Читать интересную книгу Продолжение путешествия - Александр Арсаньев

Вот ведь удивительно. Только недавно, отдыхая от трудов праведных, взял я в руки книжку, которую давно собирался прочитать, но как-то все руки не доходили. Умную и древнюю, как все, что касается Востока. И вот там-то я и вычитал, что «в лексиконе мудреца нет слова „случайность“. И долго размышлял по этому поводу у удивлялся древней мудрости. А теперь то же самое, чуть ли не слово в слово у собственной тетушки отыскал. Вот так-то. Вечно ищем мы ума в премудростях заморских, не замечая, что собственные наши отцы и деды с этой мудростью жили и за особую мудрость не почитали, считая чем-то обыкновенным и нисколько ни выдающимся.

Но вернемся к тетушкину рассказу, тем более, что ее ожидают совершенно невероятные новости. А, может, вся наша жизнь российская настолько невероятна была во все времена, что это и должно бы стать основным жанром для всего в ней написанного. Может, поэтому и не вышло ничего у нас с реализмом, тем более социалистическим? Вслед за тетушкой вспомню Гоголя: совершенно невероятным происшествием назвал он одну из своих пьес. И это не какая-нибудь фантасмагория, не «Ревизор» даже и не «Портрет», а самая что ни на есть обыкновенная «Женитьба». И что же в ней невероятного? – спросите вы. А все. Потому что дело происходит в России. Но это так, к слову.

– Катенька, дружочек вы мой, – распахнула навстречу мне по-стариковски уютные объятия Ксения Георгиевна. – Вас уже отпустили?

Я не поверила своим ушам. Мало того, что старушка была в курсе самых последних событий моей жизни. Но она даже не удивилась, увидев меня на пороге своего дома. Более того, она словно ждала меня весь день с нетерпением и вот теперь, наконец, дождалась. Во всяком случае, именно так она встретила меня и больше не задала ни одного вопроса, пока не накормила вкуснейшим обедом и не угостила своей традиционной настойкой. Надо ли говорить, насколько уместным было и то и другое. А едва заметив, что у меня слипаются глаза, тут же уложила на мягкие перины и, несмотря на то, что сгорала от нетерпения, удалилась на цыпочках и не будила меня до самого вечера, вернее до глубокой ночи, потому что я проспала весь день и весь вечер. И это было немудрено, учитывая что позапрошлую ночь я провела на тюремных нарах, а всю прошлую – и вовсе не сомкнула глаз по известным читателю причинам.

Когда я, наконец, открыла глаза, я не сразу поняла где нахожусь. И, только услышав тихий старушечий шепот за дверью, вспомнила все, что со мною стряслось и пожалела, что проснулась. Сон – великий лекарь, он заставляет забыть о всех треволнениях и несчастьях, если не напоминает о них в еще более чудовищных кошмарах. Не помню, что мне снилось, потому что ангел, посылающий мне сновидения, вероятно, сжалился надо мной и послал одно из тех чудесных видений, настолько прекрасных, что человеку не дано вспомнить их после пробуждения, словно наш чересчур реальный мир их не достоин. И тем чудовищнее был переход из волшебного мира грез в кошмарный абсурд реальности.

Ксения Георгиевна то ли молилась, то ли считала петли своего бесконечного вязанья. Но – так или иначе – она не спала. И хотя бы для того, чтобы соблюсти правила приличия, мне нужно было к ней выйти, тем более, что я прекрасно понимала, что является истинной причиной ее бессонницы. Старушка не могла сомкнуть глаз, пока не услышит от меня полный отчет обо всем, что стряслось со мной за время нашей с ней разлуки.

– Выспались, Катенька? – спросила она меня, увидев на пороге гостиной, куда выходили двери той комнаты, что выполняла в этом гостеприимном доме роль гостевой. И я была потрясена ее способностью скрывать нетерпение и какие-либо чувства вообще. Потому что сторонний наблюдатель не заметил бы у хозяйки дома никаких признаков нетерпения или любопытства.

Но я-то прекрасно знала, что истинный смысл ее жизни в том и состоит, чтобы от своих случайных гостей (именно поэтому гость в этом доме представлял собой объект культового поклонения) узнавать все последние новости и включать их в ту масштабную картину жизни губернии, что умещалась в маленькой старушечей головке под седыми, и, скорее всего, накладными буклями.

– Спасибо, Ксения Георгиевна. Давно не отдыхала с таким удовольствием, – ответила я.

– Я думаю, – улыбнулась старушка, давая понять, что причина моих не слишком комфортных ночевок ей очень даже хорошо известна, и тем самым поворачивая разговор в интересующее ее русло. – Чай, кофе?

– Кофе, если можно.

