Читать интересную книгу Ясновидящая, или Эта ужасная улица - Юрий Сотник

– Присаживайтесь! – сказал бухгалтер, указывая на стулья возле стены.

Две бабушки сели, а участковый не сел.

– Так что мне приходится вот такими заниматься, – продолжал он и поставил бутылку перед управдомом на стол. – Значит, познакомьтесь: ваши новоселы. Купили это дело и угощаются. Из горлышка тянут. – Он посмотрел на Лешу и обратился к бабушкам: – Он давно у вас так?

Татьяна Егоровна встала, опираясь на палку. Она говорила громко, но голос ее слегка дрожал.

– Извините, товарищ, но по росту своему я не могу видеть ваших погон, не знаю звания.

– Старший лейтенант Сергеев.

– Так вот, товарищ старший лейтенант, хотите верьте мне, хотите нет, но никогда, никогда в жизни ничего подобного за нашим внуком не наблюдалось.

Выражение отчаяния, затравленности мелькнуло на лице у Леши, но никто из ребят этого не заметил, потому что каждый думал о себе. И никто из них также не заметил, что Тараскин вдруг засмеялся очень деланным смехом.

– Бабуся! Ну, я же не такой дурак, чтобы вам об этом докладывать!

– Леша! – с трудом выдохнула Евдокия Самсоновна. – Зачем. Ты говоришь. Про себя. Такое.

Леша, разозлившись на бабушек, которые так его подводят, почти закричал:

– А затем, что я врать не люблю, понятно?! Пусть я хулиган, пусть я какой угодно, но враньем никогда не занимался, сами знаете!

Татьяна Егоровна села. Бабушки переглянулись, поняли, что их внук, как говорится, работает на публику, и сообразили, что лучше не вмешиваться.

Участковый обратился к Феде:

– Значит, ты вино покупал?

– Ага.

– Давно этим занимаешься?

Федя покосился на сестру. Та пристально и строго смотрела на него, боясь, как бы он не ляпнул что-нибудь не то.

– С детства, – сказал он негромко, и Нюра успокоилась.

– Тоже, значит, не любит врать, – проворчал Иван Спиридонович и посмотрел на Марию Даниловну. – Вы составьте мне списочек всех этих... И доложите родителям, когда с работы придут.

– Сделаем! – Мария Даниловна придвинула к себе чистый лист бумаги. Память у нее была прекрасная, и она стала быстро писать, поочередно взглядывая на ребят. – Так, значит... Тараскин Леша – двадцать вторая квартира; Красилина Нюра и Красилин Федя – квартира пятьдесят семь; Закатова Оля – сто семьдесят первая квартира.

Может, потому, что Миша Огурцов стоял позади Ивана Спиридоновича, управляющая домом не заметила его и протянула список участковому.

– Пожалуйста, Иван Спиридонович!

Участковый тоже забыл про Мишу. Он повернулся к Оле и снова покраснел.

– Ну, а с тобой... у тебя кто дома есть?

– Я думаю, что дедушка дома, – спокойно ответила Оля. Она давно уже к этому приготовилась...

– Ну, так вот пойдем к твоему дедушке! Пойдем, пойдем! Всего доброго, граждане!

Уходя с участковым, Оля оглянулась на Тараскина. Тот смотрел на нее, но было ясно, что он думает не о ней, а о чем-то своем. Ей стало досадно, даже горько.

Миша стоял в растерянности. На него так никто и не обратил внимания, словно его тут и не было! С одной стороны, хорошо, что дома не будет скандала, но с другой стороны – все это как-то унизительно: что же, его и за человека не считают? Может, напомнить о себе управдому? Тоже как-то глупо...

– Ну, – сказала Татьяна Егоровна. – Нам, пожалуй, можно идти?

– Конечно, – вздохнула Мария Даниловна и добавила сочувственно: Беда с ними, с теперешними! Я со своей тоже горюшка хватаю.

Бабушки попрощались и ушли вместе с Лешей.

– Так чо? – спросила Нюра. – Нам тоже можно?

– Идите! Я с вашими сегодня поговорю.

На Мишу управдом так и не взглянула, и он тихонько вышел вслед за Красилиными. Во дворе Нюра и Федя остановились. Глядя, как Оля входит с участковым в свой подъезд, Нюра сказала тихо:

– Во, шалая!

В этот момент их обогнал Миша, и Нюра окликнула его:

– Эй!

Миша приостановился, обернулся.

– Почему же тебя не записали? Ты ведь вроде с нами был...

От обиды Миша так и вспыхнул.

– То есть как это "вроде"?! Вот тебе, кстати, рубль за твое вино! Он вернулся, сунул в руку Нюры бумажку и снова зашагал к подъезду через малышовую площадку.

