в квартиру, и ринулись смотреть наши комнаты. Девушек оказалось не меньше десяти.
— О, они спят не вместе! Смотрите, смотрите! — специально для нас они выкрикивали это по-английски.
— Хей, Кача, ты не любишь женщин? А ты, Лиза? А мы все лесбиянки! Мы ненавидим мужиков! И вы потом тоже станете лесбиянками! Ха-ха!
Растерянные и напуганные, мы с Ольгой, вытаращив глаза, смотрели на царящий беспредел и тщетно искали слова, чтобы обуздать диких людей. Осмотрев комнаты, они побежали в кухню. Распахнули холодильник и с визгом и прыжками стали трогать продукты. И, хватая себя за волосы, стали негодовать, до чего мы богатые. Вцепившись в мясо, одна из них хриплым голосом закричала:
— О, нику! Нику! Чодай!
От страха и злости у меня пульс стучался в ушах:
— Я щас так чодайкну тебе по башке, что мало не покажется. Положи немедленно! — процедила я полушёпотом.
Испуганные, они отскочили от меня и бросились к Ольге.
— Лиза, Лиза! Почему Кача такая недобрая?
— Да пошли вы!
Нелюбезность наша их по-настоящему удивила. Будто их пригласили на праздник и вдруг незаслуженно оскорбили. Картинно хмурясь, они погрозили нам пальцами и одна за другой вереницей быстро умчались. Какое-то время мы ещё пребывали в ступоре. Этот эпизод очень напугал нас. Нельзя было искать с ними нормальных отношений. Любая дружеская улыбка означала для этих людей, что все рамки сметены и положено начало их дикарской фамильярности.
XI
— Ты только подумай, мы тут вдвоем друг у дружки! Больше никого! — как-то вдруг заявила Ольга.
— Как так? — удивилась я.
— Две русские! Больше никого! Как охота увидеть русских, — вздохнула она.
Эти слова будто оказались провидческими. В тот же день в клуб пришёл крошечный худенький мужчинка. Походка его была необычайно важной.
— Ираша има… — уже было запели мы, как вдруг проглотили языки, не закончив фразу. Следом за мужчинкой вошла белая женщина. Окинув нас испепеляющим взглядом, она отвернулась так, будто увидела что-то омерзительное. Этот взгляд, почему-то, не оставил у нас сомнений, что эта женщина русская.
— Она тут работаль давно, — прошептал мне Момин.
— Она — русская? — спросила я.
— Да.
— Ой, что-то я погорячилась сегодня утром насчет ностальгии по русским, — невесело пошутила Оля.
— Ну что мы за люди такие?! Почему так легко русскому человеку испепелить взглядом того, кто ничего дурного ему не сделал?
— Да к тому же в соотечественников такие молнии метать… вообще свинство, — возмутилась Ольга, — А ведь работала здесь. Была в нашей шкуре. Человек, который всё это прошел, по идее должен понять нас, как никто другой. Сама из того же дерьма вылезла.
И тогда я поняла: по-другому она не могла себя вести. Она пришла не сочувствовать нам, а наоборот взять долги за своё унижение в те годы, когда она работала здесь. Теперь она наслаждалась ролью гостя, которому во всём будут угождать, как когда-то это делала она.
— Скорей, скорей! Работать, — позвал Момин.
— К русской?
— Да.
— О, не-ет, — взвыли мы с Ольгой одновременно.
— Здравствуйте, — тихо сказали мы и поклонились гостям.
— Привет, — сказала женщина и отвела оскорблённый взгляд.
— Я Саша, это Оля.
— Меня зовут Вика, — проговорила девушка с тем же обиженным видом.
— А, очень приятно, — пролепетала я.
На этом диалог был исчерпан. Мужчинка с улыбкой показал нам, что инициатива пригласить нас исходила от женщины. Нервно ёрзая на сиденьях, мы с Ольгой глупо таращились по сторонам и туго соображали, чтобы ещё сказать. Оказалось, что с японскими гостями на чужом языке у нас было больше тем для разговора.
— Пива хотите? — спросила она.
— Хотим, — нерешительно ответили мы.
Пиво, как обычно, развязало языки.
— Ну что, девчонки! Недавно вы здесь, судя по тому, как теряетесь, — сказала Вика.
— Да, полмесяца всего, — ответила Оля.
— И как вам здесь?
— Ой, плохо, — ответили мы вместе.
— Ну, это первое время.
— Что вы! Здесь каждый день невмоготу, — сказала я.
— О-ой, давайте на «ты», ради бога.
Я кивнула.
— Вы здесь вдвоём, — продолжила она, — Вы поддерживаете друг дружку. А когда я тут работала пять лет назад, вообще была одна русская среди филиппинок и индианок. Первый месяц каждый день рыдала. Молилась, чтобы хоть одна русская приехала. Потом приехала на мою голову. Я так считаю: «Есть два мнения. Одно — моё, другое — неправильное». А она начала доказывать, что с её мнением надо считаться. Короче, девочка много на себя взяла.
Я неуверенно попыталась возразить:
— Но всё относительно. Люди разные. Наверно, мнение каждого человека одинаково важное.
Она вскинула на меня красноречивый взгляд с прищуром. Взгляд спрашивал: «Восстание рабов?». Я больше возражать не отважилась.
— Просто вам сейчас сложно, потому что вы не знаете языка, — продолжала она, — А когда выучите японский, всё будет по-другому. Если у вас будет много кексов, домой привезёте деньги, какие вам и не снились.
— Кексов? Какие кексы? — удивились мы.
— По-японски гость — окяксан. Так? А сокращенно — кекс.
— Вот это новость! — сказала Ольга, — Да не только в языке дело. Вот незадолго до вашего прихода я тут развлекала одного старого маразматика. Он якобы держит в руке микрофон и поёт, а сам локтем елозит мне по груди будто нечаянно. Как бы плюнул в рожу. А нельзя. Надо улыбаться. А ведь сколько их таких за вечер приходит. И постоянно злоба и отвращение мучают. А ничего не можешь сделать из-за денег этих чёртовых.
Вика ухмыльнулась:
— Учитесь у филиппинок, девочки. Они и рассмешат кекса, и массаж ему сделают, и лицо ему оботрут прохладным полотенцем. А русские всегда так держатся, будто их силой сюда приволокли работать. Посмотрите, как убедительно вон та хохочет. Как танцует вот эта молоденькая девочка. Видите? Учитесь у филиппинок. Мало того, что у них адское терпение, они ещё и отличные актрисы.
— Ну, возможно, если бы и мы