— Но ты заблуждаешься.
— Насчет чего?
— Относительно твоего отца, — сказал Кит, затрагивая щекотливую тему, коснуться которой не мог никто другой, не рискуя вызвать яростный гнев Бена.
— Вряд ли, — ответил он. — Поступки говорят яснее, чем все прекрасные слова, которые его светлость произносит в палате лордов, пытаясь внушить окружающим, что он человек добрый и справедливый — по отношению к тем, кто этого заслуживает.
У Бена невольно сжались кулаки и напрягались мускулы, стоило только заговорить о его отце, так называемом аристократе. По его мнению, подлый негодяй, совративший, а затем цинично покинувший беззащитную беременную девушку на произвол судьбы, был способен на любое преступление.
Год назад он решил, что больше не станет так болезненно воспринимать предательство отца, и вот опять все в нем закипело от ярости и — да, он должен признаться хотя бы самому себе — от страдания за то зло, какое причинил ему лорд Пемберли.
— Послушай, Бен. Как я ни пытался, мне не удалось обнаружить ни малейшей связи между ним и теми преступными и коррумпированными чиновниками, с которыми должен иметь дело покровитель наших врагов, чтобы безнаказанно вредить нам, — возразил Кит.
Бен безгранично доверял Киту, поэтому сказанное им заставило его задуматься. Если Кит так убежден в благородстве маркиза Пемберли, не следует ли отбросить подозрение, что именно отец стоит за этими попытками снова вернуть его в трущобы? Сознание, что родной отец его предал, отравляло Бену жизнь, но сейчас ему вдруг показалось, что он сможет освободиться от этого тяжкого гнета, и он проклял себя за то, что был таким глупым.
— Каким бы циничным и жестким ты ни стараешься выглядеть, в тебе все равно чувствуется доброта и человечность, — мягко заметил его друг.
— С чего ты решил? — с нарочитой небрежностью усмехнулся Бен, не желая даже Киту признаться в том, как тяжело ему было подозревать маркиза.
— Так считают мои сестры, моя жена и ее сестры, не говоря уже о многих других людях, которых ты готов защищать всеми силами! Признаюсь, я должен присоединиться к ним и сказать тебе, Бен, что ты мне ближе, чем мог бы быть родной брат! И хотя ты всегда сопротивлялся любви, мне кажется, что ты полюбил кого-то, дружище!
— Только никому об этом ни слова, договорились? — быстро сказал Бен.
Кит с понимающим видом кивнул и, решив пока оставить эту тему, серьезно спросил:
— Так как ты намерен вывести на белый свет наших врагов?
— Прежде всего, мне нужна информация, — сказал Бен и прямо взглянул в глаза друга.
— Нет! — коротко отрезал его друг.
— Да, Кит! Мне нужен твой зять.
— С моей сестрой Хью Кентон начал новую жизнь, — решительно заявил Кит.
Бен с сожалением понял, что для достижения цели ему придется сломить сопротивление Кита, стремившегося защитить своего нового родственника.
— Но пойми, его жизнь тоже под угрозой! — убеждал его Бен. — Мне нужен своего рода рычаг, который я мог бы применить против нашего врага, а получить его я могу только от Хью.
— Раньше — да, но теперь он этим не занимается. — Бен пристально смотрел на своего друга, ожидая признания, что он что-то от него скрывает. — Ну ладно. Я имел в виду, он уже много лет не участвует ни в каких преступных делах, — нехотя признался Кит. — Так, берется за разные мелкие делишки, что подворачиваются под руку, но не более того. Я не могу просить его вернуться в тот ад, из которого он выбрался, чтобы выслеживать моих врагов.
— Тогда это сделаю я. Мне необходимо знать не только наших врагов, но и тех, кто стоит между ними и нами, чтобы помешать им снова попытаться разорить нашу компанию. А так это все равно, что бежать со связанными ногами. — В комнате надолго повисло напряженное молчание. — Ты, может, и джентльмен, Кит, но у меня нет твоего происхождения и щепетильности. И потом, как ты представляешь, я могу сам рыскать в этом болоте?
— Да, дружище, пожалуй, при твоем росте и внешности тебе невозможно остаться неузнанным.
И Бен понял, что победил, хотя ему и самому не очень хотелось прибегать к уникальным способностям Хью Кентона, чтобы устранить угрозу их жизни.
Глава 4
— И так, что вы на самом деле думаете о Бене Шоу? — спросила Изабелла в тот момент, когда Шарлотта собиралась попробовать куриный пирог.
Та опустила вилку и посмотрела на вкусный ломтик с таким видом, как будто он был отравлен.
— Что за вопрос, Иззи! — упрекнула сестру Кейт, в то же время явно ожидая ответа гувернантки.
— Дорогая сестренка, я стремлюсь к знаниям, что, как тебе известно, не всегда дается без труда.
В другое время эта шутливая пародия на нравоучения самой Шарлотты вызвала бы у нее смех и заставила в будущем от них отказаться, но только не сегодня.
— Мое мнение о джентльмене, который так близок с вашим зятем и практически является членом вашей семьи, является личным и останется им, Изабелла, так что займитесь завтраком и хотя бы внешне постарайтесь проявлять ко мне немного уважения, — с достоинством ответила она.
— О, мне совсем не нужно для этого стараться. Я действительно отношусь к вам с большим уважением, дорогая мисс Уэллс. Мне просто очень интересно знать, почему вы всегда так пикируетесь с Беном. Из-за этого у него складывается о вас совершенно неправильное представление. Вы сами признаете его членом нашей семьи, поэтому меня беспокоит ваша неприязнь к нему.
Встретив взгляд Кейт, в котором читалось отчаяние и невольное восхищение, Шарлотта сокрушенно покачала головой и нехотя улыбнулась. В самом деле, Изабелла обещала стать леди, смело высказывающей свое мнение. Шарлотта не знала, рассматривать ли это как полный провал своей системы воспитания или, напротив, как блестящую победу. Она только надеялась, что удачно устроится на новой работе, когда для мисс Изабеллы Элстоун настанет время выезжать в свет. Длительное обучение такой незаурядной юной леди, видимо, не очень благоприятно отразилось на ее бывшей гувернантке. Должно быть, в Шарлотте еще сохранились черты былой независимости и бунтарства, потому что отчасти ей доставляла удовольствие мысль, что ее подопечные появятся в высшем обществе, испытывая сомнения в его незыблемых устоях, невозможно, осмелятся даже отрицать его самые нелепые понятия. Шарлотта была убеждена, что девушек нельзя воспитывать таким образом, чтобы на них только любовались, но не прислушивались к их высказываниям, считая их пустой болтовней. Как-никак, женщины составляют половину численности человечества, и лишь глупцы считают возможным с пренебрежением относиться к их взглядам, забывая о том, что они вынашивают и воспитывают следующие поколения.