Миша не плакал очень давно. В последний раз это было то ли во втором, то ли в третьем классе. Но сейчас он чувствовал, как у него першит в горле, как слезы щиплют глаза, слезы досады, слезы злости и на себя и на всех окружающих. Ну что у него за судьба бездарная! Неужели он действительно такое ничтожество, каким его, очевидно, считает Оля Закатова?! Ведь все, ну буквально каждый из тех, с кем он имел сегодня дело, как-то проявил себя, как-то отличился: Тараскин напал на Федора, Красилины купили вина, да еще притащили дядю Колю, и вот теперь Не Такую Как Все персонально повел домой участковый. А он? А его, Михаила Огурцова, управдом даже не соблаговолила занести в свой список, и эти Красилины еще не совсем уверены, был ли он вообще в их компании или нет.

Миша стиснул зубы, чтобы не всхлипнуть, и в этот момент от носка его ботинка отскочило что-то твердое и довольно тяжелое. Это был большой ржавый болт с навинченной на него увесистой гайкой. Как видно, его затащили на площадку игравшие здесь малыши. Миша остановился, обернулся. Красилины все еще стояли на прежнем месте. Миша быстро поднял болт, повертел головой, ища, во что бы его швырнуть... По четырем углам площадки стояли невысокие чугунные столбы с фонарями наверху в виде белых шаров. Почти не целясь и даже не очень желая попасть в этот шар, Миша бросил болт. Тут же раздался звон, тут же белые осколки упали на желтый песок площадки, на зеленый газон, обрамлявший ее... И тут же Огурцов почувствовал, что его кто-то взял за рукав.

– Очень хорошо! Очень культурно! – Это сказала коренастая пожилая женщина с большим плоским лицом. Не отпуская Мишиного рукава, она обратилась к Красилиным: – Полюбуйтесь, ребятки, какой элемент у нас в доме поселился! Какой добрый молодец, какой рыцарь, так сказать! Люди вкладывали труд, создавая этот фонарь, материальные средства вкладывали... А для чего? Для того, чтобы мы с вами жили в благоустроенном доме, чтобы у нас сердце радовалось, глядя на наш красивый двор... А этот... просто так, за здорово живешь уничтожает плоды человеческого труда! – Женщина помолчала несколько секунд и продолжала: Вот таких личностей, ребятки, надо немедленно пресекать. Такому хулиганью надо дружно давать отпор. Потому что, почувствовав безнаказанность, подобная личность может до настоящих преступлений дойти. – Женщина взяла Мишу покрепче, уже не за рукав, а за руку повыше локтя. – Так что, ребятки, давайте дружненько доставим сейчас этого молодца в домоуправление, и пусть его папаша раскошелится, возместит материальный ущерб, подумает, как дальше воспитывать своего сына. Давайте, ребятки!

– Ну да еще! – тихо проворчала Нюра. Она слегка толкнула своего брата и двинулась с ним к своему подъезду.

– Эх, молодые люди, молодые люди! – Женщина укоризненно закачала головой. – Такие здоровые молодые люди, а побоялись пресечь хулигана. Ничего! Сегодня вы перед ним спасовали, а завтра он...

Миша не дал ей закончить фразу. Он вдруг заговорил так громко, что Красилины остановились:

– Ну что вы вцепились в меня?! Я ведь, кажется, не собираюсь убегать! Пожалуйста, я сам к управдому пойду!

Женщина отпустила его руку и враскачку, тяжелая, коренастая, пошла за ним к домоуправлению. Нюра и Федя смотрели на Мишу, а он высокомерно взглянул на них: теперь, мол, будете знать, с кем имеете дело!

Участники пиршества покинули двор, а Матильда, Демьян, Сема и Шурик остались на месте, зачарованные всем увиденным и услышанным. Сколько волнующих впечатлений подарили им старшие ребята! Тут и удивительное нападение Тараскина на Федю, и шествие во главе с дядей Колей в закоулок, и распивание вина, и отчаянная выходка Оли и теперь – Огурцова. Шурик хотел было последовать за сестрой, чтобы послушать разговор участкового с дедушкой, но остался: он словно предчувствовал, что события во дворе еще не кончились.

Матильда снова принялась думать о том, что все ее вранье больше похоже на пророчество, и ей очень захотелось спросить самого Тараскина, правда ли, что он побывал в колонии. Только вот как бы потактичней спросить, чтобы он ей шею не намылил?

А у Демьяна, Шурика и Семы история, поведанная Матильдой, сомнений не вызывала, и Леша казался им таким героем, о которых только в книжках пишут да которых показывают в кино. Все трое были очень возбуждены. Внутри Демьяна все бурлило, все кипело. От избытка энергии он стал мелкими шажками прохаживаться взад-вперед, ему очень хотелось что-нибудь такое совершить, он с тоской вспоминал свой старый переулочек, где всегда можно было кого-нибудь отлупить. Он стал подумывать, а не стукнуть ли ему, на худой конец, Матильду, но, к счастью для последней, вспомнил, что у нее "хороший хук справа".