Читать интересную книгу Открытие Индии - Джавахарлал Неру

Иногда, когда я приходил на собрание, меня приветствовали громовым кличем: «Бхарат Мата ки джаи!» — «Победу Матери Индии!» И тут я неожиданно спрашивал их, что они под этим подразумевают, кто такая эта «Бхарат Мата», «Мать Индия», которой они желают победы? Мой вопрос забавлял и удивлял их; не зная, как на него ответить, они начинали переглядываться между собой, поглядывая на меня. Я продолжал свои расспросы. Наконец какой-нибудь из могучих джатов, на протяжении бесконечного ряда поколений неразрывно связанных с землей, заявлял, что они имеют в виду дхарти, добрую землю Индии. Какую землю? Только ли свой деревенский участок, или все участки в их округе, или в их провинции, или во всей Индии? Так продолжался этот обмен вопросами и ответами, пока наконец они не начинали нетерпеливо требовать, чтобы я рассказал им обо всем этом подробно. И я пытался это сделать, объясняя им, что Индия действительно такова, какою она им мыслится, но в то же время она есть и нечто гораздо большее. Горы и реки Индии, ее леса и обширные поля, дающие нам пищу,— все это нам дорого, но дороже всего — народ Индии, люди, подобные им и мне, живущие на этих обширных пространствах. «Бхарат Мата», «Мать Индия» — это, в первую очередь, именно эти миллионы людей, и ее победа означает победу этих людей. Вы являетесь частью этой «Бхарат Мата», говорил я им; в некотором смысле вы сами и есть «Бхарат Мата». И по мере того как эта мысль медленно просачивалась в их сознание, глаза их загорались все ярче, как если бы они сделали великое открытие.

МНОГООБРАЗИЕ И ЕДИНСТВО ИНДИИ

Многообразие Индии огромно; оно очевидно; оно явно, и всякий может его видеть. Это относится как к ее физическому облику, так и к духовным ее особенностям и чертам. При внешнем наблюдении мало общего можно усмотреть между патаном северо-запада и тамилом крайнего юга. Их происхождение не одинаково, хотя, быть может, в них и имеются общие черты; они различаются по внешности, пище и одежде и, конечно, по языку. В Северо-западной пограничной провинции уже ощущается широта Средней Азии, и, подобно Кашмиру, она многими своими обычаями напоминает страны, расположенные по ту сторону Гималаев. Народные танцы патанов удивительно напоминают пляски казаков в России. Но при всех этих особенностях патан — столь же ярко выраженный индиец, как и тамил. В этом нет ничего удивительного, ибо эти пограничные районы, как и Афганистан, на протяжении тысячелетий были объединены с Индией. Старые тюркские и другие племена, населявшие Афганистан и некоторые районы Средней Азии, до распространения ислама были в большинстве буддистами, а еще ранее, в период, к которому относится индийский эпос, — индусами. Пограничный район был одним из главных центров старой индийской культуры, и в нем до сих пор встречаются многочисленные развалины памятников и монастырей и, в частности, развалины великого университета в Таксиле, который две тысячи лет назад достиг вершины своей славы и привлекал к себе учащихся со всех концов Индии и из различных районов Азии. Смена религии внесла некоторые изменения, но она не могла полностью изменить духовный строй народов, населяющих эти районы.

Патан и тамил — это два полюса. Представители прочих народностей занимают место где-то между ними. Все они имеют свои отличительные черты и в еще большей мере отмечены характерной печатью Индии. Отрадно убедиться в том, что бенгальцы, маратхи, гуджаратцы, тамилы, андхра, ория, ассамцы, каннара, малаяли, синдхи, пенджабцы, патаны, кашмирцы, раджпуты и огромная центральная группа народов, говорящих на языке хиндустани, сохранили на протяжении столетий свои характерные особенности; они до сих пор обладают более или менее теми же самыми достоинствами и недостатками, о которых повествуют древние предания и летопись, и при всем том на протяжении веков они оставались индийцами, с одинаковым национальным наследием и сходными душевными и моральными качествами. В этом наследии было нечто живое и динамичное, нашедшее свое проявление в жизненном укладе и в философском отношении к жизни и ее проблемам. Древняя Индия, подобно древнему Китаю, представляла сама по себе целый мир со своей собственной культурой и цивилизацией, накладывавшей на все свою печать. В этот мир проникали внешние влияния, которые часто оказывали воздействие на его культуру и впитывались им. Разобщающие тенденции тотчас же дали толчок поискам синтеза. Мечта о некоем единстве жила в душе Индии со времен зарождения ее цивилизации. Это единство мыслилось не как что-то навязанное извне, не как стандартизация внешних черт или даже верований. Это было нечто более глубокое; в рамках этого единства проявлялась величайшая терпимость по отношению к самым различным верованиям и обычаям, и любая их разновидность признавалась и даже поощрялась.

