— А если устроить чаепитие при свечах собственного изготовления, устроить вечер, читать стихи, рассказывать всякие истории…
— Не разрешат — испугаются пожара.
— Тогда я не знаю, позвоните завтра, я еще подумаю.
Она позвонила через месяц. Сказала, что все-таки рискнула на такой вечер, при свечах. Успех был феноменальный. Но теперь ребята только и просят — жечь свечи и в темноте рассказывать страшные сказки.
— Ну и жгите. На одних подсвечниках можно год сидеть. Это же обилие форм, вариаций! Пусть всё, что вы хотите им дать, входит в «тему подсвечников». Устройте карнавал бус — бусы делать долго: минимум месяц работы. И никуда они от вас не денутся — вы их бусами повяжете.
С тех пор она не звонит. Наверное, они сидят в бусах при свечах и рассказывают сказки. Или она сдалась и сменила работу. То и другое возможно.
И это не худший вариант: человек не постеснялся признаться в своей профнепригодности, захотел как-то справиться с делом. Она даже решилась на вечер при зажженных свечах, чтобы привлечь детей. А сколько профнепригодных педагогов заполоняют наши школы, учат детей рисовать! И уж эти не пойдут просить совета ни у кого. Есть утвержденная программа, и главное — с нее не сбиться.
Что же я извлекла из общения с этой учительницей? Оказывается, я ничего не могу придумать просто так. Без детей.
Каждый ребенок — отдельная тема в общем многоголосье.
Чтобы не случилось какофонии, мы вокруг чего-то объединяемся. Неважно, что это за предмет — дом, цирк, Человек-Туча, мальчик с пальчик или гора Олимп. Важна атмосфера, в которую мы погружаемся с помощью данного предмета. Им может быть ключ от заводной игрушки (тогда всё, что мы лепим, станет заводным и будет заводиться этим ключом), пуговица, тряпка… Мы — преобразователи. Все, что входит в наше поле зрения, работает на целое, где целое не столько предмет, сколько сам процесс. Процесс, именуемый творчеством.
По Далю, «творить» — давать бытие, сотворять, созидать, производить, рождать. Это — деятельное свойство. Им щедро наделено человечество. Сознательное торможение этого процесса ведет не только к понижению уровня интеллектуальных способностей. Подавление творческого начала вызывает в детях агрессию. Творческая деятельность высвобождает созидательную энергию, нетворческая — разрушительную. Казалось бы, ясно. Неясно только одно: как нам-то самим, после стольких лет подавления нашей собственной творческой активности, стать свободными?
Рогорог
По железной дороге едет состав. Усатый кот ведет паровоз, в открытых вагонах — сосиски, колбаса и бутылки с молоком. В городе — кошачьи дома с теплыми подстилками у порога, с магазином «кошачьи радости». Это кошачий город.
В центре — голубой пластилиновый блин, на нем — птицы. Что это значит? Оказывается, блин — небо, и птицы высоко в нем, чтобы кошки не достали.
Или — рисунок: голова с глазами, носом и ртом, в овале, вокруг овала — то ли листья, то ли цветы. Оказывается, это неваляшка смотрит на себя в лужу.
И кошачий дом, и неваляшка отражают логику специфически детского мышления. Выражение смысла — первое условие. «Подстилку» от «неба» отделяет один сантиметр. Но дети уверены, что таким образом они охраняют птиц от посягательства кошек. Задача решена формально. Реалистическая картина не допустила бы нахождение города и неба на одной плоскости.
На скандинавскую легенду о сотворении мира (соединение огня и темного тумана произвело на свет первого человека-великана) шестилетний мальчик ответил такой живописной композицией: половина листа — красная (огонь), половина — черная (туман, бездна), посередине — великан, одна его половина — соответственно красная, вторая — черная. Лаконизм, оптимальное решение. Полное соответствие сути легенды.
Сосуществование избыточности и лаконизма в детском творчестве поражает нас, взрослых. Один и тот же ребенок способен создать композицию, соединяющую в себе множество сюжетов, и решить предельно обобщенно предложенный ему сюжет (о сотворении мира). Чем это объяснить? Разными задачами. Когда ребенок «просто» рисует или лепит, то жизнь взахлеб диктует насыщенные композиции. Если мыши, то семейства мышей, город, страна, где мыши живут, как люди: едят, читают книги, возят детей-мышат в колясках и т. д.
