Читать интересную книгу Пляжная музыка - Пэт Конрой

— Скажи парню, что я хочу гамбургер и зеленый салат с рокфором, — заявил Майк.

— Гамбургеров у них не бывает. И соус с сыром рокфор в Италии не подают.

— Нет гамбургеров? Это же ресторан! В долбаном «Фор сизонс» в Нью-Йорке и то подают гамбургеры.

— Я положилась бы на Джека, — вмешалась Ледар. — Это его территория.

— И в отсутствие рокфора не могу поверить, — не унимался Майк. — Где делают сыр рокфор? Можешь ответить?

— Во Франции, — сказала Ледар.

— Правильно, во Франции. Еще одна гребаная страна. До нее отсюда меньше трехсот миль. Я не ем салат без рокфора.

— А сегодня придется, — отрезал я.

— Италия так и осталась страной третьего мира, старик. Похоже, они поняли, в чем тут дело, и навсегда прописались в двадцатом веке. Закажи мне тогда овощи и телятину. Как они называют эту тощую телятину? На букву «эс» начинается?

— Скалопини.

— Джек, закажи за меня, — попросила Ледар.

— Умница, — улыбнулся я и принялся заказывать для нас настоящий венецианский обед.

Начал с карпаччо[43], за ним последовало ризотто со свежей зеленой спаржей. Закончили мы ножкой ягненка с баклажаном и шпинатом. Объевшись, отказались от десерта и остановились на эспрессо и граппе.

Майку подали салат, но он к нему даже не притронулся, узнав, что его заправили оливковым маслом. Тогда я попросил принести нам из кухни некоторые ингредиенты. Когда они прибыли, официант смешал в миске йогурт и майонез, добавил соусы — вустерширский и табаско, — а потом еще и кусочек горгондзолы[44]. Официант, не в силах скрыть свое презрение, перемешал заново нарезанный салат с только что приготовленным соусом.

— Великолепно! — воскликнул довольный Майк, отправив в рот ложку салата. — Я же говорил, что они где-то припрятали рокфор.

Только спустя несколько минут Майк снова заговорил о том, ради чего он, собственно, и прибыл в Венецию.

— Давайте обсудим проект. Что скажете? Самые значительные перемены на Юге после Второй мировой войны?

На секунду задумавшись, Ледар ответила:

— Изобретение быстрорастворимой овсянки. Нет, не так. То, что в любом захудалом южном городишке можно купить тако[45].

— Тебе бы все шутки шутить, — нахмурился Майк. — Ну, давай ты, Джек!

— Я не собираюсь принимать участие в твоем проекте, и мне наплевать на самые значительные или самые незначительные перемены на Юге.

— Джек, это большие деньги. Больше, чем ты когда-либо зарабатывал. Я проверял. Считай, что я делаю тебе личное одолжение. Мне пришлось кое с кем переговорить, чтобы тебя утвердили. У Ледар есть хоть какая-то известность. А твоя имитация Джулии Чайлд[46] ни хрена нам не принесет.

— Майк, на меня не рассчитывай.

— Может, поработаешь как консультант?

— Нет.

— Почему?

— Потому что ты захочешь, чтобы мы написали о Шайле, а я не собираюсь это делать.

— Нам не понадобится говорить, что она прыгнула с моста. Или как-то завуалируем это.

— Повторяю для непонятливых: на меня не рассчитывай. Ты ведь хочешь, чтобы мы написали еще о Джордане и о шестидесятых.

— Нет. Секундочку, — взмахнул рукой Майк. — Не беги впереди паровоза. Послушай, я хочу это в контексте. Ну как ты не можешь понять? Это не просто о нас. Это о столетии. Мой дед приехал в Уотерфорд, не зная и десяти английских слов. Он встретился с твоим дедом, Джек. Прошлый век навсегда изменил их жизни. Мы сидим сейчас в Венеции, за этим столом, из-за погрома, что был в России в 1921 году. Я правильно говорю?

— Да, — согласился я. — Правильно.

— Послушай, нас сформировало прошлое, нравится это тебе или нет. И нам пришлось хлебнуть дерьма. Ты спрашивал про Джордана. Да, черт возьми, мы завязаны на Джордане. Кто изменил нас больше, чем Джордан Эллиот? Джек, ты знаешь, где он?

— Прошел слух, что он умер. Мы все были на заупокойной службе.

— Прошел слух, что он жив и ты знаешь, где он. Прошел слух, что он в Италии.

— Если и так, то он ни разу со мной не связывался, — отрезал я.

— А если бы связался, ты сказал бы мне? — поинтересовался Майк.

— Нет, не сказал бы.

— Я не согласен с тем, что этот сукин сын сделал во время войны, но, черт возьми, это настоящая драма. Особенно если узнаем, как ему удалось выбраться.

— Эту часть ты мог бы выдумать. Разве нет? — спросила Ледар. — Может быть, Джек прав. Может быть, он погиб во время побега или когда прятался.

