Она подавляла рвущиеся из груди стоны — разбуженное в ней желание боролось с материнским долгом. Айрис страдала оттого, что была не в состоянии помешать Филу увидеться завтра с Эшлинг. А что потом? Неужели он захочет, чтобы девочка узнала, что он — ее отец?
Сердце Айрис разрывалось на части, когда она думала, что надежный, прочный мир малышки теперь разлетится вдребезги. Но может быть, она сгущает краски? Вдруг Эшлинг по-иному отнесется к такому повороту своей судьбы? Ведь можно предположить и такое: прожив до сих пор без отца, она, возможно, обрадуется, узнав, что является дочерью такого красивого, преуспевающего человека. К тому же неизвестно откуда появившийся папа способен купить своему ребенку все что ни пожелаешь. Даже пони, о котором Эш безнадежно мечтает последние два года.
Если верить мистеру Рейсу, мистер Бартон еще не женат. Не имея семьи, он вряд ли потащит Эш за собой в Лондон или где там он сейчас живет. Но если даже этот жестокий человек попытается сотворить подобное, закон будет на ее стороне. Ни один судья не пойдет на то, чтобы оторвать ребенка от родной матери. Видимо, она права — заявление Филиппа о желании купить Холл является выдумкой. Но тогда зачем он приехал, для чего искал встреч и чего, собственно, хотел добиться от нее?
Перебрав все варианты, Айрис пришла к единственному, на ее взгляд, правильному заключению: какой бы ни была цель его приезда, сейчас для него важно другое — увидеться с Эшлинг и сказать ей, что она его дочь.
Он думает только о себе, и ему наплевать, как его действия отразятся на ее судьбе. Стыдясь своих консервативных взглядов, она, чем не менее содрогалась при мысли, что будет, когда незаконное рождение малышки станет достоянием сплетников. Едва Айрис представила себе шум, который обязательно поднимается в городе в связи с пикантными скандальными слухами, ей становилось дурно.
— А, вот ты где, — сказал Филипп, бесшумно входя в кухню. Айрис от неожиданности чуть не упала в обморок. — Я-то думаю, куда это хозяйка запропастилась?
— Кухня закрыта для постояльцев, — произнесла она железным тоном.
Айрис обратила внимание, что гость снял пиджак и галстук. На нем был черный кашемировый джемпер поверх ослепительно белой рубашки с отложным воротником, которая подчеркивала хороший загар и сильные шейные мышцы атлетически сложенного мужчины.
— Это ограничение вряд ли относится ко мне, — заявил он деловым тоном. — Мы, кажется, установили, что я, как ни крути, являюсь членом твоей семьи.
Айрис с изумлением уставилась на Филиппа. Она плотно сжала зубы, чтобы удержаться от грубого ответа на наглое заявление.
Как несправедлива жизнь! Этот ужасный человек давно бы должен был плохо кончить. Но вместо заслуженной кары — тут ее подруга Джун, увы, оказалась права — он получает наследство, становится богатым и преуспевает в делах. Более того, ослепительный Фил стал еще более неотразимым, чем прежде.
— Я слышал, ты прекрасно готовишь, — миролюбиво заметил он, быстро окинув взглядом ее изящную фигуру, затем переключил свое любопытство на большую кастрюлю с супом. — Судя по аппетитному запаху, это действительно так, — добавил он с такой очаровательной улыбкой, что у Айрис замерло сердце.
— Убирайся отсюда, мерзавец! — задыхаясь от возмущения, прошептала она и протянула руку за фартуком, который висел у плиты.
— Ты что-то сказала?
— Нет… ничего, — нервно ответила разгневанная женщина, стараясь держаться спиной к мужчине. Ее лицо горело от злости. К тому же она мысленно проклинала свои пальцы, которые никак могли совладать с завязками фартука.
— Что ты предлагаешь на обед своей матери? — поинтересовался навязчивый гость и, подойдя к огромному дубовому буфету, по-хозяйски облокотился на него.
Айрис неопределенно пожала плечами, затем вынула из печи хлеб и положила его на поднос.
— Не понимаю, почему тебя это интересует. Ну, уж если тебе непременно хочется знать, то она ест свежеиспеченный хлеб и картофельный суп. На десерт — яблочный пирог со сливками. Ну, ты одобряешь меню? — не без сарказма заключила она.
— Естественно. Может, у тебя найдется что-нибудь в таком же роде и для меня?
— Что?
— Мне пришлось уехать из Лондона сегодня на рассвете, и до сих пор во рту не было и маковой росинки.
— Ну, уж это ни в какие ворота не лезет! — выкрикнула Айрис. — Сначала ты похищаешь меня средь бела дня, затем являешься в мой дом без приглашения и нападаешь на меня там, наверху, и теперь… — она махнула в воздухе деревянной ложкой, которую держала в руке, — ты настаиваешь еще и на обеде?
— Брось, Айрис, — ухмыльнулся в ответ Филипп. — Тот поцелуй, вряд ли можно считать «нападением». Более того, я был поражен, с какой готовностью ты среагировала на него…
— Неправда! — взорвалась Айрис, покраснев от смущения. — Это произошло от неожиданности.
— Неужели? — с деланным недоверием спросил он, а затем твердо добавил: — Предлагаю нам обоим забыть об этом неудачном эпизоде.
— Хорошо… неплохая мысль, — тихо сказала Айрис. Она разложила столовые приборы на подносе, предназначенном матери, стараясь не встречаться с его взглядом.
— Что касается обеда, я не шутил, — заметил он с обворожительной улыбкой. — Мне действительно очень хочется есть. — И поскольку Айрис продолжала упорно молчать, добавил: — Ты ведь не можешь отказать умирающему от голода человеку?
— Думаешь? На твоем месте я не была бы такой самоуверенной. — Прозвучало это не слишком уверенно. Жила себе спокойно, и вдруг является человек, который вознамерился превратить твою жизнь в сущий ад. И все вокруг приобретает иные очертания — житейская драма начинает напоминать фарс.
Невероятно, но Айрис услышала свой собственный ироничный, мрачноватый смех.
— Хорошо. Я накормлю тебя. Но только потому, что считаю: хотя бы один из нас должен вести себя как цивилизованный человек, — холодно сказала она, перед тем как отнести поднос матери.
Люцилла Динмор была в капризном настроении. То она говорила, что не голодна, то в следующую минуту хотела знать, почему ее дочь так медлит с обедом.
Она решила не говорить матери о том, что Бартон находится в доме. Скрыть правду нетрудно, так как ее спальня и комната для гостей, в которой остановился Фил, находились в разных концах дома. Айрис пришлось пробыть у матери довольно долго, чтобы успокоить ее и поправить сбившуюся постель. А тут еще избалованная дама выразила желание вновь обсудить печальную судьбу дома.
— Если бы дорогой Чарлз был жив, он ни за что бы не допустил продажи Холла, — причитала она, настраиваясь на ссору. — Он был таким добрым, щедрым человеком. Надеюсь, ты понимаешь, как тебе повезло, что ты вышла за него замуж? — добавила она брюзгливым тоном. — Такие мужья — редкость.