С другой стороны, Аметист не могло не оскорблять надменное предубеждение его отца против ее профессии. Всякий раз воспоминание об этом будило в ней острую вспышку гнева, и милые губки кривила язвительная гримаса, совершенно не вязавшаяся с обликом «приличной юной леди». Возможно, подчас ее появление на сцене чересчур пылкая часть публики приветствовала слишком откровенно и шумно, однако полученные за представление деньги позволяли им с мамой обеспечивать свои скромные нужды и ни от кого не зависеть. И пусть им не удалось выдвинуться дальше вторых ролей — зато папа был по-настоящему великим артистом. У нее нет никаких причин стыдиться своей профессии. Что же касается тех скользких предложений, с которыми иногда сталкиваются актрисы, она попросту не собиралась их замечать. Впрочем, их никто никогда ей и не делал, а вот Уильям вечно заводит об этом речь и считает, что она не соглашается на брак нарочно, чтобы отомстить ему за предубеждения его отца. Может, отчасти так оно и есть, и… Если бы она могла разобраться в своих чувствах!
По крайней мере, в одном девушка была уверена вполне: для Ямайки наступили тяжелые времена, и плантация Шеридана не стала исключением, а явиться туда яблоком раздора Аметист не позволило бы чувство собственного достоинства. Голод, эпидемии, бесконечные ураганы, уничтожавшие посевы, — все это требовало максимального напряжения сил, а значит, Щеридан-старший и Шеридан-младший должны стоять плечом к плечу, чтобы избежать разорения. Аметист слишком ценила кровные узы — особенно теперь, когда не стало ее мамы, — и ни за что не согласилась бы встать между отцом и сыном. Лучше уж заняться своими проблемами — а их тоже немало: не далее как вчера ей стало известно, что в «Америкен компани» поговаривают о скором возвращении на материк. Война за независимость увенчалась победой, и многие стремились вернуться на родину. Не дай Бог, Уильям узнает об этом — он просто не даст ей проходу!
Ее размышления прервал приглушенный мужской голос, доносившийся из соседней комнаты, — должно быть, кто-то разговаривал с Тилли. Аметист глянула на часы на ночном столике, и ей стало слегка не по себе. Уильям собирался явиться не раньше чем через час. Неужели что-то стряслось на плантации?
Желая выяснить это как можно скорее, девушка кое-как накинула на кровать покрывало и, распахнув дверь, озабоченно воскликнула:
— Уильям, что ты здесь делаешь в такую рань? Я не думала…
И тут же замолкла на полуслове под пронзительным взглядом серо-стальных глаз.
Рано утром «Салли» на виду у всех гордо вошла в Кингстонскую гавань. Ее экипаж едва сдерживал нетерпение — всем хотелось, как можно скорее оказаться на берегу. Дэмиен как ни в чем не бывало, явился к начальнику порта и предъявил поддельные бумаги на корабль, с великолепной выдержкой игнорируя недоуменные гримасы на физиономиях тупых служак, чуть ли не вылизавших каждый документ. Однако придраться было не к чему, и его отпустили с миром, поставив все нужные отметки. Впервые в жизни ограниченность чиновников от мореходства принесла Дэмиену пользу. Он не боялся предательства тех, кто знает его в лицо: верные друзья промолчат, а враги побоятся его пресловутой обеа. Ха! Вот шутка так шутка! Посмеиваясь над суеверными островитянами, капитан с довольной улыбкой спустился к себе в каюту, чтобы переодеться. Сами себе создали идола — и сами же его боятся! Все как один, кроме… кроме проклятой малявки с фиалковыми глазищами в пол-лица. Судя по всему, эта пигалица плевать хотела и на него, и на его славу колдуна-чародея.
Стараясь подавить невольное раздражение, Дэмиен торопливо переменил костюм и вышел из каюты, подгоняемый все той же смутной тревогой, что не давала ему покоя на протяжении последнего плавания.
Вскоре он уже стоял возле дома, в котором жила Аметист со своей служанкой. Достаточно было одного взгляда на голый, невыразительный фасад, чтобы его сердце принялось отбивать прямо-таки сумасшедшую дробь. Злясь на свою неуместную впечатлительность, Дэмиен с суровым видом поднялся на крыльцо. Он хотел было постучать, но передумал — разве не его щедрость поддерживала существование здешних обитателей на протяжении целых трех лет?
Капитан рывком распахнул дверь, не на шутку напугав рослую мулатку. Тилли, громко охнув, приняла молитвенную позу и стала раскачиваться, напевая какое-то заклинание; в ее темных глазах застыла смесь ужаса и благоговения.
Чувствуя, как в его груди вскипает волна необъяснимого гнева, Дэмиен довольно грубо спросил:
— Где твоя хозяйка? Мне надо с ней поговорить!
— Она у себя в спальне, капитан. — Грудной голос служанки задрожал.
— Ну, так ступай и скажи, что я пришел! Или прикажешь мне дожидаться ее целый день?
На самом деле Дэмиен чувствовал, что терпение его на исходе; он больше не в силах ждать и вот-вот сорвется, если сию же минуту не увидит Аметист. Дьявольщина! Что за морок напустила на него эта девчонка?
В тот же миг, как будто что-то почувствовав, Аметист неожиданно открыла дверь и, встав на пороге, с тревогой спросила:
— Уильям, что ты здесь делаешь в такую рань? Я не думала…
Взгляд широко распахнутых лавандовых глаз словно приклеился к его лицу, и Дэмиен ощутил, как все внутри у него замерло. Это были все те же запомнившиеся ему огромные глаза в обрамлении черных пушистых ресниц, но… Господь свидетель, он смотрел и не мог насмотреться, замечая все новые перемены в этом знакомом — и в то же время незнакомом ему облике женщины-ребенка. Все в ней поражало совершенством — нежный овал лица, обрамленного блестящими, черными как ночь длинными локонами, идеально вылепленные, слегка приподнятые скулы, чистая гладкая кожа, лишь чуть-чуть тронутая загаром, с проступавшим под ней неярким румянцем, тонкий и прямой нос. Выразительные влажные губы, казалось, были словно нарочно созданы для поцелуев…
Неожиданно капитан обратил внимание на то, что эти губы выражают крайнее недовольство, а тонкие, изящные руки сжались в кулаки; но даже это не умерило его восхищения стоявшей перед ним юной красавицей. Напротив, Дэмиен почувствовал, как его охватило неистовое желание завладеть ею навсегда, холить и лелеять, стать ее повелителем и защитником.
Забывшись, он даже протянул к ней руки, но его тут же остановил звонкий гневный голос:
— Что вы здесь делаете?
С трудом подавив свой порыв, Дэмиен сердито прищурился:
— Судя по всему, ты изменилась только внешне, а в душе осталась все той же маленькой паршивкой, не так ли, Аметист?
— Капитан Стрейт, — язвительно отвечала девушка, намеренно пропуская мимо ушей оскорбительное замечание, — ваш визит вежливости немного запоздал! Мамы здесь больше нет, так что некому будет тешить ваше больное самолюбие бесконечными благодарностями!