Даже внутри одной национальной группы, как бы ни была она внутренне сплочена, всегда можно обнаружить те или иные значительные или мелкие различия. Однако при сравнении ее с другими национальными группами становится очевидным ее существенное единство,хотя нередко различия между двумя соседними группами в пограничных районах стираются и смешиваются, а современный прогресс оказывает повсюду в известном смысле нивелирующее воздействие. Во времена древности и средневековья современного понятия нации не существовало, и феодальные, религиозные, расовые или культурные узы имели большее значение. И все же я думаю, что, пожалуй, в любую известную нам историческую эпоху индиец в любой части Индии чувствовал бы себя более или менее как дома, тогда как во всякой другой стране он чувствовал бы себя чужеземцем и посторонним. Конечно, в странах, заимствовавших его культуру и религию, он чувствовал бы себя менее чужим. Те, кто исповедовал религию не индийского происхождения, равно как и пришельцы, поселившиеся в Индии, через несколько поколений приобретали характерные индийские черты. Так было с христианами, евреями, парсами, мусульманами. Индийцы, обращенные в какую-либо из этих религий, никогда не переставали быть индийцами из-за перемены своей веры. В других странах на них смотрели как на индийцев и иностранцев, хотя бы даже их связывала с этими странами общность религии.

Сегодня, когда идеи национализма получили несравненно большее развитие, индийцы, проживающие в других странах, неизбежно образуют единую национальную группу и в ряде вопросов действуют совместно, невзирая на существующие между ними внутренние расхождения. На индийца-христиа-нина, куда бы он ни явился, повсюду смотрят как на индийца. Индийца-мусульманина считают индийцем и в Турции, и в Аравии, и в Иране, и в любой другой стране, где ислам является господствующей религией.

Я полагаю, что все мы по-разному представляем себе свою родную страну, и не найдется двух таких людей, которые мыслили бы совершенно одинаково. Когда я думаю об Индии, я думаю о многих вещах: об обширных полях и бесчисленных деревушках; о малых и больших городах, которые я посетил; о волшебной силе периода дождей, несущего жизнь иссохшей от жажды земле и внезапно превращающего ее в грандиозный, чарующий зеленый ковер; о великих реках и горных потоках;

о Хайберском проходе и его суровых окрестностях; о южной оконечности Индии; об отдельных людях и о народных массах; и прежде всего — об увенчанных снегом Гималаях или о ка-кой-нибудь горной долине в Кашмире весной, когда вся опа покрыта цветами и слышатся всплески и журчание протекающего по ней ручья. Мы сами выбираем и храним в своей памяти эти картины, и я бы предпочел запомнить эту горную панораму, чем более обычный ландшафт жаркой, субтропической части страны. Обе эти картины правдивы, ибо Индия простирается от тропикфв до умеренного пояса и от районов, близких к экватору, до холодного сердца Азии.

СТРАНСТВИЯ ПО ИНДИИ

В конце 1936 и в первые месяцы 1937 года я разъезжал по стране, все ускоряя темпы передвижения, которое наконец превратилось в бешеную скачку. Я проносился по нашей обширной стране, как вихрь, двигаясь день и ночь, вечно в пути, почти без остановок и отдыха. Меня требовали повсюду, а время было ограничено, так как приближались выборы и я должен был обеспечить на них победу для других. Я путешествовал главным образом в автомобиле, а частично также на самолете и по железной дороге. Иногда мне случалось совершать короткие переезды верхом на слоне, верблюде или лошади, плыть на пароходе, в весельной лодке или в челне, пользоваться велосипедом или передвигаться пешком. Эти необычные и разнообразные средства передвижения оказывались иногда необходимыми в глубинных районах, удаленных от проторенных путей. Я постоянно имел при себе двойной набор микрофонов и громкоговорителей, ибо без них невозможно было выступать перед огромными массами слушателей и я сорвал бы себе голос. Эти микрофоны путешествовали вместе со мной по самым удивительным местам, от границ Тибета до Белуджистана, где раньше ничего подобного не видали и не слыхали.