Решение основать клинику было принято в 1973 году, после того как четыре члена японской туристической группы заболели горной болезнью и умерли поблизости от этих мест. Раньше, когда клиники не было, острая горная болезнь уносила жизни одного-двух из каждых 500 туристов, проходящих через Фериче. Займер подчеркивала, что вызывающий тревогу уровень смертности возрос не за счет несчастных случаев среди альпинистов; жертвами становились «самые обычные туристы, которые никогда не отваживались отклоняться от установленных маршрутов».
Теперь, благодаря обучающим семинарам и экстренной помощи, оказываемой добровольцами из персонала клиники, уровень смертности снизился до одного летального исхода на 30 тысяч туристов. Хотя идеалистически настроенные западники вроде Займер работают в клинике Фериче, не получая никакого вознаграждения, и даже сами оплачивают перелет в Непал и обратно, все равно эти должности являются престижными и привлекают высококвалифицированных соискателей со всего мира. Каролина Маккензи, доктор из экспедиции Холла, работала в клинике ГСА с Фионой Макферсон и Энди осенью 1994 года.
В 1990 году, когда Холл впервые поднялся на Эверест, клиникой успешно руководила самоуверенная Джен Арнольд, терапевт высшей категории из Новой Зеландии. Холл познакомился с ней, когда проходил через Фериче по пути на Эверест, и был сражен наповал. «Я попросил Джен выйти за меня, как только вернулся с Эвереста, — вспоминал Холл во время нашей первой ночевки в этой деревушке. — В наше первое свидание я предложил ей вместе съездить на Аляску и совершить восхождение на гору Мак-Кинли. И она согласилась». Они поженились через два года В 1993 году Арнольд поднялась на Эверест вместе с Холлом; в 1994 и 1995 годах она путешествовала до базового лагеря, работая в качестве экспедиционного доктора. Арнольд вернулась бы в горы и в этом году, если бы не была на седьмом месяце беременности — они ждали первенца. Поэтому работа досталась доктору Маккензи.
В четверг после обеда, в нашу первую ночевку в Фериче, Лаура Займер и Джим Литч пригласили в клинику Холла, Харриса и Хелен Уилтон, нашего менеджера базового лагеря, чтобы поднять бокалы и поболтать. На протяжении вечера разговор то и дело возвращался к теме риска, связанного с подъемом — и сопровождением — на Эверест. Литч вспоминает дискуссию с ужасающей ясностью: Холл, Харрис и Литч пришли к полному согласию в том, что рано или поздно «неминуемо» произойдет большое несчастье с трагическим исходом для большого числа клиентов. Литч, который прошлой весной поднялся на Эверест со стороны Тибета, говорил, что «Роб считал, что с ним ничего не случится» — он был озабочен лишь «необходимостью уберечь других ослов из команды» — и что если беда и разразится, то скорее всего «на более опасном северном склоне», со стороны Тибета».
В субботу 6 апреля, после нескольких часов подъема от Фериче, мы дошли до нижнего края ледника Кхумбу, ледового языка в двенадцать миль длиной, который сползает по южному боку Эвереста и будет служить нам дорогой — я очень надеялся — к вершине. Мы находились теперь на высоте 4880 метров; последние следы растительности остались позади. Двадцать каменных монументов[16] стояли в мрачном ряду вдоль гребня на верхней оконечности ледниковой морены, возвышаясь над затянутой туманом долиной.
Эти монументы установлены в честь альпинистов, погибших на Эвересте, большинство из них шерпы. Начиная с этого места и дальше нашим миром будет бесплодное монохромное пространство камней и гонимого ветрами льда. И несмотря на умеренную скорость подъема, я начал чувствовать действие высоты, которая принесла мне головокружение и постоянную одышку. Тропа здесь во многих местах оставалась погребенной под высокими зимними сугробами. Когда снег становился мягким на послеполуденном солнце, копыта наших яков проваливались сквозь наст и животные валились на брюхо. Ворчливые погонщики яков били их, заставляя двигаться дальше, и грозились повернуть обратно. К концу дня мы дошли до деревни Лобуче и там нашли убежище от ветра в тесной и невероятно грязной лоджии.
Представляя собой ряд низеньких, полуразрушенных строений, притулившихся, вопреки стихиям, на краю ледника Кхумбу, Лобуче было мрачным местом, переполненным шерпами и альпинистами из дюжины разных экспедиций, немецкими туристами, стадами тощих яков — все они направлялись в базовый лагерь, до которого оставался один день пути вверх от долины. Роб объяснил, что такое скопление народа и яков обусловлено необычайно поздним снегом и толстым снежным покровом, из-за которого до вчерашнего дня ни один як не мог попасть в базовый лагерь. Полдюжины лоджий этой деревушки были переполнены. На клочках грязной, не покрытой снегом земли жались одна к другой несколько палаток. Десятки носильщиков с низких предгорий, одетых в легкое тряпье и вьетнамки (они работали грузчиками в разных экспедициях), ютились в пещерах и под валунами на окрестных склонах.
Три-четыре каменных туалета в деревне были в прямом смысле завалены экскрементами. Отхожие места вызывали такое омерзение, что большинство людей, как непальцы, так и гости с Запада, испражнялись прямо на улице, там, где приспичит. Повсюду лежали огромные вонючие кучи человеческих фекалий, и было просто невозможно в них не вляпаться. Река талой воды, петлявшая по центру поселка, служила открытым канализационным стоком.
Главная комната лоджии, в которой мы остановились, была меблирована деревянными нарами на тридцать человек. Я нашел свободное место на верхнем ярусе, стряхнул, насколько это было возможно, блох и клопов с перепачканного матраса и расстелил поверх него спальный мешок. У ближней стены стояла маленькая железная печка, которую топили для обогрева помещения сухим навозом яков. После захода солнца температура резко упала ниже нуля, и носильщики стайками приходили из жестокой ночи погреться у печки. Навоз плохо горит и в лучших условиях, не то что в обедненном кислородом воздухе на высоте 4940 метров, и лоджия наполнилась таким густым, едким дымом, словно в нее была вставлена выхлопная труба дизельного автобуса. Я без конца кашлял и дважды в течение ночи должен был спасаться бегством на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. К утру глаза у меня воспалились и налились кровью, в ноздри набилась черная копоть, и появился сухой упорный кашель, который будет преследовать меня до конца экспедиции.
Холл предполагал, что в Лобуче мы проведем для акклиматизации всего один день и затем отправимся к базовому лагерю, до которого оставалось не более шести-семи миль. Наши шерпы прибыли туда несколькими днями раньше с целью подготовить для нас стоянку и начать прокладывать маршрут вверх по склонам самого Эвереста. Однако вечером 7 апреля в Лобуче прибыл запыхавшийся гонец с тревожным известием из базового лагеря: молодой шерп по имени Тенцинг, нанятый Робом, провалился в расселину глубиной 46 метров — непонятно откуда взявшуюся трещину в леднике. Четыре других шерпа вытащили его живым, но он серьезно поранился, возможно, у него был перелом бедренной кости. Роб, помрачнев, объявил, что на рассвете они с Майком Грумом поспешат в базовый лагерь, чтобы координировать работы по спасению Тенцинга. «Как это ни печально, но я должен сообщить, — продолжал он, — что вам придется остаться в Лобуче с Гарольдом и ждать, пока мы не возьмем ситуацию под контроль».