Читать интересную книгу Лики времени - Людмила Уварова

В сущности, почему бы и не согласиться? Всеволожский обойдется как-нибудь и без нее, во всяком случае, если и пошебаршит малость, она быстро его успокоит.

— Право, не знаю, — притворно смущаясь, сказала Ольга. — Это все как-то неожиданно…

— Во всяком случае, сегодня я вас не отпущу, — решительно заявила Ада. — Будете ночевать у меня, это будет для вас проверка, хорошо? Если вам понравится, тогда, значит, вы поживете у нас, договорились?

Ада отправилась на кухню, Ольга прилегла на широкий диван, стоявший между окнами, закинула руки за голову.

Ада принесла поднос из кухни, на нем — жареный цыпленок, салат из свежих помидоров, копченая грудинка, кофе в маленьких чашечках, домашнее печенье, испеченное, как сказала Ада, по особому рецепту.

— Кушайте, прошу вас, — Ада разбросала по столу тарелки с закусками. — А я погляжу, как вы будете кушать.

— А вы что же? — удивленно спросила Ольга.

Ада грустно развела руками:

— Мне нельзя, на строгой диете сижу, самой, что ни на есть, строжайшей, вы же помните, у меня была серьезная операция.

Ольга уплетала за обе щеки. Все было так вкусно, так хорошо приготовлено! И в самом деле, жить на этой даче, на всем готовом, и чтобы кто-то подавал тебе вкуснятину и убирал со стола, так, чтобы не знать ничего, ни мытья посуды, никаких вообще забот, что может быть лучше?

Потом Ада натянула на стену веранды белую простыню, стала показывать слайды, поясняя:

— Это мы в Австралии, все вместе, а это в ФРГ, в Дортмунде, это в Париже, возле Триумфальной арки, а это в Лондоне, на Пикадилли, Пикадилли была любимая улица нашей дочки, всегда по воскресеньям просила папу: «Пошли на Пикадилли…»

— Как вы много ездили, как много видели, — сказала Ольга.

— Да, много, — кивнула головой Ада. — Иногда ночью, когда долго не спится, начну вспоминать, где мы только не были, даже не верится, неужели это я, Адочка Здрок, моя девичья фамилия Здрок, папа был украинец, родом из Волыни, там у всех такие странные фамилии, неужели, думаю, я, Адочка Здрок, которая когда-то жила в своем Чернигове, летом ездила в Остер, на берегу Десны, и думать не думала, что увидит когда-нибудь какую-либо чужую страну, и Канаду, и Австралию, и Канарские острова, и даже Азорские, те самые, о которых писал Маяковский?..

— Конечно, это счастье, — сказала Ольга, стараясь, чтобы голос ее не звучал завистью, с трудом подавляемой. — Это, поверьте, счастье…

— Наверно, — согласилась Ада. — Но, по-моему, счастье — это прежде всего здоровье, нет здоровья — ничего нет, поверьте…

О, непостижимость человеческой природы! Ольга слушала пояснения Ады: «Здесь мы в Париже… А здесь на Пикадилли… Здесь в ФРГ…» и следила за тем, чтобы ни единого слова не вырвалось наружу, слово, о котором позднее она могла бы пожалеть.

«Почему? Ну почему этой глупышке, примитивной, словно мычание, так везет? Почему она запросто перечисляет страны, в которых ей довелось жить, не так, как другие, ездившие с туристской группой, сегодня в одном городе, завтра уже в другом, и все наспех, торопливо, трясясь в автобусе…»

Если бы ей, Ольге, выдало такое вот счастье — увидеть мир, пожить подолгу то в одной стране, то в другой, — она не Ада, она бы многое могла увидеть, заметить, запомнить, понять и, кто знает, может быть, впоследствии и написала бы какие-нибудь путевые очерки или далее повесть, а возможно, и роман…

Внезапно Ада зажгла свет.

— Простите, — сказала, слабо улыбаясь. — Я что-то устала, может быть прервем?

— Ну конечно же, — торопливо ответила Ольга. — Что за вопрос!

Ада прилегла на диван. Лицо ее побледнело, крупные капли пота блестели на лбу.

Ольга испугалась. Вдруг это с нею какой-то приступ, что тогда делать?

— Полежите спокойно, сейчас полегчает, — сказала Ольга.

— Это у меня бывает часто, — сказала Ада, с усилием улыбаясь, голос Ады звучал слабо, еле слышно. — Вдруг ни с того ни с сего…

Ольга молча глядела на нее. До чего побледнела, совсем восковая сделалась. Наверное, и в самом деле, она тяжело больна…

Однако прошло еще какое-то время, и Аде стало лучше. Щеки ее слегка порозовели, дыхание стало ровнее. Улыбнулась, вскочила с дивана.

— Мне уже легче. Все прошло. А вы, я видела, испугались, верно? Подумали, очевидно, что я с нею буду делать здесь, на даче, когда никого нет? А вдруг сыграет в ящик?

— Ну, зачем вы так?

