Это были «Нэлька и Зинка Патраковы», дочки кожевенного бизнесмена.
— Здрасте, — сказали они мне. А Ерошке: — О-о! Кого мы видим! Сам Ерофей Ерофеич! И в каком-то непривычно джентльменистом обличий…
— Ты, Зинка, помолчи лучше, — сумрачно ответствовал Ерошка девице с кристалликами на ушах. Другая (очевидно, Нэлька) обратилась ко мне:
— Вы не доверяйте этому типу. Внутри он знаете какая коварная личность. И про нас небось наговорил вам всякое…
— М-м… нет…
— Небось, что мы дочки миллионера или торговки наркотиками. Или еще кто похуже…
— Ничего я не говорил! — Мы стояли посреди тротуара, и Ерошка тяжко сопел, растопырив локти.
— Говорил, говорил, — не поверила ему и мне Зинка. — А знаете почему? Сводит счеты. Мы ему три дня назад на пляже ухи накрутили.
— Молчи, козлиха крашеная, — с пружинистой угрозой произнес Ерошка и качнулся вперед. Я удержал его за плечо.
— За что же вы подвергли ребенка столь мучительной процедуре?— Ха! Еще не так надо было подвергнуть! — разом воскликнули красавицы. А Зинка, мотая клипсами, разъяснила: — Он знаете что? Он вертелся там у женских раздевалок и подглядывал…
— Врете! — взвыл Ерошка. — Дядя Слава, врут! Вот хоть кто буду, врут! Было бы на что глядеть, воблы драные!.. — Он рванулся, сжав кулаки, я опять ухватил цыплячьи плечи. В голосе Ерошки звучали нешуточные слезы. Девицы обворожительно просияли и пошли прочь, умело двигая попками.
— Шкыдлы паршивые! — взвыл им вслед Ерошка. — Дядя Слава, ну врут же совсем по-гадючьи!.. — В глазах его дрожали капли. Лопухастые уши были помидорными, словно их накрутили сей момент.
— Будь мужчиной, Ерофей. Стоит ли так реагировать на девчоночий треп! Я и сам вижу, что врут. Ты небось просто шел там, а они привязались…
Он все еще колюче растопыривал локти и дышал, как перегретая скороварка.
— Я… не просто шел… Мне там… надо было…
— Искал кого-то? — подсказал я.
— Да… — Он стал дышать потише, указательным пальцем почесал под носом. — Хотел встретить Еську…
— Кого?
— Одну… девочку. Она должна приехать сюда… и оказаться у реки… — Он еще раз чиркнул пальцем под носом и крепко замолчал. Будто понял, что сказал лишнее.
«Ну и ладно, не хочешь — не говори», — слегка обиделся я. Но сказал бодро:
— Инцидент исчерпан. Идем искать заведение общепита. Ерошка вскинул глаза. В них все еще был излишек сырости, но «ухи» уже принимали нормальную окраску.
— Если еще раз коснешься финансовых вопросов, поступлю с тобой как Нэлька и Зинка, — сурово предупредил я. — Или как Софья Мироновна с Мотей. Она сочла меня твоим папашей, значит, имею право…
Он не возмутился. Конфузливо шмыгнул носом, хихикнул:
— Не надо как Мотю, я уже большой. Лучше просто дай по шее тума`ка.
— Чего-чего?
— Тума`ка, — увесисто повторил Ерошка. И на ходу пнул кроссовкой блестящую пивную пробку.
— Могу и дать. Только надо говорить «ту-ма-ка`». Грамотей…
— Можно и так… Но «тума`ка» больше подходит.
— Для твоей шеи? — хмыкнул я. Он глянул искоса и буркнул:
— Не для шеи, а для стихов…
— Это для каких же?
Ерошка поддал ногой очередную пробку. Вздохнул:
— Которые… я сочинил.
Я помолчал, переваривая информацию. Надо же — он сочиняет стихи! И сказал очень осторожно:
— А про что они?
— Ну, так… про обезьяну…
— Из-за которой ты ногу ободрал? — вспомнил я.
— Не… Про другую. — Ерошка шел сбоку от меня, с опущенной головой, на которой все еще сохранялась «интеллигентная» прическа.
Я сказал с прежней осторожностью:
— Может, расскажешь… стихи-то?
Ерошка не стал упрямиться. Лишь спросил тихонько:
— Смеяться не будешь?
— Я, по-твоему, кто? Полная скотина?
— Ну ладно… — И, не поднимая головы, он забубнил на ходу. Негромко, но разборчиво:
У меня жила макака —Очень вредная была.Я разок ей дал тума`ка,И тогда она ушла.Насовсем…
Хоть была она вреднюга,Но меня печаль грызет.А она живет на югеИ обратно не придет.Никогда…
Иногда меня заплакатьДаже тянет по ночам —Так мне жаль мою макаку,Что я стукнул сгорячаКулаком…
Он попыхтел, словно закончил тяжкую работу. И буркнул:
— Ну вот… все…
— М-м… у тебя несомненный литературный дар, — сказал я почти честно.
Он хихикнул — знакомо так, «по-ерошечьи»:
— Есть в кого…
— Это в кого же?
— Мало ли… А тебе понравилось?
— Да… Ощущается в твоих виршах этакая… драматическая струна…
Ерошка вдруг развеселился:
— Чего-чего? Это же дурацкие стихи! Шуточные! А ты думал, в них душевное страдание? Ха!..
Я хотел сгрести его за кофту и дать тумака. Или поступить как с Мотей. Но этот «Кикимора» отскочил и заприплясывал в трех шагах.
— Иди сюда, пиит недозрелый! А то хуже будет! — зверски сказал я.
Он, танцуя, вытянул руку:
— Смотри! Вон столовая.
Мы подошли. Дверь была распахнута, но поперек прохода висел шнурок с табличкой «Обед».
— Кому обед, а кому шиш без масла, — резюмировал я. Впрочем, без большой досады. Запах, доносившийся из полутемного помещения, не повышал аппетита: кислая капуста и вчерашняя вермишель.
Ерошка примирительно взял меня за рукав.
— Дядя Слава, да ну ее, столовую. Пойдем на Катерную пристань. Там есть один человек, мой знакомый. Он в это время всегда варит обед. Хватит на всех…
— Что за человек? — спросил я без удовольствия.
— Ну, заведующий пристанью, дядя Жора. Он с дядей Альбертом учился в одном классе…
— Слушай! Но ты же знаешь, что никакого дяди Альберта нет! И не было…
Ерошка опять весело отодвинулся.
— Дяди Альберта нет, а дядя Жора есть.
— С тобой не заскучаешь, — только и сказал я.
— Ага… — выдохнул Ерошка, но уже без прежней веселости.
…Мы прошагали через новые многоэтажные кварталы, которые были мне совсем незнакомы. И снова оказались на берегу — неподалеку от похожего на крепость монастыря. Здесь берег был особенно высок. И он спускался к воде не просто крутыми откосами, как помнилось мне с малых лет. Теперь откосы эти перебивались длинными террасами, по которым тянулись одноэтажные улочки с тесовыми крышами, с рябиной и сиренью в палисадниках. Вот удивительно: улицы старые, с кривыми домишками явно довоенной постройки, а я их не помню…
Да, но как же не помню, если знаю, что верхняя называется Тополиный Скат, средняя — Лесосплавщиков, а нижняя — Лодочная!
Я тряхнул головой. Пространство охотно перелистнуло еще один прозрачный слой, и то, что было странным, стало обычным (только Малогда ли это или уже нечто другое?).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});