– Ну поспи, Зоюшка.
– Хитренькое ты. Поспи. А там во сне школа. Меня к доске вызывают, а я голая. Сны меня еще больше нервируют.
– И тот сон с Киану Ривзом?
– Тот особенно. Тяжело жить свою жизнь, после того как во сне просишь томным голосом Киану Ривза починить наконец-то хьюмидор в летней резиденции. И купить корм для белых павлинов. Можно мне перерыв?
– И что бы ты сделала?
– Я бы взяла кружечку. Взяла бы табуреточку. Налила бы себе чаю. Села бы и пила бы, пошвыркивая.
– Вот чай. Вот табуретка. Какие проблемы?
– Не-е-е-а. Я за кулисами хочу чаю попить. Посмотреть, так сказать, на швы реальности. Увидеть некрашеные доски задника.
И тут Мироздание поворачивается ко мне и говорит:
– Спать!
И сразу урок химии, а я без трусов.
И хоть разбей себе лицо учебником, проснуться нет никакой возможности.
потом просыпаешься и думаешь: «Не надо на ночь соцсети читать. Снится потом всякое. Ладно, перебьемся без выходных. Вдруг потом за это приз какой дадут».
6.
Вокруг шумный прекрасный активный мир, все шуршат, бегут, жуют, взаимодействуют, а я стою за кулисами и не могу вспомнить свои реплики и время выхода на сцену. Я даже не понимаю, что я за персонаж такой.
По костюму похожа на мать Джульетты или Гамлета, по годам похожа на динозавра.
В такие минуты хочется найти главного и поговорить. А кто у нас главный? Правильно. Мироздание.
Ну, оно, как обычно, занято. К ночному небу на Китаем блестки клеит, параллельно мешая на палитре все оттенки желтого и красного, скоро пригодятся.
Мне не привыкать сопеть под руку, но настроение совсем не очень, поэтому просто вздымаю конечности и так стою, пока не затекут. Такая статуя скорби и упрека.
– Опять ты? – вздыхает Мироздание, и от его дыхания на меня осыпаются блестки с неба. Красиво очень.
– Зачем я ваапще? Нужности я своей не ощущаю, понимаешь? Все при деле: дождинки падают вниз, в море плавают гигантские кальмары, Киану Ривза зачем-то в романтическую комедию запихали, а я-то тут каким боком?! Кто я на картине мира? Лишняя деталька.
Краем глаза-то кошусь на Мироздание, а у него уже под теплыми руками мозаика. Куча разноцветных пазлов, и оно их на огромной скорости в картинку собирает.
– Ты сейчас скажешь: «Ой, смотри, вот одного пазлика не хватает, и без него картина не складывается!»
– Умные вы очень все стали.
– Не без этого.
– Реально, если хоть один пазлик потерять, можно всю мозаику выкидывать. Понимаешь?
– Понимать понимаю, облегчения не испытываю. А подуй на меня еще разик блестками?
И оно дует. И стою я еще долго возле него. И бубню, и жалуюсь немношко. И прошу себе ноги, как у Анджелины Джоли, и теплую осень.
А когда язык устает от нытья, смотрю на руки и думаю: «Зато как красиво блестят!»
Из мяса и мыслей
Я не мой нос. Я не мой вес. Я не моя задница, эта задница просто не может быть моей, честное слово, моя маленькая такая была, рюкзачком, а эту мне враги подкинули.
Я просто причудливая вечеринка молекул, мне бы немного серотонина, где опять бродит эта скотина?
Я та, кто делает выбор, я по самые помидоры в настоящем.
Я болтаюсь на серебряной ниточке, привязанная к собственному пупку, я мозаика из атомов.
Хорошо, что меня не было и никогда не будет. Я сплю между звезд. Я вижу странный сон со счетами за квартплату, за садик, за электричество и интернет.
– Это просто какая-то фигня! – шепчу я во сне и переворачиваюсь на другой бок.
Я не мой возраст. Я не мое прошлое, не то, что со мной случилось, каким бы ужасным это ни было. Как бы меня ни перекорежило, на какие мелкие ошметки меня ни разметало, это не я.
Я гораздо больше, я гораздо меньше, я где-то там внутри этой говорящей колбасы. Я не прячусь, но не найти. Я лоскутное одеяло, я «наполеон» из мяса и мыслей.
