Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не сразу, но все же на его пути возник юный матрос, видимо привлеченный громкими криками. Причем он не казался ни взволнованным, ни заинтересованным, и на энергично жестикулирующего Пола посматривал недовольно и лениво. Пол начал объяснять причину своего волнения, но вместе с тем его не покидало чувство, что этого матросика он уже видел раньше (но это невозможно). Все еще пытаясь внятно изъясниться на ломаном русском языке, Пол вспомнил, откуда он его знает. Из фильма «Броненосец Потемкин». Точно такое же лицо было у одного из юных мятежников, того самого, который чуть не съел ложку борща с червяками. Этот фильм показывали как-то вечером на русских курсах. Он смотрел его вместе с Робертом. Морячок не спеша прошествовал к судовому телефону, с кем-то поговорил, потом снова обернулся к Полу.
– Сейчас, – сказал он, – ждите.
В ожидании Пол раздраженно мерил шагами коридор.
– Что, черт возьми, здесь происходит? – не выдержав, заорал он. Только ответа все равно не получил. Он закурил, но почти сразу же выбросил сигарету, угодив ею точно в ведерко с песком. С плакатов ему радостно улыбались Хрущев и Гагарин. Судно издавало ровный глухой гул. В конце концов его терпение было вознаграждено появлением жующей девушки. Она на ходу вытирала пухлые губы салфеткой. На девушке было открытое летнее платье, она обладала приятным личиком и копной каштановых кудряшек. Раньше Пол не встречал ее на судне. Она сказала:
– Добрый вечер. Как вам понравился наш город?
Ее английский был весьма неплох.
– Моя жена! – воскликнул Пол. – Что вы сделали с моей женой?
– Ах, значит, вы – муж той несчастной женщины! Доктор на вас очень рассердился. Она же плохо себя чувствовала, ее нельзя было оставлять одну. – Ее глаза даже округлились при воспоминании о недавних драматических событиях. – Ужасная сыпь, а потом, у нее сильно распухли ноги. Просто жутко смотреть! Она так страдала.
– Где она? – взмолился Пол. – Пожалуйста, скажите мне, где она, я вас очень прошу.
– Мы вызвали «скорую помощь», – объяснила девушка, – и ее увезли. Ей было очень плохо. Она дралась с врачами и сестрами. Не хотела ехать. Она была… забыла слово… в бреду. И все время требовала какой-то мяч.
– Милосердный Боже, – прошептал Пол, – это она меня звала. Ей нужен был я, а вовсе не мяч. Меня зовут Пол, понимает? Я – Пол, а не ball…
– Вот оно что, – девушка расцвела в улыбке, – тогда все понятно. А мы тут голову ломали… Слава богу, все разъяснилось. Никаких тайн.
– Где она? – спросил Пол голосом, в котором уже не осталось ничего человеческого. – Куда ее увезли? Что вы сделали с моей женой?
Девушка сосредоточенно нахмурилась, почесала локоть, затем подбородок, после чего изрекла:
– В какую-нибудь из клиник. Нет, постойте, кажется, я слышала, доктор говорил, что ее повезут в Павловскую больницу. Учтите, это одна из лучших ленинградских больниц.
– Павлов? – насторожился Пол и моментально представил, как его горемычную супругу используют для опытов в страшной лаборатории, изучающей поведенческие рефлексы живых существ. Где-то звенит колокольчик, а у Белинды начинается слюноотделение. – И где бы это могло быть?
– Где бы это могло быть? Как забавно вы говорите по-английски! Это могло бы быть именно там, где было всегда. Я так думаю. В районе площади Мира и Садовой улицы. Вы должны немедленно отправиться к жене и сказать, что все еще любите ее.
Это было сказано без намека на улыбку. Похоже, в этой стране люди испытывают острый дефицит любви и относятся к ней чрезвычайно серьезно.
– Я непременно это сделаю, – так же серьезно пообещал Пол. Девушка снова расцвела в улыбке, кивнула ему на прощанье и удалилась по своим делам.
Неоновая вывеска на самом большом портовом здании сообщала морю, что здесь начинается Ленинград Протез снова угрожающе расшатался. Таксист нервно шагал взад-вперед по причалу и яростно пыхтел сигаретой. Счетчик в его машине мерно щелкал, отсчитывая копейку за копейкой в пользу того министерства, которое ведает работой общественного транспорта. Несмотря на довольно долгое ожидание, водитель выразил согласие ехать в Павловскую больницу. Такси вновь запрыгало по рельсам и грубым булыжникам в сторону выезда из порта. Полу и офицеру, проверяющему паспорта у ворот, очевидно, суждено было вскоре стать друзьями.
А в это время где-то в темноте портового офиса «Интуриста» спокойно лежали дрилоновые платья, такие мирные и такие опасные.
