Я вздохнул и махнул рукой.
- Все объясняется крайне просто, ваше высочество. Это был старый дневник.
- ...Дневник?
- Да. Путевые записки моего деда, лейтенанта Гойко Немировича, погибшего пятьдесят лет назад... где-то здесь, как раз в этих краях.
Я повернулся и положил руки на поручни. Алый диск уже почти скрылся за зубчатым горизонтом, и сумерки постепенно вступали в свои права. Чуть сбоку и выше темного стеклянного шара пилотской кабины, выступающего вниз, подобной нашему куполу, но в носовой части длинной гондолы громадного дирижабля, робко проклюнулась первая звездочка, но было очевидно, что ее скоро поглотит накатывающийся с северо-востока вал темных облаков.
- Дневник не окончен, как вы понимаете. Кроме того, я все равно с трудом разобрал лишь пару первых страницы... почерк у дедушки был кошмарный, увы. Не лучше, чем у меня, - я немного помялся - Возможно, я что-то не так понял, а, может быть, дедушка и в самом деле прихвастнул, когда упомянул в дневнике свою победу в борьбе за бабушкину руку. Простите мою неуклюжесть.
- Но вы... вы действительно все это не выдумали?.. - недоверчиво спросила принцесса.
- Нет, не выдумал. Но поручиться за точность не смогу. В конце концов, мало ли кто мог это написать? Бумага, как известно, все стерпит. Я не хотел вас огорчать, простите великодушно. Конечно, обещаю больше не распространяться об этом, если вам неприятно. Если вы не против, давайте просто забудем, ваше высочество.
Лоб принцессы разгладился, а черты смягчились. Она проговорила, задумчиво провожая взглядом последние лучи заката.
- Наверное... наверное, вы правы, господин Немирович. Забыть... так действительно будет лучше. Для всех...
- Безусловно, - кивнул я, но потом, спохватившись, пошарил в кармане. - ...А раз так, сейчас самое время выполнить последнюю просьбу бабушки.
На моей ладони лежал маленький сверток. Из ветхого носового платка на свет появился медальон почерневшего от старости серебра. Я не стал открывать крышку, чтобы еще раз увидеть портрет бабушки Виолетты, молодой и прекрасной, и окаймляющий его светлый локон.
- Единственное, что, как выяснилось, осталось от деда... ну, не считая дневника. Я не мог отказать, когда она попросила вернуть медальон в ту землю, где покоятся его кости.
Прикрыв глаза и секунду помедлив, я протянул руку над поручнем и разжал пальцы. Легкая вещица беззвучно канула вниз, в сгущающуюся сумеречную дымку.
Ветер подхватил и понес прочь платок, который я тоже выпустил... но внезапно протянувшаяся из-за моего плеча рука вдруг стремительно перехватила его на лету.
Не понимая, в чем дело, мы с принцессой обернулись к горничной. Та, не говоря ни слова, растянула старый платок в руках. В левом верхнем углу, едва заметная в сумерках, тускло блеснула шитая золотом выцветшая корона и буква "М", окруженная замысловатыми виньетками. Принцесса вздрогнула и замерла, словно пораженная молнией.
- Эта монограмма... она стоит на вещах дедушки Максимилиана... верно?
Горничная молча наклонила голову.
- Но как его платок мог попасть к вам? То есть, не к вам, а к... - изумленно начала Грегорика, и вдруг прервалась на полуслове. В зеленых глазах вспыхнуло понимание, они снова потемнели...
Я мысленно чертыхнулся. Судя по всему, план милосердно спустить все на тормозах и поберечь нервы ее высочества полетел в тартарары. Сейчас посыплются новые обвинения, и опять придется оправдываться... тьфу. Я поймал себя на том, что машинально засовываю руки в карманы. Боюсь, и мое лицо против воли приняло именно то кислое и фальшиво-независимое выражение, с которым я обычно выслушивал нотации матушки. Особенно, когда ту одолевали аристократические мигрени.
Но этого не произошло. Вместо того чтобы разбушеваться, принцесса, не произнося ни слова, смотрела на меня, словно видела в первый раз. Понять, о чем она думает, было невозможно. Странно. По первому впечатлению я бы отнес ее к тому характерному типу дам высшего света, которые не видят нужды сдерживать свои эмоции. Попросту говоря, выплескивают их на окружающих. Неужели ошибся? Сейчас принцесса демонстрировала удивительную сдержанность.
Впрочем, неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не раздавшиеся позади шаги. Обернувшись, я увидел молоденькую стюардессу в коротком синем мундирчике. Вцепившись в поручень, она испуганно жмурилась, придерживая пилотку второй рукой. Зажатый в ее пальцах бумажный конверт трепетал и рвался на ветру, словно пытаясь освободиться.
- В-в-ваше высочество?.. Простите, вам... вам фототелеграмма... - тонким голоском выдавила стюардесса.
Грегорика приняла телеграмму и замерла, пристально глядя на формуляр с именем отправителя. Лучшего момента я бы не смог дождаться, поэтому торопливо поклонился.
- Ну... не стану вас больше утомлять своим присутствием, ваше высочество. Разрешите откланяться.
Не дожидаясь ответа, я торопливо ретировался.
За тамбурной дверью меня встретил подогретый до оптимальной температуры и дезодорированный каким-то цветочным ароматом воздух Хрустального атриума. Здесь было оживленно. Лекции и спецкурсы давно закончились, студенты перекусили, отдохнули, и теперь выбрались на вечерний променад. Вздохнув и пригладив растрепанные ветром волосы, я уже направился, было, в сторону лестниц, ведущих на жилые палубы, но придержал шаг, чтобы пропустить неспешно двигающуюся навстречу процессию.
Возглавляла ее поистине прекрасная пара - молодой человек в белом с золотым шитьем двубортном мундире с высоким, украшенным алыми петлицами воротом-стойкой. Длинные пышные локоны великолепного оттенка, затмевавшего блеск роскошных галунов, падали на украшенные аксельбантами плечи. Породистое аристократическое лицо с решительным подбородком было обращено к торопившейся слева собеседнице. Красавец благосклонно выслушивал горячую тираду с улыбкой на изящно очерченных губах. Правда, мне на мгновение показалось, что в зеленых глазах с пушистыми ресницами, способными пронзить любое девичье сердце, словно стрела Амура, мелькнула скука. Да, полагаю, любые изъявления восхищения могут приесться, повторяясь в тысячный раз. Байроновское утомленное выражение стало в последнее время любимым трендом пресыщенной молодежи высших кругов. Правда, нужно отдать должное, этот юноша не выставлял его напоказ, придерживаясь стиля более тонко.
Встав в сторонке, чтобы пропустить свиту из хихикающих девиц и кавалеров с профессионально-гибкими спинами, я на пару мгновений задержал взгляд на правой спутнице красавца, составлявшего собой центр притяжения. Эфемерно-тонкая и гибкая, точно надломленная лилия, девушка с белоснежной, почти болезненно-прозрачной кожей отрешенно смотрела прямо перед собой. Антрацитово-черные глаза, полуприкрытые бросающими на щеки густые тени длинными ресницами с подчеркнуто темным макияжем, не останавливались ни на ком, глядя словно внутрь себя. Чуть увядшая белая роза, воткнутая над ушком, подчеркивала великолепный водопад густых и волнистых вороных волос, ниспадающих до талии. Странная, темно-темно-пурпурная помада подчеркивала бледность тонких губ маленького, страдальчески изогнутого ротика. В отличие от всех остальных присутствующих, вместо университетской формы на ней было длинное черное платье с рискованно открытыми плечами.