Кофе был великолепный, да еще сдобренный капелькой домашнего ликера, он развязал мне язык, хотя я и без того не собиралась что-либо скрывать от хозяйки приютившего меня дома. В данных обстоятельствах нужно было либо рассказать ей все, либо проскакать мимо, не сбавляя хода. К тому же – Ксения Георгиевна благодаря своей уникальной осведомленности могла сторицей отблагодарить меня за откровенность некоторыми сведениями, острую нужду в которых я с некоторых пор испытывала.

И я рассказала ей все. В ответ попросив лишь об одном – объяснить, откуда ей стало известно о моем аресте.

Ксения Георгиевна слушала меня очень внимательно, временами у меня создавалось ощущение, что у нее в голове что-то щелкает, как косточки на счетах, словно фиксируя и классифицируя факты, сообщенные мной. И в определенном смысле это соответствовало действительности.

Еще раз напомню тем, кто не в курсе: Ксения Георгиевна – человек уникальный. И если бы существовала книга, в которую бы заносились все удивительные человеческие достижения, она по праву заняла бы ней почетное место.

Вот так, походя Катенька Арсаньева высказывает идею, которая спустя полвека сделала ее автора знаменитым на весь мир. Не правда ли, вы поняли, о чем я говорю? Ну, конечно же, о «Книге рекордов Гиннеса». И мне в голову пришла неожиданная и одна из первых в моей жизни коммерческих идей: а не оспорить ли у этого Гиннеса его авторские права? Чем черт не шутит, может он и поделится со мной своими миллионами? Но это, конечно же, шутка. Просто я хотел обратить внимание читателя на еще одно открытие или изобретение (называйте, как хотите) моей любимой родственницы.

– А это ваш приятель постарался, – хитро прищурившись, ответила она на мой вопрос.

– Какой приятель? – насторожилась я, ошибочно предположив, что незадолго до меня за этим столом угощали Алсуфьева.

– Петечка, – успокоила меня Ксения Георгиевна, словно догадавшись о моих опасениях и торопясь их развеять.

– Какой еще Петечка? – переспросила я, не сразу сообразив, кого она имеет в виду.

– Ах, простите, – хохотнула Ксения Георгиевна, для вас он, разумеется, Петр Анатольевич.

– Петр? – удивилась я. – Он-то каким образом у вас оказался?

– А что вас так удивило? Петечку я с пеленок знаю, мы с его бабушкой в приятельских отношениях были, едва ли не с девичества. А сегодня утром он проезжал мимо и заглянул ко мне по старой памяти.

«Так вот оно что… – подумала я, – ну, разумеется, разве мог этот проныра пройти мимо такого осведомленного человека. Не отсюда ли он черпает информацию для своих газетных фельетонов?»

Как вы уже знаете, Петр Анатольевич с некоторых пор почувствовал призвание к литературе, а в последнее время сотрудничал с одной из самых скандальных в губернии газет. И материал для своих статей черпал, где только можно. Но я даже не предполагала до этого часа, что круг его знакомств простирается так широко. Может быть потому, что сама познакомилась с Ксенией Георгиевной чуть больше месяца назад, а до этого даже не предполагала о ее существовании.

Я внимательно посмотрела на невозмутимо улыбавшуюся мне старушку, и любопытная мысль неожиданно пришла мне в голову. Она со своим вязаньем напомнила мне не то жрицу древнего египетского храма, не то Бабу Ягу, которая изображает вязанье только для виду, а на самом деле плетет магическую паутину, в которую попадает по ее желанию всякий проезжающий мимо ее дома человек.

«Уж не колдунья ли ты, бабушка?» – подумала я и обернулась на красный угол в поисках иконы.

– Он ведь тебя разыскивать ехал, вот со мной и поделился, – усмехнулась старушка и еще усерднее заработала спицами. С вязаньем своим она не расставалась ни на минуту, что и натолкнуло меня на мысль о его волшебных качествах.

Видимо, эта фантазия занимала Катеньку не один год, потому что среди ее рисунков я обнаружил нечто подобное. Может быть это не Баба Яга и не иллюстрация к русской народной сказке, как я подумал вначале, а именно портрет ее хорошей знакомой? Хотя нос у нее что-то подозрительно великоват для нормального человека. Но, может быть, это всего лишь художественное преувеличение? Для того, чтобы вы сами могли разгадать эту загадку, я и решил опубликовать этот рисунок среди прочих, хотя он и выпадает из общей стилистики. Так что решайте сами, кого хотела изобразить на нем Катенька Арсаньева.

И Ксения Георгиевна рассказала мне все, что ей стало известно от моего бесшабашного друга. Называя его так, я имею в виду не только его походы в злачные места Саратова за несколько дней до описываемых здесь событий. Мы с Петей остались в дружеских отношениях по сей день, и у меня за эти годы еще не раз были случаи убедиться в том, что он настоящий Сорви-голова, и если у меня хватит сил и здоровья воплотить в жизнь мои планы, то и вы, мой дорогой читатель, в этом сумеете удостовериться.