В «непосредственном» творчестве дети стремятся передать «весь мир», «всю природу», «все деревья». На вопросы отвечают, как правило, лаконично. Вот стихотворение семилетней девочки Люси:
Носорог
Я спросил у носорогаОчень вежливо, но строго:— Ты, любезный носорог,Нос имеешь или рог?Улыбнулся носорогИ немножко мне помог:— Если я имел бы нос,Я бы звался НОСОНОС.Ну а если только рог,Я бы звался РОГОРОГ.Ну а коль я НОСОРОГ —Дальше думай сам, дружок!
Ответ Люси на вопрос «Что у носорога — нос или рог?» очень изобретательный. Анализ каждой части слова приводит к «игровому» синтезу: автору ясно, что у носорога есть и «нос», и «рог», но читатель должен об этом догадаться сам.
Та же самая Люся испещряет рисунок множеством мелких графических сюжетов до тех пор, пока на листе живого места не останется.
Лаконизм и избыточность сосуществуют как разные типы высказываний. Как готика и барокко. Разные стили прекрасно дополняют друг друга.
Притча о лягушке
У Оли В. абсолютное чувство линии, практически не свойственное детям. У нее «поставлена рука», хотя никто ей руку не ставил.
Я спросила у Олиной мамы, показывал ли Оле кто-нибудь из взрослых, как нарисовать фигуру в профиль, как нарисовать кисть руки в различных поворотах, уходящую фигуру, фигуру со спины, где в соответствии с законом перспективы выступающая нога чуть короче другой и рука дана в верном перспективном сокращении. Нет, никто ей этого не показывал. Значит, дело в уникальной наблюдательности. Но мало наблюдать. Надо суметь изобразить увиденное.
«Дети все хорошо рисуют», — говорит Олина мама. Она не понимает, чем я так уж восторгаюсь. Да, дети все хорошо рисуют. Но Оля рисует не как ребенок, а как зрелый мастер.
Болезненная девочка, руки как в рыбьей чешуе, коротко остриженная голова в струпьях от диатеза. Она немногословна, но во взгляде ее небольших карих глаз отражено всё.
Оля не комментирует свои работы. То, что выходит из-под карандаша, не вмещается в слово. Ее язык не речь, а линия. Поэтика ее рисунка — жест. При помощи жеста она создает характеры. Рука отставлена, ладонь стоит перпендикулярно, каждый палец вырисован, но ладонь смотрится цельно, как на японских гравюрах, которых она никогда не видела. Это означает: не надо, не прикасайся, не тронь. Отстранение. Лицо в заштрихованной темной вуали — злодейка. Склоненная в профиль голова, от глаз вертикальные капли (слеза к слезе) — горе. Фронтальная фигура, лицо анфас, руки согнуты в локтях, ладонями наружу — удивление. Лицо закрыто крест-накрест руками — отчаяние. Полуприкрытые ресницами глаза, фигура, плывущая в танце, — радость, счастье.
Девочка мечтает стать балериной. Танец — ее стихия. Отсюда и ритмичность, музыкальность линии. Дети часто изображают танец. Фигуры прямые, с раздвинутыми циркулем ногами, стоят, взявшись за руки. Они динамичны относительно самого пространства, динамичны яркие цветовые пятна, но сами танцующие — истуканы.
Оля редко и чрезвычайно деликатно вводит цвет в рисунок. Зато часто на одном и том же листе соседствуют линии карандашные с фломастерными и шариковыми. Черный фломастер, простой карандаш и шариковая ручка — инструменты ансамбля. Иногда кажется, что она рисует чем попало и на чем попало. Однако, рассматривая кипы работ, поражаешься тому, насколько всё, что она делает, художественно осмыслено. Оказывается, что с помощью этих, на первый взгляд мало сочетающихся, инструментов она создает фактуру. Черная фломастерная линия, не обладающая таким богатством линейных градаций, как мягкий простой карандаш, символизирует чернь, «плохость», отрицательность изображаемого. Шариковой ручкой рисуются фон и второстепенные, не значимые для художника, предметы. Карандашом изображаются любимые персонажи. Певучая линия, пластичность и подвижность добродетельных натур.
Все ее сказки в рисунках (кипы школьных тетрадей в линейку) посвящены одной «теме» — борьбе добра со злом. Графически это выражается так: карандашная линия постепенно вытесняет фломастерную и в финале, на последних листах исчезает. Добро торжествует. К ее сказкам не требуется объяснительный текст. За каждым персонажем закреплен жест, жест передан линией, линия выразительна за счет разнообразной фактуры, фактура же создается разными уровнями градации карандаша, ручки и фломастера.