Про себя Ольга удивилась, дурочка дурочкой, а ведь вот, в проницательности не откажешь, все как есть поняла!

Ада подошла к зеркалу, пригладила волосы.

— На кого я похожа? Ужас что такое, Валерий приедет, не узнает меня…

Обернулась к Ольге:

— Не то что вы. Вы — воплощенное здоровье, гляжу на вас с белой завистью…

— У меня тоже свои хворобы, — Ольга притворно вздохнула. Была бы здесь Светлана, она, возможно, поняла бы Ольгины слова по-своему и, пожалуй, не ошиблась бы: Ольга, подобно Славику, боялась чужой зависти и потому иной раз любила пожаловаться на некие болячки, которые одолевали ее, особенно любила жаловаться перед истинно больными людьми, чтобы не позавидовали и не сглазили бы…

— Сейчас будем чай пить, — решила Ада и отправилась на кухню.

Ольга рассеянно перебирала слайды, иногда разглядывала их на свет, когда-то эти маленькие картонные квадратики обвевал ветер далеких стран, Ольге казалось, до сих пор еще они хранят дыхание этого куда-то умчавшегося ветра.

Если бы увидеть Триумфальную арку, улицу Пикадилли, картинную галерею в Мюнхене…

— Вы давно женаты? — спросила Ольга, сидя с Адой за столом.

— Ужасно давно, скоро серебряную свадьбу справлять будем. Мы очень нуждались в молодости.

Она усмехнулась, словно давние, невеселые воспоминания согревали ее.

— А потом Валерий перешел в Агентство «Новости», потом написал свою первую книгу о колониализме в ЮАР, он в ту пору уже съездил в ЮАР, и так быстро, знаете, написал книгу, буквально за четыре месяца.

— И с тех пор ваше положение стало улучшаться? — спросила Ольга.

Ада кивнула.

— Да, в общем, первая книга открыла путь, как говорится…

— А Валерий Алексеевич много работает? — спросила Ольга.

— О, ужасно много, он такой усидчивый, — Ада вздохнула. — Я ему иногда говорю: оторвись хотя бы ненадолго, пойди, погуляй, куда там, сидит здесь, в своем кабинете, и пишет с утра до вечера!

— Я люблю прилежных и трудолюбивых людей, — сказала Ольга.

— Вы знаете, и он тоже, — подхватила Ада. — Он тоже говорит всегда: предпочитаю подлинных тружеников, презираю лентяев. И Светлана в него, тоже труженица, в школе училась на одни пятерки и в университете тоже учится, говорят, лучше всех.

— Вы москвичка? — спросила Ольга.

— Нет, я же говорила, что родилась в Чернигове. Но потом папа умер, и мама вышла во второй раз замуж за москвича, и мы переехали в Москву. Мне тогда было лет десять…

— А Валерий Алексеевич? Он москвич?

— Нет, что вы, он с Волги, родился в Угличе, там прожил лет, наверное, до пятнадцати, потом его дед, у него был дед — строитель метро, очень славный старик, я еще застала его, он вызвал Валерия к себе, в Москву, и тут Валерий поступил в университет, окончил его, потом еще учился в институте международных отношений, но это уже тогда, когда мы поженились, много позднее…

— А кто его родители? — Ольга продолжала выспрашивать, то ли в силу журналистской своей привычки все всегда знать, обо всем иметь точную информацию, то ли потому, что хотелось собрать больше сведений о Готовцеве.

— Родители у него были простые люди, отец — слесарь на заводе. Валерий до сих пор влюблен в свой Углич, вы себе не представляете, как он его любит, говорит: нет нигде в мире краше места, чем Углич. Знаете, какое у него заветное желание? — Ада даже глаза расширила. — Когда мы окончательно состаримся, то переедем в Углич, купим там небольшой домик и будем доживать свой век на берегу Волги в родимом Угличе…

— И как вам? Нравится такая перспектива?

— Мне?

Ада задумалась ненадолго, потом подняла на Ольгу кроткие глаза.

— Не во мне дело, Олечка. Я знаю, что не доживу до старости. Так что, если суждено исполниться его мечте, то уже, наверно, с кем-то другим…

Утром приехала Светлана. Увидела Ольгу, удивленно сощурилась, однако поздоровалась довольно вежливо, даже спросила:

— Вам не скучно здесь, в одиночестве?

— Но я же с вашей мамой, — ответила Ольга. — Так что об одиночестве уже нечего говорить.

Поначалу она звала Светлану на «ты», но как-то так получилось, что вскоре перешла на «вы», должно быть потому, что видела неприветливость, даже затаенную враждебность Светланы.

— Я ненадолго, — объявила Светлана. — Решила только объявить, что папа звонил. Он приезжает завтра, в четверг.

— Ну да? — радостно удивилась Ада. — Так быстро? Вот хорошо-то! — Но вдруг лицо ее омрачилось: — Почему так быстро? Ведь прошла всего лишь неделя, он рассчитывал пробыть в Вене дней десять, не случилось ли с ним чего? Он здоров? Да? Не скрывай от меня ничего!