— Конечно-конечно. — Пуммаирам поднял с земли мешки патрульного. — Следуй за мной.
В действительности добраться до места было нетрудно. Будучи городом спланированным, а не выросшим естественным образом в течение столетий, сверху Тир напоминал более-менее правильную решетку. Вымощенные и снабженные сточными канавами главные улицы казались слишком широкими, учитывая, сколь малую площадь занимал сам остров. Тротуаров не было, но это не имело значения, поскольку с вьючными животными там появляться запрещали — только на нескольких главных дорогах и в припортовых районах, да и люди не устраивали на дорогах мусорных куч. Дорожные указатели, разумеется, также отсутствовали, но и это не имело значения, поскольку почти каждый был рад указать путь: перекинешься словом с чужестранцем Ля глядишь вдруг и продашь ему что-нибудь.
Справа и слева от Эверарда вздымались отвесные, без окон стены — огораживали открытые во внутренние дворы дома, которые станут почти стандартом в средиземноморских странах в грядущие тысячелетия. Стены эти преграждали путь морским ветрам и отражали солнечное тепло. Ущелья между ними заполняло эхо многочисленных голосов, волнами накатывали густые запахи, но все-таки это место Эверарду нравилось. Здесь было даже больше народу, нежели на берегу; люди суетились, толкались, жестикулировали, смеялись, бойко тараторили, торговались, шумели.
Носильщики с огромными тюками, паланкины богатых горожан прокладывали себе дорогу между моряками, ремесленниками, торговцами, подсобными рабочими, домохозяйками, актерами, крестьянами и пастухами с материка, иноземцами со всех берегов Серединного моря — кого тут только не было и всех, казалось, переполняла жизненная энергия.
Вдоль стен тянулись палатки. Время от времени Эверард подходил к ним, разглядывал предлагаемые товары. Но знаменитого тирского пурпура он не видел: слишком дорогой для таких лавочек пурпур пользовался популярностью у портных всего света, и в будущем ему суждено было стать традиционным цветом одежд для царственных особ. Впрочем, не было недостатка в других ярких материях, драпировках, коврах, как и в изделиях из стекла, любых, от бус до чашек — еще одна специальность финикийцев, их собственное изобретение. Ювелирные украшения и статуэтки, зачастую вырезанные из слоновой кости или отлитые из драгоценных металлов, вызывали искреннее восхищение: местная культура не располагала почти никакими художественными достижениями, однако охотно и с большим мастерством воспроизводила чужеземные шедевры. Амулеты, талисманы, безделушки, еда, питье, посуда, оружие, инструменты, игрушки — без конца и края…
Эверарду вспомнились строки из Библии, которые описывают (будут описывать) богатство Соломона и источник его получения. «Ибо у царя был на море Фарсисский корабль с кораблем Хирамовым; в три года раз приходил Фарсисский корабль, привозивший золото и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов».
Какое-то время они шли вдоль канала. Под скабрезную песню моряки тянули по нему груженое судно. Их командиры стояли на палубе, держась с приличествующим деловым людям достоинством. Финикийская «буржуазия» стремилась быть умеренной во всем… за исключением религии: кое-какие их обряды были довольно разгульны, чтобы уравновесить все остальное.
Улица Лавочников начиналась как раз у этого водного пути — довольно длинная и застроенная солидными зданиями, служившими складами, конторами и жилыми домами. И несмотря на то, что дальний конец улицы выходил на оживленную магистраль, тут стояла тишина: ни лавочек, прилепившихся у разогретых солнцем стен, ни толп. Капитаны и владельцы судов заходили сюда за припасами, торговцы — провести деловые переговоры. И как следовало ожидать, здесь же разместился небольшой храм Танит, Владычицы Морей, с двумя монолитами у входа.
Перед тенистой аллеей, подтянув колени, сидел нищий. У его голых ног лежала чашка. Тело нищего было закутано в халат, лицо скрыто под капюшоном. Эверард заметил у него на глазах повязку. Слепой. Офтальмия входила в число того множества проклятий, которые делали древний мир не столь уж очаровательным… Пуммаирам промчался мимо нищего, догоняя вышедшего из храма человека в мантии жреца.
— Эй, господин, — окликнул он, — не укажешь ли дом сидонийца Закарбаала? Мой хозяин хотел бы удостоить его своим посещением… — Эверард, который знал ответ заранее, ускорил шаг.
Ил этот момент нищий встал и сорвал левой рукой повязку, открыв худое лицо с густой бородой и два зрячих глаза, которые, без сомнения, наблюдали все это время сквозь ткань за происходящим. В то же мгновение его правая рука извлекла из ниспадающего рукава блестящий предмет.
Рефлекс отбросил Эверарда в сторону. Левое плечо обожгла боль. Ультразвуковой лучемет, понял он, беззвучный, без отдачи. Если бы невидимый луч попал ему в голову или в сердце, он был.
бы уже мертв, а на теле не осталось бы ни единой отметины.
Деваться некуда, только вперед.
— А-а-а! — закричал он зигзагом бросился в атаку, рассекая мечом воздух.
Нищий ухмыльнулся и, отступив назад, тщательно прицелился.
Раздался звонкий шлепок. Убийца вскрикнул, пошатнулся, выронил оружие и схватился за бок. Пущенный Пуммаирамом из пращи камень попал в цель.
Жрец благоразумно нырнул в храм. Убийца развернулся и пустился бежать. Спустя мгновение он уже скрылся в каком-то проулке. Эверард понял, что того не догнать. Рана, хотя не казалась серьезной, причиняла безумную боль. Чуть не теряя сознание, он остановился у поворота в опустевший проулок.
К нему подлетел Пуммаирам. Заботливые руки принялись ощупывать тело патрульного.
— Ты ранен, хозяин? О, горе, горе, я не успел прицелиться и метнуть камень как следует, иначе вон та собака уже слизывала бы с земли мозги мерзавца.
— Ты… сделал все очень хорошо. — Эверард судорожно вздохнул. Сила и спокойствие возвращались, боль ослабевала. Он все еще был жив. И то — слава Богу!
Но работа ждать не могла. Подняв пулемет, он положил руку на плечо Пуммаирама и посмотрел ему в глаза.
— Что ты видел, парень? Что, по-твоему, сейчас произошло?
— Ну, я… я… — Мальчишка собрался с мыслями мгновенно. — Мне показалось, что нищий — хотя вряд ли он был нищим — угрожал жизни моего господина каким-то талисманом, магия которого причинила моему господину боль. Да обрушится кара богов на голову того, кто пытается погасить свет мира! Но конечно же, его злодейство не смогло пересилить доблести моего хозяина… — Голос Пуммаирама снизился до доверительного шепота: — чьи секреты надежно заперты в груди его почтительного слуги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});