— Я хочу добраться до правды, — заявил Майк. — Это дело принципа. Мы должны, насколько возможно, придерживаться фактов. Я собираюсь найти сукина сына и заплатить ему кучу денег за правдивый рассказ.

— Я не ослышалась, он сказал «принцип»? — с притворным удивлением обратилась ко мне Ледар. — Неужели Майк что-то сказал о «принципе»?

— И вот еще что, — добавил Майк, не обращая внимания на Ледар. — Я хочу, чтобы, прежде чем визжать, вы оба меня выслушали. Я знаю, что вы хотите сказать, но то, что скажу я, может вас удивить.

— Выкладывай, — пожала плечами Ледар.

— Я вступил в комитет по поддержке избрания Кэйперса Миддлтона на пост губернатора Южной Каролины. Я отвечаю за финансы. Мы очень хотели бы, чтобы вы оба вошли в состав этого комитета.

Ледар была явно ошарашена.

— Джек, как будет по-итальянски «да пошел ты на хрен»?

— Тебе не надо это знать. Скажи «да пошел ты на хрен!» по-английски. Дважды. За себя, а потом и за меня.

— Я знаю, откуда такое отношение. Но вы оба ошибаетесь. Парень изменился. Я говорил с ним в Нью-Йорке, прежде чем взять билет и прилететь сюда. Он прогрессивный сукин сын. У него есть реально радикальные идеи о том, как следует финансировать образование и промышленность с перспективой на двадцать первый век.

— Ай-яй-яй, Майк, — промурлыкала Ледар. — Ты, похоже, забыл, что я была замужем за этим прогрессивным сукиным сыном. У него были реально радикальные идеи и о том, как платить алименты. Он предпочел этого не делать.

— Ваш развод создает кое-какие проблемы его кампании. Врать не буду, — сознался Майк.

— Хорошо, — улыбнулась Ледар. — Майк, он бессердечная, безжалостная сволочь. Когда-то я была в него влюблена, вышла за него замуж, родила от него двоих детей и постепенно научилась его ненавидеть. Он отравляет все, к чему прикасается.

— Ледар, он жалеет, что так обошелся с тобой. Сам мне об этом сказал. Признает, что был подлецом.

— Университет Южной Каролины, — прервал его я. — Тысяча девятьсот семидесятый. Очень важный год. Возможно, ты помнишь, в тот год мы узнали нечто очень важное о нашем золотом мальчике Кэйперсе Миддлтоне.

— Не все из нас, — возразила Ледар. — Некоторые ни фига не узнали о подлинной сущности Кэйперса или о его чувстве локтя в тот знаменательный год. Одна из нас вышла тогда за него замуж.

Майк глубоко вздохнул, подождал, пока наш гнев уляжется, и только потом продолжил:

— Никто не ненавидел за это Кэйперса больше, чем я. Но он по-прежнему стоит на своем и считает это проявлением патриотизма. Он хочет рассказать нам все, что привело к тому вечеру на призывном пункте. Это станет частью мини-сериала.

— Извини, Майк, я в этом не участвую, — заявила Ледар.

— Да ради бога, Ледар! Что тут такого? — спросил Майк. — К тому же вам обоим деньги не помешают.

— Так вот оно что, Майк, — бросил я. — Думаешь, что можешь купить нас? Что мы продаемся, стоит только предложить настоящую цену?

— Джек, а я и не говорю, что собираюсь кого-то покупать, — обозлился Майк. — Я говорю о нормальной, честной работе, о том, что вы расскажете грандиозную историю и мы снова сблизимся. Деньги — это просто соус. Знаете, сколько шоколадного мороженого вы сможете съесть!

— А твой друг Кэйперс не хочет рассказать нам о своей героической роли в университете? Все как на духу. Как американский герой.

— Для многих людей он и был героем. Я бы сказал, что девяносто пять процентов жителей Южной Каролины его поддержали.

— Те же самые люди поддержали и войну во Вьетнаме.

— Шестидесятые годы. Надоевшее старое дерьмо, Джек. Низкие кассовые сборы. — Майк по-прежнему чувствовал себя неловко под испепеляющим взглядом Ледар.

— Хочу, чтобы ты знал, Майк. Скажу тебе прямо сейчас. Я до сих пор верю всей душой во все то, во что верил в шестидесятые. И отрекаться не собираюсь, — заявил я.

— Все это ханжеская чушь собачья. Согласись, — ухмыльнулся Майк.

— Соглашусь. И тем не менее верю.

— Ну и ладно, — примирительно улыбнулся Майк. — К тому, что сделал Кэйперс, можно отнестись по-разному. Спорить не стану. Но никому от этого хуже не стало. Тебя тогда арестовали, Джек, но не так уж ты и пострадал.

— Нет, пострадали мы все. Это был смертельный удар, Майк. Понимаешь? Мы любили Кэйперса, верили в него и шли за ним, — нахмурился я.