Сидя в такси, Пол ощутил, что у него щемит сердце. Но в тот момент он не думал о Белинде. В его душе звучала тоскливая, заунывная песнь о России, поселившая в его душе тяжелую печаль. Но почему? С чего бы ему испытывать какие-то чувства к России, к этим темным, мрачным складам, каналам? Тем не менее Пол ощущал странный комок в груди. Его переполняла острая жалость к этому городу, ко всем убогим городам, которые он никогда не видел, между которыми громыхают закопченные паровозики, выдыхающие в атмосферу черные клубы дыма. Эта страна была вся покрыта обширными степями, где одиноко выли волки, громко звонили колокола на соборах, варварски гремела Патетическая симфония, а ссыльные и осужденные тяжело передвигали закованные в кандалы ноги, ели кожаные ремни и выдалбливали могилы во льду. Здесь погибла под колесами Анна Каренина и закончил свой век гениальный гомосексуалист Чайковский. Бедный, милый Роберт!
На Невском проспекте горели фонари, ползли ярко освещенные трамваи, целовались влюбленные парочки, торопились домой припозднившиеся отцы семейств. У стены стоял светловолосый и очень лохматый пьяный. Убого одетые рабочие послушно стояли на краю тротуара, дожидаясь разрешающего сигнала светофора. Только увидев надпись «Идите», они начнут переходить улицу. Удивительно послушные люди.
А тем временем водитель такси, в котором ехал Пол, все глубже и глубже погружался в депрессию. Он уже не улыбался, не насвистывал, не приставал к Полу с рассказами о местных достопримечательностях и даже не курил. С мрачным и угнетенным видом он смотрел прямо перед собой.
Подъехав к больнице, которая, как и обещала девочка на судне, оказалась совсем рядом с площадью Мира, он выглядел настолько измученным и потерянным, что вполне сам мог претендовать на койку в этом славном медицинском учреждении. Все-таки славянский темперамент – это не что иное, как болезнь. Водитель наотрез отказался ждать и лишь печально покачал головой. Пол положил ему руку на плечо и несильно сжал его. Водитель судорожно схватил сжимающую его вялое плечо руку и стиснул ее изо всех сил. Физический контакт, казалось, принес успокоение обоим. Но тем не менее, отсчитав изрядное количество рублей и копеек, которые показывал счетчик, Пол добавил вполне приличные чаевые. Этот человек сейчас нуждался в чем-то значительно более крепком, чем обыкновенный чай.
Такси развернулось и покатило к оживленной магистрали. Воистину, у каждого имеется свой скелет в шкафу.
Павловская больница была, судя по всему, обычным муниципальным медицинским учреждением. Пол не мог судить обо всей России, но Ленинград показался ему городом с другой планеты, затерянной в далекой и не слишком развитой галактике. Грязные, выкрошившиеся во многих местах каменные ступеньки, коридор, который явно не ремонтировали со дня постройки этого здания. Стены были окрашены в мрачные коричневые тона, а запах мог бы свалить с ног неподготовленного человека. На входе Пола встретил маленький человечек весь в белом, на нем был даже белый колпачок, как у продавца газировки на улице. «Чего надо?» – полюбопытствовал он. Пол был уверен, что это не доктор, поскольку человечек обладал не слишком умной физиономией и большими, грубыми руками ремесленника.
– Моя жена, – тщательно выговорил Пол по-русски, – англичанка. Этих слов оказалось вполне достаточно. Человечек молча указал ему в глубь коридора, откуда неслись громкие крики Белинды:
– Нет! Нет! Нет! Ни за что! Я же говорю, нет! Да отпустите же меня! Уберите это от меня!
Строго говоря, это не было голосом респектабельной английской леди. Это вопила маленькая хулиганка из Амхерста, потому что в ее лексиконе выражение «черт побери!» было самым приличным. Где, интересно, она этого набралась? Насколько Полу было известно, Белинда росла единственным ребенком в весьма благополучной семье, правда, матери у нее не было, но отец был интеллигентным человеком, профессором… Пол вежливо проговорил:
– Спасибо. Маленький человек не менее вежливо ответил:
– Пожалуйста. И они быстро пошли по коридору на голос.
Кроме отчаянных воплей, оттуда временами раздавались громкие звуки совсем иного рода. Билась стеклянная посуда. И еще слышны были русские ругательства. Пол решительно открыл дверь.
Свет. Очень много белого света. Чужие лица, над которыми белеют совершенно одинаковые шапочки. Все повернулись на звук открывшейся двери. Кроме Белинды. Почти голая, она лежала на столе, с трудом удерживаемая двумя мощными сестрами. Она отчаянно вырывалась, трясла головой, отчего спутанная копна ее волос казалась живой, рот был широко раскрыт в пронзительном крике. Похоже, на нее пытались натянуть смирительную рубашку. Но не исключено, что это была самая обычная ночная сорочка.
- Однорукий аплодисмент - Энтони Бёрджес - Современная проза
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Смерть клерка - Фиона Кэмпбелл - Современная проза
- Мистер Эндерби изнутри - Энтони Берджесс - Современная проза
- Media Sapiens. Повесть о третьем сроке - Сергей Минаев - Современная проза