Я здесь и сейчас, сижу на берегу цифрового океана. Я между «до» и «после», я ровно по центру.
Мне нормально, я справляюсь.
Ну почти.
Глава 4. Милая и хулиганистая солянка. Дуйте, чтоб не обжечься
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А теперь вкусная солянка из смешных рассказов про разных обитателей планеты theМля, а также про всяких милых и хулиганистых шуществ. Горячая, дуйте, чтоб не обжечься. Можно пить прям через край, чавкать и сопеть от удовольствия.
![]()
Не щи
![]()
День был такой жаркий, что солнце шкворчало в небе, как огромная старая сковородка. Как будто Мироздание хотело что-то себе организовать на завтрак, а потом залезло в мирозданькины соцсети да так и забыло.
Через пару дней жары обитатели планеты theМля резко перестали быть атеистами и мысленно молились перед каждым выходом из дома, причем всем богам сразу. Даже Бастет, обладательнице самой пушистой задницы в пантеоне, немного икалось в этом обморочном июне. Она лакала брют из серебряной мисочки и говорила максимально сексуальным контральто: «Мяэ-э-э».
Что в переводе с кошачьего значит: «Как вы мне все дороги, шоб вы жили триста лет!»
Люди пытались как-то жить и тихонько потрескивали, как шкварки. Особенно громко трещали кондуктора в автобусах, от некоторых даже шел приятный горелый дымок.
Радовало одно – жрать не хотелось. Хотелось только пить воду со льдом и макать туда всего себя целиком, как Ахиллеса макала в священную реку Стикс мать его, за ногу нежно держа.
Иногда людям все-таки хотелось чего-то не жидкого, и они забегали в столовку, тайно вожделея встретить там кондиционер и ледяную окрошку. Но с таким же успехом их могла поцеловать в столовке Снегурочка.
Был примерно час дня, самое время обедать. Несмотря на просторный зал, люди в очереди стояли, слипнувшись как пельмени. В самой середке сладко похрапывала бабушка в панамке цвета хаки.
В 13:06 раздатчица общепита «Жуй и улыбайся» по ошибке налила женщине в белом сарафане вместо щей суп с лапшой. Вообще раздатчица была вторые сутки как в обмороке от теплового удара и на работу ходила чисто машинально. Так что налить она могла что угодно, даже бензин.
Налила суп с лапшой и налила, не себе в декольте, и ладно. Женщина в белом сарафане доверчиво взяла двумя лапками тарелку, попросила сметаны и пошла на кассу. Это было начало конца.
Кассир тоже был в тепловом обмороке, поэтому не заметил подвоха и с серьезными щами выбил чек на щи. Того факта, что он в такое пекло не бегал голым и не поджигал пятитысячные купюры, уже было достаточно.
Белый сарафан сел за столик, погрузил ложку в гущу, выловил несколько дохлых вермишелинок, поморгал и сунул в рот, надеясь, что это июньский обман зрения.
Но вкусовые сосочки просигналили: «Внимание, это не капуста. Как слышно? Повторяем. Это. Не. Капуста».
Белый сарафан когда-то носил красный галстук и всегда был готов на любой кипеж, поэтому взял тарелку и понес обратно.
Пройдя сквозь слипшуюся очередь как нож сквозь масло, сарафан попытался привлечь внимание раздатчицы кашлем, но раздатчице было некогда.
В обморочном мире раздатчицу несли на руках десять юных мулатов, а одиннадцатый, самый кудрявый, махал на нее кустом, выдранным из павлиньей задницы.
Белый сарафан был упорным, поэтому неприятным криком: «Женщина!» – пробил дыру в мираже. Раздатчица грустно посмотрела, как мулатов высасывает из миража в открытый космос, и очнулась.
– Это не щи! – тыкнул ей в лицо тарелку белый сарафан.
– Это кошмар, – вялым голосом сказала раздатчица, мечтая вернуться под бриз павлиньего хвоста.
– Это. Не. Щи, – на пару октав выше повторила женщина в белом сарафане, обращаясь уже ко всем вокруг.
Голодный организм требовал не еды, так хотя бы скандала. От громких звуков в очереди проснулась бабушка в панамке цвета хаки и с интересом зевнула.
