела не было, он, считай, с самого рождения был предоставлен сам себе. В ясли и садик, конечно, еще водили, да и то не каждый день, на пятидневку спихнули, а как в первый класс пошел, так сразу стал сам себе хозяин. Мать с отцом ни разу про уроки не спросили, дневник не посмотрели, им по фигу было, как он учится, какие отметки получает. Даже на родительские собрания не ходили, так что и не слышали, как учителя его ругают. Всю жизнь делал только то, что хотел. Хватит, надоело. Права была старуха: хорошо, когда ты кому-то нужен и кому-то до тебя есть дело.

Он и не заметил, как заснул. А утром встал в семь часов, умылся, позавтракал, постучался в комнату к Софье.

– Софь-Ларионна, я пошел на работу. На обратном пути покупать чего надо?

– Мне ничего не надо, – раздался из-за двери ее голос. – А себе купи масла сливочного, оно у тебя уж кончилось. Там на один раз осталось, я тебе на ужин окорочок поджарю.

На работу Суриков отправился с легким сердцем. Простила его бабка Софья и мораль читать не будет. Ну и слава богу.

Глава 4

В это декабрьское воскресное утро Настя проснулась ни свет ни заря и с удивлением прислушалась к себе. Ранний подъем всегда был для нее мучительным, особенно если за окном еще темно, а тут сама глаза открыла, хотя на часах еще только без четверти семь. Она полежала минут десять в размышлениях, то ли попытаться снова уснуть, то ли встать, и внезапно вспомнила, что вчера еще решила встретиться с Заточным. Потому и проснулась так рано.