- Вопрос третий. Экспедиция выполнила все свои задачи?
- В части медико-биологических исследований - да. В остальном - не знаю.
С каким удовольствием я раздел бы этот факт до конца! Но, увы.
- Вопрос четвертый: отчего умер Сомов?
Последовала пауза. Потом Калуца знаком показал, что просит остановить запись. Я остановил и знаком же дал ему это понять. Он кивнул.
- Вероятно, это ваш главный вопрос. Я полагал, что вы его зададите несколько позже. Но вы его задали теперь. Ответ я дам. А почему я не хочу, чтобы он был задокументирован, вы поймете сами. Это один из тех вопросов, который содержит в себе факт, не поддающийся раздеванию. Как только вы его попытаетесь раздеть, он начнет одеваться еще сильнее... Так вот, с моей точки зрения, Сомов вовсе не умер и даже наоборот. Оба Сомова живы и здравствуют.
Я не то, чтобы опешил, а скорее, был выбит из седла. Все вопросы, которые я хотел задать, немедленно потеряли смысл. А какие новые вопросы можно и нужно было задавать я не знал и спросил первое, что пришло на ум:
- Это связано с медико-биологическими исследованиями?
- Безусловно. Хотя нет. Скорее, в какой-то мере.
- Ага... Хм... Но где же он, в таком случае?
Лицо Калуцы... Не знаю, мне как-то раньше не приходилось видеть лицо, выражающее такую внутреннюю муку.
- Вчера, - тихо произнес он, - вчера вы с ним беседовали.
- Но... Позвольте... А где же в таком случае второй Сомов?!
- Вы беседовали о обоими.
Вероятно, мое лицо при этом что-то выражало. Судить о том, что именно, я не берусь. Просто не знаю, что там оно могло выражать.
- Так что же, - выдавил я, - он был един в двух лицах?
- Наоборот. Двое в одном лице.
- Но это же бред!
- Это, тем не менее, факт. Хотите - раздевайте, хотите нет, но это факт.
- Да-а.., - произнес я, - факт, так факт. И что мне теперь делать, с этим фактом?
- Вы слишком узко ставите вопрос. Вопрос надо ставить шире, много шире. Что нам всем с ним делать? Всему человечеству? А?
- Вот уж не знаю... Всему человечеству... А может быть, ему наплевать?
- Ни в коем случае! Человечество поставлено перед фактом. Ему не может быть наплевать! Неужели вам это непонятно?!
- Мне-то может быть и понятно, а насчет человечества... Черт его знает! И есть ли оно, как таковое, - все человечество?
- Есть, есть - можете не сомневаться... Мне кажется, пора нашу беседу заканчивать. Отправляйтесь к своему начальству, доложите, постарайтесь донести и не расплескать. И попробуйте понять, какие вопросы имеет смысл задавать теперь. Мне важно... Всем нам важно, чтобы постепенно родилась уверенность, что это - самый что ни на есть из фактов факт. Более того, вы обязаны его неопровержимо доказать. Понятно? Неопровержимо!
- Понятно... Ничего непонятно! Кому, собственно, доказать?
- Человечеству.
- А-а, вот так?!
- Вот прямо так.
- И что потом?
- Потом, как водится, суп с котом. Всего вам доброго...
Он церемонно, проводил меня до двери.
Я вышел из кабинета настолько ошалевший, что забыл попрощаться с личным секретарем.
Очнулся я только в гостинице. Сначала я дернулся было вызвать Сомова, но потом сообразил, что совершенно не представляю, о чем с ним говорить. И как. И тогда я вызвал Спиридонова. Он вызвался подозрительно быстро и прямо с лету, едва проявился на экране, поинтересовался:
- Привет. Есть новости?
- Есть, - сказал я.
- Ну-ну... Чего надо?
- Я пожалуй, прилечу.
- Давай, прилетай... А то может еще поработаешь? Или надо?
- Ох, надо, шеф!
- Сам ты шеф!.. Может быть сначала на Марс?
- А зачем мне на Марс?
- Свеаборг там.
- Да?.. Нет, шеф. Прилечу.
- Ну-ну... Давай, прилетай. Жду.
Когда я появился в отделе, то застал там целую группу сослуживцев с многозначительными лицами. И счел за благо сделать такое же. Воизбежание. Особенно многозначительное лицо было у Штокмана. Он поманил меня пальцем, а когда я приблизился, показал через плечо на дверь кабинета Спиридонова и поднял его вверх.
- У себя? - спросил я.
- Ждет. Только что здесь был Шатилов.
- Серьезно?
- Лично. Тебе знакома фамилия Свеаборг?
Я насторожился.
- А в чем дело?
- Два часа назад Джон радировал с Марса. Свеаборг погиб... Или.., - Штокман умолк, как будто поперхнулся. Его лицо сделалось еще многозначительнее.
- Ну, что "или"?
- Неясно. Предполагают самоубийство.
- Кто предполагает?
- Не знаю. Кто-то там предполагает, а кто именно непонятно. Шеф злой как черт. Наорал на Шатилова.
- Шеф - на Шатилова?!
- Натурально - своими ушами слышал. Ты, говорит, старый хрен, мало тебя били, а тебе все неймется. А я, говорит, тоже старый дурак... Мы тут как раз совещаемся по этому поводу.
- И к какому выводу пришли? - поинтересовался я, рассматривая многозначительные лица своих коллег.
Карпентер хмыкнул, а Сюняев поморщился и устремил взор в потолок.
- Есть мнение, что ты скоро станешь большим начальником, - сказал Карпентер задумчиво.
- Да, - подтвердил Штокман, - такое мнение имеется.
- А что думает Сюняев?
- Сюняев думает, что хрен редьки не слаще, - сказал Сюняев.
Сюняев был моим личным оппонентом в любом деле. Но ему этого было мало. Он был моим личным другом, а посему считал своим долгом при всяком удобном случае еще раз заявить широкой общественности, что по своей сути я тупой и ограниченный человек, не способный на принятие самостоятельных решений и лишенный всякой способности сделать хотя бы один логически безупречный вывод из самых тривиальных посылок. Сам Сюняев был, разумеется, тонким психологом, широким мыслителем, эрудитом и аналитиком, а плюс к тому, эстетом, знатоком лирики, поэзии, ценителем юмора и прочая, и прочая.
Я уже было собрался развернуть перед его взором панораму событий, исходом которых станет ситуация, при которой я, Гиря, крупный начальник, а он, Сюняев, - мелкий и жалкий подчиненный, постоянно третируемый и гонимый по всякому ничтожному поводу и без повода, а ко всему прочему, лишенный возможности созерцать пейзаж за окном в рабочее время, поскольку отныне его место будет возле двери и лицом к стенке, но в это время дверь кабинета Спиридонова распахнулась, на пороге появился он сам и уставился на меня так, как будто я с Луны свалился.
- А-а-а.., - протянул он, - это ты? Ты что тут делаешь?
Я растерялся.
- Да вот... Обсуждаем тут...
- Давай заходи, нечего обсуждать. А ты, Сюняев, бери Штокмана и бегом к Тараненко. Скоренько ознакомьтесь с делом и чтобы завтра же вылетали... Заходи.
Спиридонов вернулся в кабинет, где воцарился на стуле, а я задержался.
- Куда летите? - спросил я шепотом Штокмана.
- Куда, куда... На Марс, а потом еще дальше, - буркнул он в ответ. - Черт бы их всех побрал - у меня два дела на шее, а тут еще этот Свеаборг!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});